Юлия Алейникова - Лав-тур на Бора-Бора
И тут за спиной Василия прозвучало тихое, мелодичное покашливание. Если бы выстрелили прямо в ухо, он и то бы не так испугался. Ползунов подпрыгнул и обернулся на звук с единственной отчаянной мыслью в голове: «Почикали!»
Посреди гостиной стояла миловидная дама лет шестидесяти пяти, стройная, ухоженная, со следами многочисленных подтяжек на лице и, вероятно, неоднократными корректировками фигуры. Слишком уж она была вся натянутая. Василию даже показалось, что если она повернется к нему спиной, то он сможет увидеть огромную складку кожи, собранную у дамы в районе лопаток. Но поворачиваться к нему спиной хозяйка бунгало явно не собиралась. Она стояла перед ним, завернутая в махровое полотенце, едва прикрывающее самое насущное, с цветком тиаре в еще мокрых зачесанных назад волосах, и кокетливо хлопала глазками, жеманно улыбаясь и пытаясь изобразить девичью стыдливость.
– Месье, как вы сюда попали? – спросила она высоким звонким голосом, причем между строк явственно читалось: «Ах ты, маленький шалунишка».
Василий, до этого опасавшийся, что его примут за мелкого воришку, промышляющего в чужих номерах, теперь перепугался еще больше. Амплуа сексуального маньяка прельщало его куда меньше. Он мигом побагровел, его лысина, прикрытая полотняной панамой, покрылась испариной, руки начали суетливо теребить пуговицу на шортах, а глаза пугливо бегали из угла в угол, пока он прикидывал, как бы слинять отсюда с наименьшими потерями.
Мадам, видя неподдельное смущение и робость своего гостя, решила его подбодрить и, вытянув морщинистую тонкую шейку, двинулась к нему, робко моргая накладными ресницами.
– Мне кажется, мы уже встречались? – промурлыкала она уже другим, томным и глуховатым голосом. – Вчера, в ресторане. Вы были так галантны, я не забыла. – И она глупо хихикнула.
И тут Василия осенило. Вчера вечером, когда он бежал к Юльке, он чуть не сшиб на лестнице какую-то старушонку в огромных бриллиантовых серьгах до коленок и маленьком пестром платье с пышной юбочкой, которое больше подошло бы его девятнадцатилетней падчерице, чем этой старой сушеной вобле. Когда она вскрикнула и взмахнула руками, собираясь рухнуть со ступеней, Василий был вынужден ее подхватить и прижать к груди, чтобы они оба не потеряли равновесия. После этого он поставил старушку обратно на ступени, извинился и, краснея от собственной неловкости, помчался к жене. Поняв, в чье бунгало его занесло, Василий облегченно вздохнул, расслабился и, «грациозно» поклонившись, попробовал объяснить причину своего неожиданного визита. Но пока Ползунов скрипел мозгами, подбирая нужные иностранные слова, дама взяла его за руку и повлекла к дивану, не забывая кокетливо поглядывать через плечо.
– Ах, мон шер, – прошептала она Василию в самое ухо, когда они добрались до места, – я сразу поняла – наша встреча не случайна! – Бедный Ползунов, пытавшийся что-то лепетать в свое оправдание, даже не насторожился. – Когда вчера ты прижал меня к своей могучей груди, – старушка провела своим острым, как бритва, когтем по ползуновскому пузу, мороз пробрал его до самых костей, – это был взрыв, страсть, пламень! – Престарелая кокотка последний раз стрельнула в Василия глазами, и пока он мычал что-то нечленораздельное, она выдохнула ему в ухо страстное: «Так не будем терять ни минуты!» И, повиснув у Василия на шее, впилась в него жадным поцелуем.
Шок, испытанный в это мгновение несчастным российским олигархом, не поддается описанию. Большего ужаса он бы не испытал, даже если бы его заставили бегать нагишом по пляжу, перемазанного патокой и обвалянного в перьях.
Василий, не перестававший мять в руках панаму, резко дернулся назад, натолкнулся ногами на диван и, не удержав равновесия, рухнул, сверху приземлилась пылающая от страсти старушка. Бедный Ползунов, прижатый сверху своей «возлюбленной», со съехавшими набок очками, беспрестанно взбрыкивал волосатыми ногами, обутыми в пляжные шлепанцы, дико мычал, лупил «барышню» по спине панамой и, наконец, сообразил схватить ее за бока и, приложив немало усилий, оторвать от себя. В момент отрыва прозвучал звук, который бывает в момент отрыва вантуза от фаянса.
– Милый, – выла старушка, протягивая к нему руки, – сольемся в экстазе! Возьми меня, возлюбленный мой!
Полотенце с барышни упало, и Василию пришлось немедленно зажмуриться. Худосочное создание, утратившее в пылу страсти и полотенце, и цветок, не переставало тянуть к «возлюбленному» наманикюренные когтистые лапки, стремясь вновь слиться с ним в пылком поцелуе. Василий пытался слезть с дивана, из последних сил удерживая на расстоянии вытянутых рук рвущуюся к нему обезумевшую особу. Наконец отчаяние возобладало. Поняв, что добром его из этого бунгало никто не выпустит, Василий, красный, потный, перепуганный насмерть, со звериным рыком отбросил от себя охваченную любовной страстью даму и кинулся к выходу. Он рвался к двери, как разъяренный тигр рвется из расставленной ловушки на волю.
– Обманщик! Коварный лжец! – завопила оскорбленная барышня, поняв, что поклонник вместо того, чтобы насладиться обрушившимся на него счастьем, собирается трусливо сбежать, и, издав вопль, переходящий в ультразвук, неожиданно ловко подпрыгнула и ухватила его за щиколотку. Ползунов, не ожидавший такой прыти, тут же рухнул как подкошенный, приложившись лбом о паркетные половицы, очки хрустнули, в голове раздался колокольный звон. «Возлюбленная», издав торжествующий вопль, вцепилась ему во вторую ногу.
Василий был близок к тому, чтобы малодушно воззвать о помощи, он с мольбой взглянул в глаза оскорбленной дамы, но прочитал там лишь несокрушимую решимость.
Протяжно завыв, бедняга перешел к открытой и действенной обороне. Брыкаясь изо всех сил ногами, он полз к входной двери, подтягиваясь на руках, цепляясь пальцами за неровности паркета, борясь за каждый сантиметр пути. Но и старушка не собиралась так просто расставаться со своей добычей, она впилась ногтями в ползуновские лодыжки и с воем тащилась следом. Наконец старания Василия увенчались успехом. Он попал сексуально озабоченной даме пяткой в глаз, она вскрикнула, ее руки разжались, и Василий, совершив нечеловеческий рывок, кувырком вылетел из бунгало. Пересчитав десяток ступеней, он кубарем выкатился на садовую дорожку точнехонько под ноги супруги, все еще беседовавшей с мадам Шульман возле проклятого бунгало.
Глава 42
Юля вышла из бунгало с твердым намерением забрать из ресторана сумку и сразу же вернуться назад. Но, дойдя до конца мостков, вдруг почувствовала острую потребность вернуться на место вчерашних событий. Ей казалось, что она должна попросить прощения у Тесс, проститься с ней. Непонятно, почему ей понадобилось делать это именно на месте убийства, но ноги сами понесли Юлю к SPA-салону.
Удивительно устроен человек. Вот сейчас она идет к месту смерти Тесс, подавлена и искренне переживает ее гибель, но в то же время не может не получать удовольствия от соприкосновения своих босых ступней с теплым белым песочком, с ласковыми мелкими волнами, накатывающими на лодыжки. Юля не могла не упиваться соленым вкусным воздухом, в котором такой любимый с детства запах моря смешивается с ароматами цветов и зелени. И при этом она ужасно корит себя за черствость и эгоизм.
Пройдя мимо трех бунгало, занятых салоном, Юля свернула на ту самую дорожку и, подойдя к месту вчерашнего происшествия, остановилась. Она сама не знала, чего ждала. Может, надеялась, что чувство вины и боль покинут ее, если она постоит здесь, каясь и моля о прощении? Она не знала. Но на душе легче не стало. Заслышав приближающиеся со стороны бассейна голоса, Юля быстренько вытерла глаза ладошкой и постаралась поскорее свернуть в другую аллею, чтобы ни с кем не столкнуться.
Слепо бредя мимо садовых бунгало, она буквально врезалась в Ирину Яковлевну. Пребывая в глубокой задумчивости, Юля завернула за очередной пышный, причудливо стриженный куст и налетела на ее могучее тело. Поняв, на кого она натолкнулась, Юля испытала глубочайший шок и совершенно растерялась. Она стояла и как дурочка хлопала глазами, глядя снизу вверх на надменно-недоумевающее лицо Ирины Яковлевны.
– Деточка, что с вами? – дошел наконец до Юлиного сознания ее трубный глас. Судя по всему, Ирина Яковлевна уже неоднократно пыталась что-то сказать.
– Простите, – пролепетала Юля, краснея, – сама не заметила, как задумалась. Добрый день, – искусственно улыбаясь, проговорила она, опасаясь, что Ирина Яковлевна может услышать стучавший в голове набат. «Убийца! Убийца!» – громыхало внутри Юлиной черепной коробки.
Но, видимо, душа этой женщины покрылась такой чудовищной коркой, что никакие угрызения и колокола в чужой голове не могли бы пробиться сквозь этот панцирь. Она продолжала, светски улыбаясь, рассказывать Юле о дне рождения Инночки, который внучка собиралась пышно отпраздновать, а теперь, из-за этого кошмарного происшествия, праздник будет совершенно испорчен. Детка весь день куксится, после завтрака заперлась в своей каюте и плачет. Но Игорек все же настоял на праздничном обеде. Горничную, конечно, жалко, но жизнь продолжается. К тому же они ее совсем не знали. И все в том же духе. Сейчас Ирина Яковлевна совершает свой ежедневный предобеденный моцион для поднятия аппетита, не желает ли Юлия составить ей компанию, а потом они захватят Василия, и все вместе отправятся на яхту, праздновать. Ирина Яковлевна протянула к ней свою огромную, унизанную перстнями длань, и Юля уже готова была завизжать дурным голосом, что никуда с ней не пойдет. Но тут из соседнего бунгало до них долетел какой-то непонятный шум, потом грохот и, наконец, отчаянный то ли вой, то ли рев.
