Чингиз Абдуллаев - Свод Хаммурапи
Маша посмотрела мне в глаза и вдруг улыбнулась. Честное слово, она улыбнулась.
— Я только установила равновесие. Наказала убийцу. Разве я была так уж и неправа? А было бы лучше, если бы он продал эту квартиру?
— Это вы его застрелили?
— И выбросила оружие в реку. У него был такой красивый пистолет с глушителем. Я выбросила оружие и потом очень пожалела об этом. Ведь его можно было подбросить Лане, и тогда все решили бы, что это она убийца Артура. Но я была в таком состоянии, что ничего не соображала.
Вот собственно и все. Теперь я знала всю правду. Или почти всю. Стрекавин собирался разводиться с женой и завести новую супругу, более молодую, более интеллектуально продвинутую. А Маша, приехавшая из провинции, прошедшая все круги ада, пережившая нищету и разочарование, первого мужа, который, так и не зарегистрировав с ней брак, оставил ее без средств к существованию, решила, что нужно бороться за свое и дочери счастье. Жалкие алименты ее никак не устраивали. После смерти Стрекавина она автоматически получала все его квартиры, машины, на ее имя переводились все его счета в банках. Ее сопернице не доставалось ничего. Я должна была понять это с самого начала, ведь я профессиональный юрист. Но я думала совсем о другом. Мне было жаль молодую женщину, оставшуюся с ребенком без мужа и без средств к существованию. А следовало посмотреть на эту проблему с другой стороны. Если Вадим Стрекавин собирался разводиться, то она теряла все. Но если бы он внезапно исчез или погиб, она получала бы все сполна. Представляете, какой у нее был выбор?
И, конечно, Артур, который повел себя так скверно. И получил в конце концов три пули, найдя смерть в подъезде того самого дома, квартиру в котором хотел «приватизировать». Честное слово, бог есть, иногда он все точно расставляет по своим местам.
Я понимала, что мне нужно уезжать. Меня уже два часа ждал на улице водитель моего мужа. Садиться в машину Стрекавиных или ловить такси я не захотела. Сегодня это казалось мне слишком опасным. А мне было нужно вернуться домой к мужу и сыну. Маша по-прежнему курила и молчала. Наверное, она думала о своей дочери, о том, как будет завтра ей все объяснять. И вспоминала свои отношения с матерью. Да, все повторяется. В первом случае была трагедия, и во втором — трагедия. Наверное, мы генетически передаем свои судьбы детям. Если мы разводимся, то автоматически у наших детей появляются шансы на одинокую жизнь, причем гораздо выше, чем у всех остальных. Если мы несчастны, то и свои несчастья передаем детям. Если счастливы, то заряжаем их этим счастьем. Дочь повторяет судьбу матери, сын — отца. Иногда слишком очевидно.
Я поднялась, уже не глядя на Машу. Мне ей больше нечего было сказать. Все, что Маша могла, она сделала. Хотела уточнить, кто мог знать об Артуре и ее супруге, поддалась уговорам своего брата — наняла адвоката. Но когда в первый же день узнала, что я собираюсь встретиться с Артуром в том самом доме, запаниковала. Поняла, что я могу докопаться до правды, и, разумеется, узнать о квартире. Оставлять ее Артуру в ее планы не входило, но и забрать ключи она не могла. Однако и видеть Артура живым тоже было выше ее сил. И тогда Маша решила покончить со всеми проблемами разом. Никаких фактов, кроме разбитой фары, против нее нет и быть не может. На квартире поставлен новый замок, и ключи от него рано или поздно отдадут Маше. Ее не смогут ни в чем обвинить. Единственный свидетель и виновник пропажи ее мужа погиб. Кажется, у нее все получилось. Но я не хотела бы оказаться на ее месте. Ее наказание, выбранное богом, чудовищное. Теперь всю оставшуюся жизнь она будет доказывать своей дочери, что не виновата в смерти ее отца. Всю оставшуюся жизнь. И я не знаю наказания более страшного, чем это.
Уже выйдя из дома, я подумала, что свой гонорар так и не получу. И машину придется ремонтировать за свой счет. Но я не хотела брать деньги у этой женщины, хотя не представляла, как объясню Валерии, почему я отказываюсь от денег ее родственницы. Маша смотрела мне в спину и молчала. Между нами все уже было сказано. И только когда я перешагнула порог, вдруг хриплым голосом спросила:
— Вы хотя бы понимаете, почему я это сделала? Вы же мой адвокат, вы должны быть на моей стороне.
— Нет. — Иногда я бываю жестокой. — Я не могу быть на вашей стороне. И с этого момента я больше не ваш адвокат. Извините. В прокуратуре я ничего не скажу, будете оправдываться сами. Но мне кажется, вы ошиблись, решив, что выбрали самый верный вариант. Прощайте, Маша!
Я вышла из дома и села в машину. Водитель медленно выехал на трассу. Достав телефон, я позвонила Виктору.
— Здравствуй, — радостно проговорила я, услышав его голос.
— Ты опять где-то задержалась? Между прочим, звонили из прокуратуры, искали тебя.
— Я знаю. Виктор, я хочу тебе сказать, что очень тебя люблю.
— Мы обсудим это, когда ты наконец вернешься домой.
— Нет, прямо сейчас. Я тебя очень люблю.
— И я тебя тоже. Приезжай скорее, мы тебя ждем.
— Знаю. — Убирая телефон, я счастливо улыбнулась сквозь слезы. Теперь я точно знала, что кошмар последних трех дней закончился, хотя память об этой истории я сохраню на всю оставшуюся жизнь.
