Дик Фрэнсис - Ставка на проигрыш
— Был кто-нибудь еще в машине? — услышал я голос. Громкий, настойчивый, он обращался ко мне. Он говорил мне, что я жив. Требовал, чтобы я встал и сделал что-то. Я не соображал что, только смотрел на него, глупо моргая.
— Скажите, — спросил он снова, — есть кто-нибудь еще в машине? — Он потряс меня за плечо. Больно. Я немного пришел в себя. Он опять спросил: — Был кто-нибудь еще?
Я кивнул:
— Двое.
— Боже, — пробормотал он, — какое несчастье!
Я сидел на траве на берегу канала и дрожал. Кто-то накинул мне на плечи пальто. Было очень много народу, и люди все прибывали, черные фигурки на фоне испещренной бликами света темной воды, фигуры, освещенные с одной стороны фарами автомобиля, который съехал вниз по траншее, пробитой в траве «Роллсом». Машина стояла у самой воды, освещая место, где затонул «Роллс». Под водой у самого берега проступал серебристый ободок заднего стекла. Было видно, как плещется вода в зияющей дыре, через которую мои спасители извлекли меня на свет Божий. Больше ничего не было видно, лишь чернота и вода.
Какой-то молодой человек, раздевшись до подштанников, вызвался пролезть через заднее стекло и попытаться спасти остальных. Люди пробовали отговорить его, но он все-таки полез в воду.
Я наблюдал за этой сценой как в тумане, без эмоций. В дыре появилась его голова, и несколько рук протянулись на помощь. Они вытащили Вьерстерода и опустили на землю.
— Искусственное дыхание, — сказал кто-то. — Поцелуй жизни.
Целовать Вьерстерода!.. Что ж, если кому хочется, пусть целует.
Молодой человек отправился за Россом. Он нырял за ним дважды. Настоящий храбрец! Ведь «Роллс» в любой момент мог перевернуться, и он очутился бы в ловушке. «Все же люди, — с пьяной восторженностью подумал я, — удивительные существа!»
Росса положили рядом с Вьерстеродом и тоже принялись «целовать» его. Но ни один из них не откликнулся.
Холод проникал в каждую клеточку тела. Он шел с земли, на которой я сидел, он был в пронизывающем ветре и в мокрой одежде, намертво прилипшей к телу. У меня вдруг сразу все заболело, и чем дальше, тем больше. Шум в ушах был поистине оглушающим. Самое время выветриться алкоголю. Самое время выпить и согреться.
Я лежал на траве, под голову мне подсунули что-то мягкое. Голоса звенели надо мной, вопрошающие и озабоченные:
— Как это случилось?
— Уже вызвали «Скорую»...
— Все, что ему нужно, это чашка горячего крепкого чая...
— Как ужасно, что ваши друзья...
— Вы слышите? Как вас зовут?
Я не отвечал. Не было сил. Обойдутся и без меня. Не надо двигаться и сопротивляться... Пусть старый враг алкоголь получит все, что от меня осталось.
Закрыл глаза. Мир быстро отступил куда-то.
— Он потерял сознание, — произнес чей-то отдаленный голос.
В ту секунду это было неправдой. Но еще через мгновение именно это и произошло.
Глава 16
Я находился в длинной, плохо освещенной комнате, тесно уставленной рядами кроватей, на которых лежали неподвижные тела в белом. Я, тоже в белом, был втиснут в узкую и жесткую, как цемент, койку. В голове, торчавшей из-под одеяла, стучало и звенело, словно к уху приставили паровой молот. Детали ночного кошмара постепенно превращались в удручающую реальность. И вот результат: больничная палата, все тело в синяках и тяжелейшее похмелье.
Приподняв руку, я взглянул на часы. Без десяти пять.
Даже это слабое движение отдалось болью во всем теле. Я тихо опустил руку на простыни и попытался снова погрузиться в сон.
Не получилось. Слишком много проблем. Слишком много потребуется объяснений. Надо решить, где можно говорить правду, а где следует несколько исказить факты. Для этого необходимо иметь ясную голову, а не вязкую трясину вместо мозгов.
Попробуем по порядку восстановить события вчерашнего вечера. Интересно, чем бы закончилась поездка в «Роллсе», если бы я не был так пьян. В странном оцепенении вспомнил, как Росса и Вьерстерода вытаскивали из воды. Если они погибли, в чем я почти не сомневался, то я, и никто другой, виноват в их смерти. Самое ужасное, что и это мне безразлично.
Стоит закрыть глаза, и в них снова начинает вертеться эта проклятая карусель, и шум в голове становится невыносимым.
В шесть утра больных разбудили, и палата огласилась кашлем, скрипом кроватей и воркотней. На завтрак принесли паровую треску и стакан слабого чая. Я попросил воды и чего-нибудь от головной боли и с сочувствием вспомнил о знакомом, говорившем, что не выносит таблеток Алка-Зельцер, потому что они какие-то очень уж шумные.
Палата была оборудована телефоном на контактных роликах, но, несмотря на самые настоятельные просьбы, мне не удалось добраться до него раньше половины десятого. Я сунул в аппарат монетки, извлеченные из мокрых брюк, и позвонил Тонио. К счастью, он оказался у себя в приемной и секретарша немедленно позвала его, когда я объяснил, кто звонит.
— Тай! Dio grazit...[6] Где вас черти носят?
— Купался, — ответил я. — Расскажу потом. Как Элизабет?
— В полном порядке. Но ужасно беспокоилась, когда вы не объявились вчера вечером... Где вы сейчас? Почему не позвонили ей сами?
— Я в больнице при Юниверсити-колледж. Лежу здесь вот уже несколько часов. Меня привезли ночью. Ничего страшного как будто нет.
— Как голова?
— Паршиво.
Он рассмеялся. Прекрасный парень...
Я позвонил в лечебницу и поговорил с Элизабет. Она, конечно же, обрадовалась, что я нашелся, но по не свойственной голосу апатии я догадался, что ее держат на транквилизаторах. Слишком уж спокойно она говорила! Даже не спросила, что произошло со мной, когда Тонио увез ее в больницу, и не поинтересовалась, где я сейчас.
— Ты не против побыть в лечебнице еще пару дней? — спросил я. — Тут надо утрясти кое-какие дела.
— Конечно, — ответила она. — На пару дней? Хорошо...
— Скоро увидимся, детка.
— Конечно, — повторила она. — Увидимся.
Потом я позвонил Люку-Джону. Его энергичный голос раскатисто звенел в трубке и вонзался в мозг. Я сказал, что не успеваю написать воскресную статью, так как накануне ночью попал в автомобильную аварию, и дюймов на шесть отодвинул трубку от уха, слушая его крики.
— Авария была вчера днем!
— Да нет, это другая.
— Господи, да что же это у тебя хобби такое?!
— Постараюсь написать сегодня вечером, а завтра, перед поездкой в Хитбери-парк, доставлю в редакцию. Идет?
— Ладно, что делать... — проворчал он. — А ты не пострадал в этой последней аварии?
По тону, каким это было сказано, я понял, что утвердительный ответ крайне нежелателен.
— Отделался синяками, — ответил я и услышал в ответ какое-то нечленораздельное хмыканье.
— Постарайся написать получше, — сказал он. — Сорви с них покровы!
Я поспешил положить трубку, пока он не сорвал покровы с моего несчастного котелка. Тот по-прежнему гудел от нещадной боли. Место, на котором Росс демонстрировал свое мастерство, тоже горело и ныло от боли. Лежать в постели было неудобно. Мрачное утро не кончалось.
Пришли какие-то люди и спросили, кто я такой. И кто те двое, что были со мной в машине и утонули. Знаю ли я их адрес?
— Нет, не знаю.
— А как произошел несчастный случай?
— Шофер потерял сознание, — ответил я.
Пришел сержант полиции с блокнотом и записал то немногое, что я мог сообщить ему.
— Я не слишком хорошо знал Вьерстерода. Так, просто случайный знакомый... Предложил довезти меня до больницы, где в настоящее время находится моя жена. Шофер потерял сознание, и машина съехала с дороги. Все случилось невероятно быстро... Я помню все довольно смутно, потому что перед тем выпил лишку. Когда машина стала тонуть, Вьерстерод протянул мне какой-то предмет, чтобы я пробил стекло и выбрался. Как ужасно, что и он, и шофер погибли! Парень, который вытащил их, заслужил медаль.
Сержант сказал, что меня еще вызовут для расследования, и удалился.
В полдень появился врач, осмотрел меня, сочувственно покачал головой при виде моих болячек, заметив при этом, что просто поразительно, сколько синяков можно заработать, перекувырнувшись в автомобиле пару раз. Я мрачно согласился с ним и попросил отпустить меня домой.
— Почему бы нет? — сказал он. — Идите, раз так не терпится.
Как во сне я натянул плохо отглаженные рубашку и брюки и с небритым лицом, нечесаными волосами и развязанным галстуком спустился вниз, в вестибюль. Там я попросил привратника вызвать такси и быстро доехал на нем до Уэлбек-стрит. Кто-то подобрал «падающую башню» и водрузил ее на место, целую и невредимую, без единой царапины. Чего нельзя было сказать о «Роллсе». И обо мне.
Тонио внимательно посмотрел на меня, придвинул кресло и подал снадобье в стеклянном стаканчике.
— Из чего делается эта штука? — проглотив лекарство, осведомился я.
— Смесь опиума и шерри-бренди.
— Нет, правда?
Он кивнул:
