Илья Стогоff - Проигравший
– Это он?
– К бабке не ходи!
– Смотрим дальше.
Майор снова нажал на «Play». Наклонившись к самому монитору, они смотрели, как парень зашел внутрь кафе. Сквозь стекла витрин было видно, как он сел у самого окна (будто специально, чтобы не исчезать из поля зрения камеры), долго пил принесенный барменом кофе, долго разговаривал по мобильному телефону.
Потом он, наконец, встал, положил на стол несколько купюр и вышел из кафе на улицу. Засунув руки глубоко в карманы, он несколько секунд постоял в дверях, а потом шагнул прямо под дождь. Но прежде, чем сделать шаг, скосил глаза и посмотрел прямо в объектив камеры. Стогову даже показалось, будто он успел усмехнуться.
– Стоп! Можно немного назад?
Картинка начала двигаться в обратном порядке. Парень вытащил ногу из лужи и спиной переместился к двери кафе. Майор снова нажал на паузу. Сомнений не было: парень отлично понимал, что его снимает камера, и, глядя прямо в нее, нахально усмехался.
– Во сколько, ты говоришь, застрелили узбека?
– По тайм-лайну камеры, которая снимала кабинет, в девять часов сорок минут. Ну и сколько-то там секунд.
Оба они одновременно опустили глаза в левый нижний угол монитора. Цифры показывали ровно девять часов сорок минут и сколько-то там секунд.
Майор откинулся на спинку дивана.
– Ты когда-нибудь о таком слышал?
– О каком?
– Чтобы человек был способен одновременно оказываться сразу в двух разных местах?
Ответил Стогов не сразу. Но все же ответил:
– Знаете, товарищ майор, вообще-то слышал. Но только, пожалуйста, не спрашивайте меня, где именно, ладно?
– Почему? – удивился тот.
– Боюсь, мой ответ вам не понравится.
7Вторник, 17 октября, 20–19
– Фамилия, имя, отчество?
– Головачев Михаил Сергеевич.
– Возраст?
– Двадцать шесть лет.
– Семейное положение?
– Холост. Хотя на следующей неделе должен был жениться.
Парень опустил глаза. На запястья у него были надеты наручники. Еще одними наручниками его браслеты были пристегнуты к столу. Вряд ли кто-то из присутствующих боялся, что парень сбежит или бросится на милиционеров. Пристегнули его вовсе не поэтому.
Майор не уставал повторять подчиненным: задержанный сразу должен понять – прежняя жизнь для него осталась в прошлом. Теперь с ним будут происходить лишь самые ужасные ужасы. В этом новом мире возможно все… даже самое страшное… даже то, что прежде казалось ему невозможным… даже его собственное тело больше ему не принадлежит. Его можно наручниками пристегнуть к столу, и задержанный станет сидеть не в той позе, в которой ему удобно, а скрючившись, неловко изогнувшись.
«Это полезно, – говорил майор. – В такой позе они куда как искреннее отвечают на вопросы».
– Я буду задавать вам вопросы, а вы отвечайте на них как можно искреннее. Это в ваших интересах, понимаете?
– Да, понимаю.
– Тогда приступим?
– Хорошо. Давайте приступим.
На самом деле в интересах задержанного было бы вообще не отвечать на вопросы, которые задавал ему майор. В большинстве случаев, если задержанный на допросе молчал и отказывался отвечать, то после допроса им приходилось просто отпустить его и извиниться. Да только никто из попадавших в этот кабинет подобных тонкостей обычно не знал. Им казалось, будто милиционеры и вправду способны смягчить их участь. И поэтому все они послушно отвечали на заданные вопросы. А по окончании беседы отправлялись в тюрьму.
– Что за отношения связывали вас с убитым?
– С Рашидом? Мы были с ним деловыми партнерами.
– Что конкретно это означает?
– Я работаю на довольно крупную строительную корпорацию. А он занимался рабочими.
– Занимался рабочими?
– Ну да. Для строительных работ нашей корпорации нужны люди. Он привозил рабочих из ближнего зарубежья.
– То есть он был работорговцем, а вы его заказчиком?
Парень усмехнулся. Даже несмотря на прикованные к столу руки, выглядел он все равно так, будто вел несложные бизнес-переговоры, сидя где-нибудь в лобби-баре. Сейчас контракт будет подписан и он на дорогой машине уедет решать другие, более важные вопросы.
– Можно сказать и так. А можно посмотреть на это с другой стороны. Вы когда-нибудь были в Средней Азии? А я вот был. Работы там нет вообще. Никакой. Население целых здоровенных государств просто выкинуто на помойку. Здоровые мужики целыми днями сидят по рюмочным и хлещут алкоголь. А мы все-таки худо-бедно предоставляли им возможность заработать. Пусть это небольшие деньги и достаются они им большим потом, но других-то возможностей заработка у них все равно не было, понимаете?
Он помолчал и добавил:
– В любом случае, я никогда не относился к гастарбайтерам просто как к рабочей силе. Разве что, может быть, когда-то давно… Я старался видеть в них людей. Не приехавшие к нам руки, которые после поломки можно будет в темпе заменить новыми, а живых людей с конкретными проблемами.
(Первый раз он увидел ее, когда заехал подписать какие-то бумаги к Рашиду домой…
Тоненькая высокая девочка. Она не опускала глаза, как обычно их опускают женщины Востока, а смотрела прямо ему в лицо. Она чему-то рассмеялась, и он тогда удивился, какая длинная у нее шея.
Они даже не поговорили в ту самую первую свою встречу. Не перекинулись и парой слов. Осталась только картинка: стоящая в дверях по-европейски одетая красивая девочка с длинной шеей. Мог ли он представить, что всего неделю спустя она будет лежать, голая и такая желанная, в его объятиях, а он лицом станет зарываться в ее черные волосы, целовать эту ее шею и осознавать, что так хорошо, как с ней, ему не будет уже ни с кем? Что он будет готов на все, лишь бы она и дальше так вот лежала рядом с ним?)
– Давайте перейдем к сегодняшнему утру. Камера наблюдения показывает, что приблизительно в девять часов сорок минут вы вошли в служебный кабинет пострадавшего и после небольшого диалога выстрелили ему в голову.
– Я уже говорил: в кабинете меня не было.
– Упорствуете? Зря. Камера четко зафиксировала все происходившее в кабинете. Хотите, покажу вам эти кадры еще раз?
– Не хочу.
– Кроме того, сотрудники убитого вами человека в один голос утверждают, что на это утро у вас была назначена встреча с ним.
– Как раз это я совсем не отрицаю. С Рашидом мы должны были встретиться. Только я немного опоздал. Зашел по дороге в кафе, выпить эспрессо. А когда поднялся к его кабинету, тут уже были ваши люди. Они, кстати, могут подтвердить, что на место преступления я пришел позже милиции.
Майор откинулся на спинку стула. Парень вел себя как-то слишком уж уверенно. Не просто пытался выгородить себя, придерживаясь заранее продуманной версии, а быстро и не задумываясь парировал любые вопросы.
Самое обидное, что все это было правдой. Сотрудники действительно подтверждали, что к кабинету с трупом он подошел не раньше, чем через двадцать минут после выстрела. И видеозапись из кафе действительно подтверждала, что во время выстрела он находился в нескольких кварталов от места преступления. Но как, черт возьми, быть со второй видеозаписью? Той, на которой четко видно: именно этот улыбчивый и уверенный в себе человек проходит в кабинет, говорит что-то неслышное смуглому работорговцу, а потом достает из-за пазухи пистолет и стреляет ему ровно в середину узкого лба?
– Не хотите говорить правду – и не нужно. Давайте попробуем зайти с другого конца. О чем именно вы должны были поговорить с убитым?
– С чего вы взяли, что я не хочу говорить правду?
– Но вы же не признаетесь в убийстве, так? Хотя улик, указывающих на вас, в распоряжении следствия более чем достаточно.
– Нет у вас никаких улик.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я действительно его не убивал. Я собирался жениться на его дочери. Вот вы стали бы убивать своего тестя? Вот и я бы не стал.
(Днем он делал все то же, что и всегда. Беседовал с бизнес-партнерами. Работал с документацией. Ездил на объекты. Обедал в дорогих заведениях. Даже не стал забрасывать тренажерный зал. Но теперь это была не настоящая жизнь. Это была тоненькая пленочка, под которой было скрыто то, что действительно важно.
Этой своей тайной он не мог поделиться ни с кем. Ни с родными, ни с коллегами, вообще ни с кем. Пару раз пробовал заговорить с теми, кого раньше считал друзьями. Но один из них вообще не понял, о чем речь, а второй по секрету сказал, что ему точно известно: узбечки устроены совсем не так, как белые женщины… как бы это поделикатнее?.. короче, у них там все идет не вдоль, а поперек, и при ходьбе громко чавкает… именно поэтому узбечки ходят такой семенящей походкой… Над этим рассказом все долго смеялись. Те, кого прежде он считал своими друзьями, громко ржали, а он смотрел на них, и в голове пульсировала только одна мысль: животные… они же просто животные.
