Тайна старого городища - Константин Мстиславович Гурьев
Получив пакетик с двумя стодолларовыми бумажками, Сава сказал ничего не знающему курьеру:
— Запомни сам и Левому передай: ни ты, ни он ничего не знаете. Ты мне ничего не передавал, ничего не вез, понял?
Дождавшись кивка, сказал:
— Ты вообще в Москву в кино приехал.
Сава огляделся, выбрал самую большую афишу:
— Сейчас мотоцикл свой оставь где-нибудь, садись в метро и езжай на Арбат в «Художественный», там югославский детектив идет. Скажешь, что из-за него приехал, а меня случайно встретил.
Он внимательно посмотрел на ничего не понимающего парня и спросил:
— Ты все запомнил? И — главное, мы с тобой встретились случайно. Ты меня спросил, как на Арбат проехать, а я сказал, что лучше на метро. Всё, езжай! — скомандовал Сава.
Он никому не смог бы потом объяснить, почему так сделал, но, когда его через пару часов взяли с инвалютой в сумме двухсот долларов Соединенных Штатов Америки, рассказывал одну и ту же историю: доллары он купил у какого-то пьяного мужика, который жаловался, что его подло обманули, заставив обменять родную русскую бутылку водки на эти паршивые бумажки.
На вопросы о курьере сначала вовсе удивленно уточнял, кто это такой?
Потом «вспомнил» и рассказал о югославском детективе, который подмосковный придурок захотел посмотреть. На другие вопросы о мотоциклисте отвечал просто: ничего не знаю больше.
Мотоциклиста тронули только раз и, услышав его рассказ о том, что в «югославском кино» по экрану бегала совсем голая баба, больше не вызывали. Ну, ясно, какой интерес у парня в шестнадцать лет.
Саве же не поверили, едва подняли дело отца. Версия была простая: отец где-то припрятал доллары «на черный день», а сынок их решил в дело пустить.
Доставленный из колонии отец был ни сном ни духом, как говорится, поэтому был ошарашен и орал, как сумасшедший, а потом просто потерял сознание. Придя в себя, обнял сына, заплакал, стал умолять раскаяться и все рассказать, но Сава стоял на своем, не отрицая, что был «умысел на извлечение нетрудовых».
Ему, конечно, не поверили, но отца от этой истории «отцепили», просто вернув на продолжение отсидки. А Сава отправился по приговору на три года. Там ему и восемнадцать исполнилось. Со всеми вытекающими.
До этого он никогда не встречался с настоящими уголовниками и не знал их законов, но, оказавшись в колонии для малолетних, с самого первого шага вел себя так, будто в милиции собрались все его враги.
Во взрослую колонию он пришел уже известным человеком, живущим «по понятиям» и ни перед чем не останавливающимся, когда речь идет о том, чтобы наказать тех, кто понятия не принимает. В общем, когда встал вопрос: можно ли Саву считать «вором в законе», голосов «против» почти не было.
Однако истинная звезда Савы вознеслась, когда стали расти как грибы после дождя кооперативы горбачевских времен, а вслед за ними стали появляться совсем новые «пацаны», которые ни «понятий», ни «воров в законе» не признавали. Налетали и глушили, будто в «войнушку» играли, только настоящими стволами. Вот тогда Сава и стал отрабатывать первые схемы, где экономический интерес одних смыкался с желанием других жить. Просто жить.
Охранять этих «барыг», если уж все называть своими именами, было и трудно, и бесполезно, и Сава создал сеть осведомителей, которые заранее извещали о планах «накрыть» того или иного «кооператора».
Однако для него эта «защита» была только видимостью, за которой начинал исполняться план по созданию «серьезного» бизнеса.
Надо признать, что в этом смысле Сава и Чубайс были очень близки, хотя ни разу не виделись, а Чубайс о Саве и вовсе не знал.
В довольно скором времени Сава понял, что прежние времена минули в прошлое, и о них надо просто забыть. Именно тогда произошел случай, который познакомил его с Вороновым.
13
Домой они вернулись около полуночи такие уставшие, что у Ирмы даже не было сил ужинать Воронова. Ушла спать, схватив со стола помидор.
Алексей же, напротив, попросил покормить его плотно, от души, и ел с видимым удовольствием, то и дело хваля Нателлу, которая на лесть никак не реагировала, но бутылку самогонки на стол поставила, сказав «кедровая».
Воронов и участковый выпили три раза по полстаканчика и бутылку отставили.
Участковый — старший лейтенант Кашуба Матвей Ильич — дожидался их там же, где ему велел быть Воронов, уезжая, и встретил его как командира — откозырял и отчитался о проделанном. Воронов хотел, чтобы Ирма сразу дала показания, но она так глянула, что Алексей лишь коротко и натужно хохотнул и отстал.
Они с участковым еще немного поговорили о том о сем, пока наконец не ушла в избу и Нателла, велевшая все, что не съедят и не выпьют, убрать на место.
После этого, подождав еще пару минут — пусть всё успокоится, — Воронов спросил:
— Ну а вы как тут развлекались?
Участковый не стал ни обижаться, ни играть рубаху-парня, ситуацию обрисовал коротко,
