Мила Бограш - В Plaz’e только девушки

– Почему? – удивилась я его оптимизму.

– Ей очень хочется стать бабушкой… – ни к селу, ни к городу ответил он.

Но я не стала допытываться, что он имел в виду. Тоже мне, гений парадоксов.

Институт акушерства привольно раскинулся в окраинном районе Москвы, между небольшими тихими улочками. Это был огромный комплекс из нескольких многоэтажных корпусов. Мы вошли в главный, справились в регистратуре, где принимает профессор Гребнева. Неслышно ступая в голубых бахилах, поднялись на четвертый этаж. У кабинета сидела семейная пара. Прав был Рикемчук, мы с ним не выделялись – муж и жена в ожидании консультации.

Мы заняли очередь за молоденькой хорошо беременной отроковицей и опасливо смотревшим на ее огромный круглый живот юным мужем. «Еще один незадачливый папаша, – мельком подумала я. – Похоже, ситуация, как в рекламе: “Что же это я наделал-то?! Ё-мое…”».

Рикемчук по сторонам не глазел. И на меня, свою «ненаглядную женушку», кстати, тоже ноль внимания. Сидел, как аршин проглотил, угрюмый, как терпила на опознании. «Хорош заботливый муж! – вскипела я. – С таким видом только котят топить, а не о первенце беспокоиться».

– Козленочек! – нежно прильнув к нему (конспирация так конспирация), спросила я, интимно погладив его напряженную руку. – А если у нас родится двойня… Мальчик и девочка. Как мы назовем нашу крошку?

– Хамка! – гаркнул он, руку отдернул и покраснел, как рак в кипятке.

Соседи посмотрели на нас с недоумением. Я сделала страшные глаза. Рикемчук, поняв, что совершил промах, неуклюже приобнял меня за плечи:

– В смысле, Хам… Харлампия, в честь моей покойной бабушки.

– А сынка непременно Идиот, – бросила я на него уничтожающий взгляд, – в честь моего дяди Иди.

В глазах сконфуженного Рикемчука появилось неподдельное раскаяние за случайно вырвавшееся грубое слово, и он проговорил:

– Как скажешь, кошечка. Маме лучше знать, как окрестить своих деток.

Молодые хмыкнули, но с подозрением смотреть на нас перестали – мало ли чудиков на свете. Они вскоре прошли в кабинет. Потом пригласили и нас.

– Присаживайтесь, – что-то записывая, сказала профессор Гребнева.

Мы сели.

– Какие у вас проблемы? – продолжая дописывать, спросила она.

– Да вот… Марту не можем найти… – пожаловался Рикемчук.

– Что? Какую Марту? – Альбина Георгиевна наконец оторвалась от своей тетради. – Вы?!

– Мы… – согласился Рикемчук.

– Зоя, ты пойди кофейку выпей. Это мои хорошие знакомые, – обернулась она к медсестре.

Та, с любопытством оглядев нас, вышла.

– Что вам угодно? – вежливо спросила Альбина Георгиевна, но в глазах была настороженность.

«Знает, – поняла я. – Она знает, где Марта». Я взглянула на Рикемчука, и мне показалось, что он тоже об этом догадался, хотя вид у него был непроницаемый.

– Угодно нам, Альбина Георгиевна, наконец-то узнать правду, – вежливо сказал следователь, – потому что иногда безопасней говорить, чем молчать. События развиваются так, что сокрытие информации угрожает вашей жизни. Да и жизни Марты тоже.

– Что? Какие события? Почему угрожают? – Она явно растерялась.

– Смерть небезызвестной вам Яны произошла не в результате несчастного случая, как сначала предполагалось. Ее убили.

– Я чувствовала… – вырвалось у нее. Она сильно побледнела.

– Вот и откройтесь нам. Рассказали бы вовремя… и Марте прятаться не пришлось бы. Вы же врач, вам ли не знать, что профилактика предотвращает многие хвори. И преступления тоже, – строго добавил он. – А сокрытие от следствия важной информации, между прочим, уголовно наказуемо.

Я уже подумала, что Рикемчук, сев на своего любимого конька, начнет и дальше распинаться о профилактике преступности, но он не стал. Приказал:

– Рассказывайте все как есть.

– Хорошо, – очень устало сказала Альбина Георгиевна, – только минутку, отменю прием.

– Отменяйте, – согласился Рикемчук, – разговор у нас будет долгий.

Гребнева позвонила по внутреннему телефону и попросила больше никого к ней на сегодня не записывать, у нее важная консультация.

– Хорошо, Альбина Георгиевна, а завтра? – услышала я голос по селектору.

– Сейчас уточню, – ответила она и, прикрыв трубку рукой, спросила Рикемчука:

– Могу я на завтра записывать больных?

Видимо, слова следователя про преступление и наказание возымели свое действие. Похоже, она решила, что ее тут же закуют в кандалы.

– Записывайте… – разрешил Рикемчук, и она ответила с видимым облегчением:

– Да, Танечка, завтра как обычно…

Повесила трубку и повернулась к Рикемчуку:

– Для меня все началось с того, что однажды позвонила Марта и попросила помочь ее знакомой…

За две недели до…

…Как договаривались, Альбина Георгиевна пропустила Веру вне очереди. Пригласила в смотровое кресло. На всякий случай отправила медсестру по каким-то неотложным делам. Быстро извлекла спираль и… Врач спросила, стараясь сохранять спокойствие:

– А раньше вы пользовались спиралями?

– Никогда, – озабоченно ответила Вера, – я их в глаза не видела. А что?

– Ничего… – сказала врач, посмотрела на искренне обрадовавшуюся Веру и подумала: «Эта девочка так боится потерять работу… Похоже, не знает, во что вляпалась».

Когда девушка ушла, врач осторожно взяла пинцетом небольшой цилиндрик, заостренный с одного конца, убрала в непрозрачный целлофановый пакетик и спрятала в карман халата. Сделала это быстро, чтобы ее не застала медсестра. Зазвонил телефон:

– Была Вера? – раздался взволнованный голос Марты.

– Да, – словно нехотя ответила Альбина Георгиевна.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросила Марта.

– Все нормально, – сказала доктор и спросила: – Где, ты говорила, она работает? Эта Вера…

– В какой-то крутой фирме, курьером.

– Курьером? И что она развозит?

– Вроде бы важные документы, я точно не знаю. Она уже уехала?

– Да. Извини, Марта, – врач быстро свернула разговор, – я сейчас занята. Позже созвонимся…

Гинеколог мучительно соображала, что может быть в капсуле? Наркотики? Скорее всего. Похоже, дурочку для того и используют. Надо бы сообщить о находке куда следует… Или не надо? Потом такое начнется… Сняла трубку и набрала номер.

– Ты не мог бы приехать ко мне? Это очень срочно…

Она звонила Еремею. Кому, как не сыну, надо рассказать, что произошло. Он всю жизнь занимался журналистскими расследованиями и уж точно что-нибудь посоветует.

– Что случилось, мама?!

– Приедешь, расскажу…

Когда приехал Еремей, она вышла с ним из кабинета. Они молча прошли в конец коридора и встали у окна. Никто не обратил на них внимания. Все знали Еремея, он часто заезжал на работу к Альбине Георгиевне. Мать достала из кармана халата капсулу и показала сыну.

Еремей взял цилиндрик в руки, осторожно повертел:

– Откуда это у тебя?

– Только что извлекла из подружки твоей Марты. Этой Вере такие штуки вставляли под видом противозачаточной спирали. Но это не спираль.

– Да. Это контейнер, – подтвердил сын.

– Там что-то лежит? – испуганно посмотрела на сына Альбина Георгиевна.

– Возможно… – сдержанно ответил Еремей, продолжая осматривать капсулу.

– Героин?! – округлила глаза мать.

Еремей сжал ее резко похолодевшие руки:

– Мама, успокойся…

– Ты понимаешь, во что втянула меня Марта?! – еле сдерживалась Альбина Георгиевна. – Как теперь быть?

– Подожди, никто ведь ни о чем не догадывается. Как я понял, даже эта Вера. Я разберусь. Поговорю с Мартой. Девчонки влипли в какую-то скверную историю, вот я и выясню, в какую. Ладно?

– А что было в том контейнере, вы так и не узнали? – перебил Альбину Георгиевну Рикемчук.

– Нет. Я не открывала его.

– Где он теперь?

– Еремей тогда же забрал… – растерянно ответила Альбина Георгиевна.

– Контейнер у него не обнаружен, – сообщил следователь. – Может, вы знаете, где он мог его хранить?

– Нет. Я не спрашивала.

– А вы разговаривали с Мартой?

– Да. Она сама прибежала ко мне. Я ей все рассказала. Про капсулу, про предполагаемые наркотики.

– Как она отреагировала?

– Очень странно. Сказала: «Вот тебе и “Башня”». Не знаю, что она имела в виду.