Анна Владимирская - Плата за обман
Как отнесется папа к этим ее планам, Мира не очень задумывалась. Мысли об отце промелькнули в ее голове, словно стайка вспугнутых воробьев. Какая разница, как отнесется, если у него на первом месте бизнес, а на втором, третьем и четвертом все равно не Мира. Она, конечно, понимала, что повела себя нехорошо, но угрызений совести не испытывала. Почти. Папа сам виноват… Если бы он чаще был с ней… И особенно если б отпускал ее к маме, она бы не стала устраивать такой экстрим! Теперь-то он задумается, какое место она занимает в его жизни. А еще ему придется раскошелиться. И хотя ей надо будет разделить свой миллион с теми, кто помог ей удрать, полмиллиона — тоже хорошие деньги.
Она вышла из музея и пошла вдоль но тенистой улице, продолжая с удовольствием глазеть, наблюдать, мечтать. Вот, грохоча, на тротуар въехал неожиданно большой мотороллер и заглох, тяжело отдуваясь. С сиденья слезла объемистая тетка лет сорока с гаком, маленького роста и такого телосложения, при котором что спереди, что сбоку фигура одинаковой ширины. Мира сразу представила себе карикатуру: очертания тетки, начиная от самой широкой части — бедер, — сужаются книзу, к коротеньким ногам и исчезают почти без остатка у ступней. Тетка поправила короткое, выше колен черное платье в обтяжку, достала из большущего багажника золоченую сумку, взвалила ее на плечо и пошла через дорогу, махнув ключами в сторону своего бензинового коня. Конь вякнул сигнализацией и послушно моргнул желтыми задними подфарниками, а тетка, виляя мощным задом, преспокойно направилась в какой-то дом…
Навстречу прошли две нарядно одетые девушки, и Мира по привычке оценила их одежду. Ее учитель Вячеслав Васильчиков говорил: «В выборе одежды надо исходить из того, что тебе идет, а не смотреть на то, что модно. И адекватно оценивать свои внешние данные… Важно, какой у тебя цвет глаз, цвет волос, какая фигура, кожа. Воспитанный человек всегда скажет: моя фигура не позволяет мне надеть эту вещь, хотя она очень модная. Тем более что сегодня пет диктата моды, а существует как минимум десять направлений в одежде, из которых вы можете выбрать».
Она могла слушать его часами. Он пак интересно объяснял, почему свободная одежда выглядит элегантнее, чем приталенная. Почему нельзя смешивать в нарядах больше трех цветов. Почему сегодня одежда вообще отодвигается на второй план, а модным становится красивое тело. С каких доисторических эпох мода вообще началась… Как жать, что он бывает в Москве только одну неделю в месяц, а все остальное время проводит в Европе. Правда, Мирослава всю эту волшебную неделю повсюду следует за своим замечательным учителем, как тень. Слушает его лекции в МГУ, сидит на ток-шоу с его участием на телевидении, присутствует на радиоэфирах. А потом, когда он уезжает, работает с новым вдохновением.
Мира вернулась к своему скромному домику, окруженному неухоженным садом. Подошла к двери и тут услышала голоса. Один мужской, капризный и раздраженный, другой женский. Девочка прижалась к глинобитной стене.
— Какого черта ты отпустила девчонку одну гулять по городу?
— Никуда она не денется.
— Ты что, совсем тупая? После выступления этого хмыря по телевидению все изменилось!
— Не понимаю, как его выступление меняет наши планы.
— О господи! Послал Бог помощницу… Ты же конченая дура. Животное! Как меня угораздило с тобой связаться?!
— Не ругайся. Объясни так, чтоб я поняла.
— Что мне остается? Объясняю по буквам. Ладыгин сказал, что если кто-нибудь, то есть любой человек, вернет ему дочь живой и здоровой, он получит в десять раз больше, чем требуют похитители. Сумма на кону — десять миллионов долларов. Врубаешься? Он же тебе это сам сказал, по телефону!
— Сказал… Так в чем проблема? Давай вернем ему девку и получим десять лимонов зелеными.
— Дебилка! Ты же ее в город отпустила! Там ее может по фотографии опознать кто угодно. И отвезти к папочке! Теперь до тебя дошло?
— В этом городе никому нет дела ни до нее, ни до Ладыгина. Тут все дрыхнут, как осенние мухи. Мы же специально сюда свалили. А она вернется. Погуляет, жрать захочет…
— Мне бы твою ослиную упертость!
— Милый, успокойся. Ей же нужны деньги, она ждет. И никуда не сбежит.
— Да, деньги… Я бы ей их не отдал, еще чего. Но и мы их не получили! Мерзавец подсунул бумагу!
— Это потому, что он хотел меня задержать. Хорошо, что я была готова. Потом ты сказал, чтобы я достала в морге детский мизинец, попросила у девчонки ее кольцо и отправила папаше посылочку.
— Я был уверен, что он разрыдается и тут же заплатит. А он объявил эту награду. Ненавижу!.. И это еще не все. Вот ты говоришь: «Давай вернем девку сами». Думал я об этом. Опасно. Девчонка может нас сдать!
— Зачем это? Она же с нами повязана. Сама напросилась. Если она начнет колоться, то ей придется признаться, что это она сама себя похитила.
— Дура! Она просто скажет: «Папочка! Эти плохие дядька и тетка меня, бедняжку, украли! Я так сопротивлялась, кричала, царапалась, а они меня избивали, голодом морили, в подвале с крысами держали! Милый папулик! Спаси меня от этих гадких и ужасных преступников!» А тут приходим мы и утверждаем, что его дочурка сама мечтала быть украденной. Кому он поверит? Отгадай, моя тупоголовая, с трех попыток!
— В таком случае девке надо свернуть шею. Тогда некому на нас стучать будет.
— Ты меня опять в мокруху хочешь втянуть?! Даже думать не смей! Хватит с меня твоей самодеятельности! После того как ты сломала шею Инге, вся редакция на ушах. Хорошо, что менты еще тормозят, мусолят версию «А может, она сама упала как-нибудь неловко…»
— Можешь не волноваться. Ты ни при чем, я сама все сделаю. И потом, ты же говорил…
— Да. Я хотел, чтоб эта тварь, Ладыгин, от горя по полу катался, чтоб его рвало от собственного бессилия! Хотел, чтоб мы забрали у него самое дорогое для любого родителя — его дитя!
У Миры похолодели щеки, закружилась голова. Она пыталась пошевелиться, но ноги вдруг будто исчезли. Вместо ног там, внизу, были бесчувственные бревна. Зато в животе от страха заворочались какие-то веревки. Все оказалось совсем не так, как она себе представляла! Как в кошмарном фильме-ужастике, когда добрые улыбающиеся лица внезапно превращаются в оскаленные морды.
Но она же была такая… Эта женщина. Такая сильная, смелая, такая самостоятельная! Мире даже захотелось быть на нее похожей. Она приводила ее в такие интересные места! Страшноватые, но интересные. Где люди совершенно другие — некрасивые, грубые, наглые, зато настоящие! Это было захватывающее приключение!
И теперь она так легко и просто свернет Мире шею?!
Ну уж нет. Она не даст…
Холодея, Мира отлипла от стены. Только бы не услышали.
А голоса продолжали звучать:
— Да все я помню! Я долгие годы мечтал отомстить, и вот наконец… Девчонка сама проболталась, как ей все надоело и как она мечтает удрать. Мы лишь помогли осуществить ее фантазии…
— Мы теряем только деньги. Жалко, но не смертельно. Зато, когда я убью соплячку, ты увидишь, как твой враг корчится в судорогах от боли. Может, он тоже сдохнет.
— Отстань! И не смей к ней прикасаться! Она слишком дорого стоит. И вообще, я должен подумать.
Дальше Мирослава слушать не стала. Она на цыпочках обогнула дом… Мотоцикл этой женщины, на котором они приехали в Переяслав, стоял в ветхом сумрачном сарае. Девочка метнулась внутрь. Слава богу — ключ в замке зажигания! Вот это везение!
Она вскочила на сиденье. Мотор взревел, и Мира вылетела сначала нa тенистую улицу, затем на шоссе.
Ветер упругой ладонью упирался в ее лицо. Из глаз потекли слезы. Наверное, от ветра?
Ничего у нее не получилось!.. Все врут. Всюду обман. Хотя она и сама не очень-то честно поступила, но… Это же для мамы!
Мира неслась по шоссе, с наслаждением поглощая километр за километром и чувствуя себя наконец свободной. Хватит хитрить, думала она. Эти ее не найдут, она у мамы спрячется. А папа… Ну что ж! Она перестанет притворяться и делать вид, что мама ее не интересует и что. находясь водном с ней городе, она вся погружена в свой бизнес, подобно папе. И пусть будет, что будет.
Она отлично помнила адрес, потому что не раз находила его на карте, воображала мамин дом. Теперь она в спешке и не обратила внимания, какой он, этот дом, только цифры на углу увидела — и сразу к подъезду. Мотоцикл оставила на другой стороне улицы, перешла через подземный переход. Мало ли…
— Мам, это я, — сказала она в домофон, когда услышала знакомое «Кто там?».
— Боже! Мирочка!..
Рита не помнила себя от счастья. Она бесконечно обнимала и целовала дочь, плакала от радости. Опомнилась и принялась осматривать ее тревожным врачебным взглядом. Девочка же прижималась к матери, словно потерявшийся щенок, оказавшийся наконец в своей корзинке. И хотя мать забросала ее вопросами: «Где ты была? Кто тебя похитил? Тебя не били? Ты хоть что-то ела? Как ты себя чувствуешь?» — она не отвечала, думала о своем. Наконец Мирослава сказала:
