Клуб «Ритц» - Алексей Миллер
В ответ он засмеялся. Проходит несколько минут. Он не унимается. Смех переходит в хохот. Паша даже останавливает машину у края дороги, потому что не может унять раскаты хохота, от которых он, наверное, согнулся бы пополам, если не мешал бы руль. Я спрашиваю, чем я вызвал такую реакцию. В ответ он, немного успокоившись, говорит:
– Я представил, как я молюсь винтам и шурупам. Ты не понимаешь только потому, что не веришь ни во что. И никогда не знал веры. В наши дни многие верят в Бога как бы наполовину. Ну, типа как ты. По христианским праздникам верят, все остальное время – нет. Ты должен понимать, что такая вера не стоит и гроша ломаного. Вера либо есть, либо ее нет. Бог не может существовать иногда. Я знаю, что Он есть. А ты не знаешь. Сейчас ты можешь согласиться со мной, даже быть уверенным, что это искреннее чувство, что Бог существует и что Он милостив. Но, если будешь рядом с Олей, прости за такое сравнение, ты станешь самым лютым атеистом. Потому что твоя вера основана на чувствах к тому или иному человеку.
Я перестаю его слушать. Его фраза, словно ножом, полоснула меня. В эту минуту я уже хочу стать самым большим богоненавистником, потому что она такая. Паша это сказал не случайно. Он знает ее очень хорошо. Я смотрю в окно. Мы выезжаем из города. Куда мы едем? Да какая сейчас разница? Оля – атеистка. От этой мысли мне становится невероятно приятно, я рад любой крупинке информации о ней, которую получаю. Мне становятся неинтересны размышления Павла. Лучше бы он рассказал еще что-нибудь о ней. Он же продолжает говорить, не замечая, что я стал слушать его менее внимательно.
– Ты должен понять, что тебе нужно. Обрети для начала веру. Даже если и не в Бога, то хотя бы во что-то. Абсолютный атеист сильнее и счастливее наполовину верующего, так как твердо уверен, что есть исключительно законы физики. Он рассчитывает только на них. Он не колеблется по жизни, быстрее добивается целей. Это придает ему стойкость. Верить наполовину – значит не верить вообще. Поверь, я не вербую тебя. Я просто даю совет. Верить в Бога – это как признавать всю красоту и необъятность нашей вселенной. Мне страшно вспоминать мою жизнь, когда она была лишена Его.
– То есть ты признаешь атеизм? – спрашиваю я, думая опять об Оленьке.
– Бог есть. И неважно, веришь ты в Него или нет. Он все равно существует. Только Он не сможет помочь тебе, если ты не открыт для Него.
– А если я допускаю его существование, но в жизни…
– Здесь не надо ничего допускать! – перебивает он меня. – Что значит допускаешь? Это Он будет решать, допускать тебя в рай или нет. Вера на то и вера, что она безоговорочна. Бог может открываться для каждого по-своему. Но его Дух един.
Сейчас самым правильным было бы согласиться с ним и не спорить, хоть его речи и полны противоречий. Меня учили не оскорблять верующих. Но теперь, когда я знаю религиозные убеждения Оли, хотя и так о них догадывался, во мне проснулось то чувство, которое я уже давно не испытывал – любовь к бесполезному спору, в котором я не имею никакой явно выраженной собственной позиции. Раньше я любил поговорить на тему существования Бога, особенно с глубоко верующими людьми. Просто ради интереса. Смотреть, как они начинают выходить из себя, доказывать что-то, а самому упиваться мыслью, что в принципе мне глубоко плевать на все, о чем оппонент говорит со столь сильными эмоциями. Сейчас у меня возникло именно такое желание.
– А где доказательства, что Бог есть? Ты сам себе противоречишь. Говоришь об атеистах, как о верующих людях.
– У тебя нет, а у меня их много. Более того, кто ты такой, чтобы тебе что-то доказывать?
– Я человек, который сильно запутался, – внезапно сдаюсь я, понимая, что у меня нет сил и желания вести дальнейший разговор на высокие темы.
– Давай оставим этот разговор на потом. Сейчас не самый подходящий момент, – внезапно переводит тему Павел, как будто почувствовав мою слабость. Удивительный человек. Наморщив лоб, он спрашивает меня: – Мы должны решить, что с тобой делать. Тебе есть, у кого укрыться на время?
– Нет, дома меня могут ждать менты, – в споре я совсем забыл о причине, по которой мы с Павлом встретились. – Я не знаю, куда мне идти.
– Поживешь пока у меня – пока не решим, как действовать дальше.
– Ты уверен? Ты ведь рискуешь, скрывая меня, – забеспокоился я. С другой стороны, иного выхода у меня нет. Ведь, если он сейчас передумает, мне вообще некуда будет идти.
– Проблемы надо решать, а не бояться их.
18
Поселок Тярлево. огромный коттедж у Павловского парка. Три этажа. Цокольный и первый уровни облицованы декоративным кирпичом, остальные два полностью сделаны из стекла. Участок огорожен двухметровым кирпичным забором. Заезжаем за ворота. К дому примыкает крытый бассейн, стены и потолок которого также выполнены из стекла голубоватого цвета. Еще один бассейн находится на улице, но сейчас он накрыт пленкой. Естественно, что в это время года им никто не пользуется.
На территории стоит дюжина статуй, похожих на те, что можно увидеть в парках, и которые зимой закрывают невзрачными деревянными коробками, покрашенными в зеленый цвет.
Дом, участок и сад, несмотря на позднюю осень – в очень ухоженном состоянии. Газоны идеально выстрижены, дорожки тщательно выметены. Нигде ни одного опавшего листа. Но в то же время все выглядит таким безжизненным и унылым, как будто здесь уже давно никто не обитает, и лишь дворник изредка заходит убирать территорию по старой памяти. Как интересно!
– Ты один здесь живешь?
– Последние годы – да.
– Один в таком большом доме! А что случилось?
– Раньше со мной здесь жила сестра. Но потом она переехала. Хватит пока вопросов. Чувствуй себя как дома.
– Спасибо, – вежливо отвечаю я, чувствуя, что Пашу начали раздражать мои вопросы.
Заходим в дом. Несмотря
