Валерия Леман - Вечное таинство – смерть
Глава 46. Тринадцатое, золотое
На календаре было 23 октября, собачье дело благополучно завершилось; к этому времени я случайно узнал, где объявившиеся дальние родственники Мари Петрофф ее похоронили, а потому почел своим долгом съездить на могилу, чтобы положить алую розу — в память о нашей короткой истории любви.
Этот день выдался на редкость солнечным и теплым — настоящая золотая осень…
И может, «виной» всему было именно это почти летнее солнце, и прозрачный, с легкой голубизной воздух, и золото аллей одного из новых парижских кладбищ — как бы там ни было, а мне не хотелось задерживаться на могиле несчастной Мари, я просто рвался вернуться в город, к шумным проспектам, к толпам прохожих и прочим радостям вечного волшебника Парижа. Постояв у могилы со скорбно опущенной головой каких-то пару минут, я опустил на плиту алую розу и с невольным чувством облегчения покинул кладбище.
В тот день, от души нагулявшись, я вернулся домой к обеду, где в меня тут же радостно вцепилась Лулу, почти силой заставив поиграть с ней в бадминтон на зеленой лужайке за домом. Несмотря на то, что мне хотелось поваляться на диване перед телевизором, я уступил ей. В итоге под восторженный лай и прыжки Билли мы играли в течение часа с азартом и вдохновением.
— Держи!
— Лови!
— Ага, пропустил!
— Ну, теперь держись!..
Хрупкая Лулу оказалась на редкость сильным соперником: размашистые удары ее ракетки каждый раз отправляли волан в синь неба, так что мне приходилось скакать и прыгать не меньше резвящегося Билли. Но один ее пас превзошел все остальные: белоснежный волан, оказавшись недосягаемым для меня, благополучно улетел за молоденькие сливы, скрывавшие заборчик, отделяющий нашу территорию от соседей.
— Предлагаю на этом завершить наше дружеское состязание, объявив тебя победительницей!
К этому времени я был уже совершенно без сил и только и мечтал залезть под душ, после чего ужинать и лежать на диване в гостиной.
Естественно, юная и чересчур энергичная Лулу завопила, требуя продолжения — по крайней мере, до следующего неотбитого паса. При этом говорила она таким тоном, что я без труда понял: отныне девушка будет нарочито слабо посылать мне волан, стараясь, чтобы я его легко отбил и таким образом продолжил игру до бесконечности.
И мне пришлось, кряхтя и про себя матерясь, продираться сквозь заросли слив, а уж за ними, боязливо озираясь, с замиранием сердца проникнуть на чужую территорию, где, насколько мне было известно, проживала на редкость нелюдимая пара врачей-венерологов.
Я шагнул на чужую территорию, а мир не содрогнулся, и солнце все так же ласково светило в синем небе. Я огляделся и почти сразу же увидел белый волан под кустом шиповника, щедро осыпанного ярко-оранжевыми ягодами. Я наклонился, протянул руку к волану…
Позже я пытался как можно более точно припомнить те ощущения, которые с потрясающей скоростью проскочили в моем сознании: расползшаяся от дождей, рассохшаяся от ветров и солнца кучка дерьма — фи-и-и-и! — некий смутный блеск — что это там? — да нет, просто ка-ка! — ка-ка?! — чья здесь ка-ка?! — так, может, там блестит…
Далее мои мысли благополучно оборвались, и в дело вступили руки — быстро веточкой распихивая ка-ка в стороны, мои ручки откопали нечто круглое, запаянное в целлофан, осторожно взяли, развернули…
— Ку-ку, Ален, ты что там делаешь? — донесся откуда-то издалека, из абсолютно иной реальности, веселый голос Лулу.
Я будто не слышал. В моей чуть дрожащей от волнения руке блеснуло ослепительно-золотое, щедро инкрустированное изумрудом яйцо — последнее, тринадцатое, из коллекции копий Фаберже, то самое, что в первый же вечер поспешил «посадить» в соседском огороде славный путешественник Билли, то самое, что в течение нескольких дней безуспешно искали в отцовском саду лучшие силы парижской полиции! В конечном итоге сошлись на общем с московскими коллегами выводе: пьяница Паша скормил яичко какому-то третьему, безымянному для нас псу…
Вернувшись в отцовский сад, держа в руке прямо перед собой яйцо, как Данко держал свое сердце, я торжественно прошествовал мимо потрясенно умолкнувшей Лулу в гостиную и набрал номер полиции.
– Комиссар Риво? Приветствую! Не могли бы вы немедленно прибыть к нам в Сент-Женевьев-де-Буа? Срочно! Пока я не потерял сознания от избытка чувств. Слушайте меня, комиссар, открываю вам тайну: я только что нашел яйцо. Да не простое, а золотое…
Мудрый и сообразительный комиссар не стал меня ни о чем спрашивать, уточнять и ахать — он кратко ответил: «Выезжаем!» — и дал отбой; ровно через тридцать семь минут он был уже на месте, с радостной улыбкой и трепетом душевным приняв из моих рук долгожданное яичко.
— Поздравляю, дорогой Ален, выходит, все-таки яйцо скормили вашему Билли! — с широкой улыбкой произнес он и тут же слегка нахмурился. — А теперь, пожалуйста, давайте по-быстрому собирайтесь — едем в управление и все, как положено, оформляем. Вам нет нужды объяснять: протоколы, акты, показания и прочее, и прочее…
Он не удержался и хохотнул, подмигнув мне:
– А все-таки мы его нашли! Тринадцатое, золотое…
Глава 47. Последнее пророчество
С обнаружением последнего — тринадцатого! — яйца и заполнением новой тонны бумаг, это дело наконец-то для меня благополучно завершилось. Между тем неслышно наступил ноябрь, и солнце окончательно ушло в «спячку»: поздний рассвет, ранний закат, а днем светило предпочитало укрываться толстым одеялом серых туч и пеленой бесконечных дождей.
Теперь каждое мое утро начиналось под еле слышную музыку дождя за окном, затем неторопливый, с позевываниями-потягиваниями, спуск на кухню, кофе, круассаны…
Радостный штрих: каждое утро первым на кухне меня встречал Билли, который, пару раз приветственно махнув хвостом, тут же вновь мирно ложился на собственный коврик, по всей видимости, наслаждаясь теплом и благополучием, в то время как за стеклянной дверью, выходящей на мощенную камнем террасу, непрерывно капал холодный осенний дождь.
…В то утро дождь был особенно мерзким, а мое настроение — абсолютно тусклое. Я через силу улыбнулся Билли и даже сделал попытку повести с ним дружескую беседу.
— Я рад за тебя, Билли, — подмигнул я псу, почесав его за ухом. — Что бы ты сейчас делал на промозглых московских улицах? Слава богу, теперь у тебя есть дом и любящие хозяева!
Билли мигнул мне и задремал, а я неторопливо выпил кофе, взглянул на часы, усмехнулся (с наступлением ноября, экономя электроэнергию, Старый Лис перевел начало рабочего дня на час позже) и отправился в офис – если не трудиться, то, по крайней мере, делать вид.
Всю дорогу я меланхолически продолжал бесконечные размышления о жизни и смерти, любви и нелюбви, черном и белом. Все так зыбко, так на грани! То, что добро для одного — зло для его соседа, любовь слишком часто оборачивается холодной ненавистью, а жизнь, полную ярких эмоций и страстей, в мгновение может перечеркнуть смерть. Мадам Бишу столько лет жила, не отказывая себе ни в чем, оплачивая твердой валютой каждую свою прихоть, будь то золотое яичко Фаберже, арабский скакун или любовь мужчины. Если что-то начинало ей мешать, она попросту избавлялась от помехи — неважно, от старой вещи или от «лишнего» человека. Ее любовник Морис Буасье убил красавицу Мари и Нико. Пришел час — и сам убийца заплатил за все собственной жизнью. А как будет расплачиваться мадам Бишу? Оставалось лишь надеяться на французскую Фемиду — ее мадам не подкупить!..
Наверное, я поднимался в контору в чересчур мрачном настроении — все встречные коллеги здоровались и тут же ныряли в свои кабинеты. Я кивал в ответ, при этом в голове моей лязгала и свистела цепь мрачных размышлений. Вернувшись к началу всей этой парижской истории, я размышлял о мрачном предсказании моей доброй подруги Аиши, о главенстве смерти на данном отрезке моей жизни, которое успешно сбылось. А как же любовь? Я ведь отлично помню ее слова!
…И новая чудесная любовь! Ну, естественно, лучшая награда Алену за все его страдания — новая любовь…
Ну, и где она — «новая чудесная любовь»? Ален Муар-Петрухин все честно отстрадал, пережил смерть и так далее, а законной награды до сих пор нет. Вот почему в тот день, молчаливый и мрачный, я первым делом направился в приемную.
Признаюсь, как на духу: сам не знаю, зачем я пошел именно туда. А может, меня вела моя судьба? Едва я вошел в приемную, как меткий стрелок по кличке Амур пальнул в меня из своего лука, и, так как на этот раз бронежилета на мне не было, стрела попала точно в сердце.
Представьте себе зеленоглазое чудо с золотыми кудряшками, от которых, казалось, исходило ослепительное сияние, светлое личико с веснушками и приветливой улыбкой настоящего ангела.