Светлана Алешина - Мимо кассы (сборник)
Если хотели убить Свету, то виноваты могут быть все. Буквально кто угодно, исключая четверых, кто имеет отношение к подписям в списках. А если хотели убить Дашу, то как раз эти четверо и могли это сделать. Осталось выяснить: кто же на самом деле должен был стать жертвой. Лариса невольно усмехнулась своим мыслям. Что и говорить, осталось совсем «немного».
Она вышла из кафе и в нерешительности остановилась. Пойти к Рите? Но с ней она уже общалась. К медсестре?
«Пойду к Вере Дмитриевне, – решила Лариса и повернула в сторону клинического корпуса. – С ней я еще не говорила. А с Ритой, думается, еще успею. Куда она денется…»
Вера Дмитриевна чопорно сидела у себя в кабинете и перебирала какие-то бумаги. Просто не медсестра, а профессор. При виде входящей Ларисы она не проявила никаких эмоций, а только вопросительно подняла голову. Она выглядела этаким реликтом викторианской эпохи, сдержанной и закрытой в себе английской леди.
– Я не помешаю? – вежливо спросила Лариса, прикрывая за собой дверь.
– Ну, вы все равно уже вошли, – сухо ответила Вера Дмитриевна. – К тому же мне было дано указание сверху помогать вам.
– Ясно, – через силу улыбнулась Лариса, стараясь быть максимально приветливой. – Тогда давайте сразу о деле. Сергей Юрьевич сказал, что вы хорошо знали Дашу…
– Ну, так сказать нельзя, – не меняя величественного положения, произнесла Соколова. – Хорошо ее, наверное, никто здесь не знал. Но работала чаще всего с ней я. Не знаю почему, но ее все время посылали в хирургическое отделение. А к больным она относилась всегда только как к неизбежной обузе. Она никогда не любила заниматься делом. Один из «люксовых» на нее даже жалобу накатал, – недовольно продолжила медсестра. – Она была все-таки грубой девочкой. А клиника у нас довольно специфическая: деньги за лечение платят большие, значит, и обслуживание должно быть на высшем уровне. А она все из себя принцессу строила – то ей не так сказали, то на нее не так посмотрели.
– И кто же был этот больной? – поинтересовалась Лариса. – Бизнесмен какой-то, я не помню точно… – ответила Соколова. – Это можно узнать у секретарши Риты, у нее все записано.
– Даша умерла оттого, что кто-то подменил бутылку с молоком. Кто мог теоретически это сделать?
– Да кто угодно, – поджала губы Соколова. – Учебные комнаты никогда не закрываются. Краж никогда не было, да там и красть-то нечего. Молоко обычно ставится в холодильник вечером. Так что…
– Вы присутствовали на занятиях?
– Нет, там обычно бывает Зоя Андреевна. Это ее обязанность, – сухо ответила Соколова.
– Зоя Андреевна – это кто?
– Главная медсестра.
– Но это же вроде вы? – недоумевала Лариса.
– У нас есть главная и старшая медсестры, – раздражительно ответила Соколова, как бы сетуя на непонятливость Ларисы.
– Ладно, оставим это. Я постараюсь со временем разобраться в вашей иерархии, – подражая ее сухому чопорному тону, сказала Котова. – Вернемся к смерти Даши. Неужели ничего нельзя было сделать? Разве нельзя было ее спасти?
– Можно было промыть желудок, но это если совсем сразу… – Вера Дмитриевна пожала плечами. – Я точно не знаю. Наверное, это было очень страшно. Мы здесь часто видим смерть, но чтобы вот так, на учебных занятиях, – это слишком. Здесь кто хочешь растеряется. Хотя если бы был на месте Сергей Юрьевич, то он, наверное, сообразил бы. Мужчины лучше ориентируются в экстремальных ситуациях.
Лариса не стала спорить с этим высказыванием, а только спросила:
– А почему его не было?
– Не знаю, – медсестра отвела глаза в сторону, – наверное, какая-нибудь срочная операция.
Они немного помолчали, прежде чем Лариса задала новый вопрос:
– А Света Косова? Ее вы тоже хорошо знали?
– Да, Света часто заходила в хирургию, ей это нравилось. Не то что Калининой. Света хотела стать хирургом. Я до сих пор не могу опомниться. Как такое могло произойти? Такая девочка хорошая! Добрая, общительная, всегда веселая.
– Мне говорили, что Даша тоже была общительной?
– Да, – неохотно призналась Вера Дмитриевна. – Но у нее все общение сводилось к вытягиванию информации из человека. Не замечаешь, как все и рассказал. Я часто это наблюдала, когда девчонки в перерывах болтали.
– Вы не любили ее?
– Нет, и никогда не скрывала этого, – категорично заявила Соколова. – Ее никто не любил, просто терпели и не хотели с ней ссориться. Даша не прощала обид.
– А как вы думаете, кто это мог сделать? Кто мог пойти на убийство?
– Не знаю, – равнодушно пожала плечами Вера Дмитриевна. – Я же говорю – кто угодно. О покойниках плохо не говорят, но Калинина, прости господи, была все-таки настоящей стервой. А вот Свету мне искренне жалко.
В это время в дверь постучали, и в ней показалась довольно хорошенькая девушка с короткими пушистыми волосами и слегка вздернутым носиком. Зеленые глаза смотрели с любопытством, переводя взгляд с Ларисы на Веру Дмитриевну.
– Заходи, Танечка, – любезно улыбнулась медсестра.
Девушка тут же вошла и, постоянно косясь в сторону Ларисы, назвала несколько фамилий. Вера Дмитриевна все старательно записала и только после этого представила Котову. Та, слегка наклонив голову, улыбнулась.
– Лариса… простите, не знаю вашего отчества, хочет с тобой поговорить, – назидательно, как классная дама, обратилась она к Тане. – Так что, пожалуйста, ответь на ее вопросы. Это староста группы, где училась Даша. Ее зовут Таня Сергеева. – Последние слова адресовались уже Ларисе.
– Хорошо, – с радостью согласилась Таня, и Лариса почувствовала, пожалуй, впервые, что в ее взгляде нет настороженности.
– Где бы мы могли поговорить? – спросила Лариса, обращаясь к Тане.
– Пойдемте, сейчас в холле никого нет. Там очень удобно.
Как только из кабинета все вышли, Вера Дмитриевна тотчас вскочила со стула и начала нервно ходить по комнате. Вся эта шумиха, поднявшаяся вокруг Даши и Светы, ей не просто мешала, а очень даже пугала. Нет, она не боялась, что эта женщина по имени Лариса, которая строит из себя суперсовременную леди, сможет докопаться до того, чего ей знать не стоит, но вдруг… По какой-то случайности… Ее мозг лихорадочно заработал.
* * *Вера Соколова выросла в одной из шумных и огромных коммуналок, которые до сих пор в изобилии можно обнаружить в центре Тарасова. У семьи было две небольших комнаты. Рядом с ними жил одинокий и очень веселый дед. Он всегда рассказывал интересные и смешные истории из своей богатой событиями жизни. На эти его рассказы собиралась вся местная ребятня. Происходило все это на кухне. От него постоянно пахло перегаром, и он периодически отрыгивал чем-то напоминающим дешевую колбасу, которую, по всей видимости, и употреблял в качестве закуски. Трезвым его за всю их жизнь там никому увидеть и не довелось. Деда все звали просто Кузьмич и в общем-то любили.
Вере нравилась жизнь в коммуналке, как и всем местным ребятам. Очень часто они собирались вместе на так называемой «черной» лестнице и рассказывали друг другу всякие ужасы про чертей, красные руки и черные гробы. Мурашки бежали по коже, но никто не уходил до тех пор, пока по длинному коридору не начинали раздаваться крики родителей, звавших своих чад по домам.
В коммуналке все были равны, все друг к другу хорошо относились, но одновременно вели между собой бесконечные войны по всяким пустяковым бытовым вопросам.
Вера не раз ловила на себе косые взгляды матери и ее вздохи, но никогда особо не задумывалась об их причине. То, что это могло касаться ее внешности, она еще не понимала. Об этом она стала задумываться, только когда подросла.
Вся ее детская восторженность и романтические ожидания завершились в один момент. В восьмом классе Вера поехала в пионерский лагерь и влюбилась в симпатичного парня по имени Саша Зверев. То, что он тоже обратил на нее внимание, вызвало у нее удивление. Тогда она уже считала себя некрасивой, но была искренне уверена, что главное в человеке – не лицо и тело, а душа. А когда Саша пригласил ее на танцы и не отходил там от нее ни на шаг, она полностью поверила в свои убеждения. То, что с ней было интересно, она знала. Вера любила читать и очень хорошо могла пересказать прочитанное.
После дискотеки была прекрасная ночь. Они ушли за территорию лагеря, купались в озере, кувыркались на сеновале и целовались не прекращая. В лагерь они вернулись, когда уже начинало светать, и тихонечко прокрались к своим домикам. На прощание Саша поцеловал Веру еще раз. Это была самая чудесная ночь в ее жизни.
Пробуждение наступило утром. Вера почти с закрытыми глазами шла к умывальнику, когда ее внимание привлек ужасный хохот. За домиком стояли мальчишки и о чем-то оживленно разговаривали. Подойдя поближе, но так, чтобы ее не было видно, она с ужасом услышала голос Саши, который рассказывал во всех ужасных подробностях, как прошедшей ночью он лишал ее невинности. Первое, что ей захотелось сделать, так это закричать, что ничего не было, но Саша с жаром описывал ее грудь, ее ноги и бедра, как он их ласкал, гладил и сжимал…
