Дарья Калинина - Пикник на Лысой горе
— Так вот, я проверила ящики. Но в них не было ничего интересного. Старые тюбики с кремом, тени для глаз, тушь. Колода карт, какие-то бумажки с неразборчивыми каракулями. По-моему, списки покупок. Потом еще чеки из магазинов. Моя свекровь была очень мнительна. Ей казалось, что ее все обманывают и обворовывают. Особенно торговцы. Она свято берегла все чеки. Даже на самую незначительную покупку. В общем, в ящиках была всякая ерунда.
— А письма?
— Так вот, я уже достаточно повозилась в пыли и решила, что на сегодня развеялась. И приготовилась уходить. Но потом подумала, а что бы мне и в платяном шкафу не посмотреть. Вдруг там моль завелась.
Это ведь такая беда. Если в одном месте завелась, то по всему дому мигом расплодится. А все вещи свекрови Роланд приказал оставить на своих местах. Глупо.
Но он вообще был со странностями. Расследование это дурацкое затеял…
И женщина погрузилась в задумчивое молчание.
— Тетя, о письмах, — снова напомнила ей Наташа.
— Ах, да, — встрепенулась Ида. — Я к тому и веду.
Я подошла к шкафу, открыла дверцы и стала перебирать платья и пальто. Моли там, слава богу, не оказалось. Зато я случайно в глубине шкафа нащупала какую-то выпуклость. Сама не знаю, зачем я на нее нажала. Скорей всего это получилось автоматически.
Я на нее нажала, и у меня под рукой повернулась маленькая створка. Увидеть, что лежит в тайнике, я не могла. Для этого мне пришлось почти целиком влезть в шкаф. И я в него влезла. Нащупала связку бумаг и вытащила ее наружу.
— И что это были за письма?
— Их там оказалось много, — сказала Ида. — Но несколько писем меня заинтересовало. Все они были адресованы моей свекрови. Но датированы разными годами. Письма ее любовника! Я прямо ахнула, когда поняла это. Моя свекровь была редкой ханжой. Вот Ингрида, она той же породы. Но по сравнению с моей свекровью Ингрида просто резвая козочка. Та вечно зудела, как важны крепкие семейные узы, что измена или просто обман недопустимы в супружеской жизни.
Да что там! Она всех неверных жен чуть ли не линчевать призывала. И вдруг такое открытие! Сама изменяла своему муженьку.
— Конечно, вы не удержались и прочли все письма?
— Конечно, — энергично кивнула Ида. — Боже мой!
Когда я поняла, что Алексей вовсе не сын Роланда Владимировича, меня чуть удар не хватил. Такое открытие! А Ингрида еще вечно нос задирает передо мной. Вот бы я ей славно утерла его. Да только не в моем это характере — на чужой беде выезжать. Пусть, думаю, раз уж Роланд чужого ребенка воспитал и искренне своим считал, так и дальше идет. Чего уж перед смертью старику душу травить.
— И вы никому не показывали этих писем? — спросила Инна.
— Никому! — горячо воскликнула Ида. — Ни словечком не обмолвилась. И дальше бы молчала, если бы Ингрида не вздумала меня обвинить в отравлении Роланда. Теперь-то уж я молчать не стану. Не я первая начала. Пусть получает, что заслужила.
— А кто был отцом Алексея, вы узнали? — спросила у нее Инна. — Его имя?
— Нет, — с сожалением протянула Ида. — Конвертов там не было. А все письма подписаны какими-нибудь забавными прозвищами. То кролик, то мышонок, то утенок. Но вообще-то я поняла, что это был человек не шибко образованный. Ну, вы понимаете, речь у него была не очень грамотная. И частенько в тексте проскальзывали орфографические ошибки.
В самых простых словах. Думаю, что это был садовник или какой-нибудь шофер. Кто-нибудь из обслуги.
Но разве это важно? Важно другое.
— Что?
— Там же в тайнике были и ее собственные письма к любовнику, — с торжеством произнесла Ида. — Вот уж где она душу отвела. Сначала все писульки пылали страстью. Потом им, видно, пришлось расстаться.
Потому что она тосковала по нему. А потом стали появляться сообщения о том, что она ждет ребенка.
И что уверена: ребенок этот не от мужа. Она очень детально описывала, что и как чувствует. Потом ребенок родился, но переписка двух любовников продолжалась. Не так часто и уже без всяких страстных заверений, но продолжалась. Свекровь описывала, как растет и развивается их ребенок. Писала, как его назвали. Вот тут я и поняла, что речь идет об Алексее.
— Можно взглянуть на эти письма? — спросила Инна.
— Конечно, — после некоторого колебания все же согласилась Ида. — Пойдемте, достанем их.
— А разве они не у вас?
— Нет, я их прочитала и решила, что разумней положить их на место. У меня в комнате их мог найти муж. А кто его знает, как бы он себя повел. Роланд Владимирович тогда был еще жив. Вы меня понимаете? Не такой Эрнест человек, чтобы делиться наследством с бастардом. А мне казалось, что будет несправедливо лишить Алексея наследства.
Ида провела девушек на второй этаж. Бывшая комната свекрови была последней в коридоре. Инна еще раньше обратила внимание на пустовавшую комнату.
Но Инну все время отвлекали более важные дела.
И вот теперь они находятся в этой комнате. Ида опустилась на колени и нырнула в огромный шкаф.
— Вот тут. Сейчас! — донесся из шкафа ее глухой голос. — Никак не могу нащупать.
Сестры в нетерпении переминались на месте. Наконец Ида вылезла из шкафа. Она протянула сестрам пачку писем, перевязанную розовой ленточкой.
— Очень странно, — внезапно сказала Ида, разглядывая сверток. — Тут что-то не так.
— Что?
— Да вот ленточка. Точно помню, я завязывала ее бантиком. Еще старательно расправляла его. Не знаю точно, почему, но эти любовные письма меня растрогали. Я поняла, в каком страхе, что ее обман и измена откроются, жила всю жизнь моя свекровь. И я точно завязала ленточку бантиком.
И все трое уставились на завязанную простым узлом ленточку.
— Вы точно помните, что бантик? — спросила Наташа.
— Помню, — заверила ее тетка.
— Это может значить только одно, — сказала Инна. — Кто-то, кроме нас, прочел эти письма. А стало быть, еще как минимум один человек посвящен в тайну Алексея. И точно, что это не сам Алексей.
— Почему?
— Потому что письма целы, — пояснила Инна. — Если бы на них наткнулся Алексей, он бы их уничтожил. Ему совсем не нужно, чтобы именно сейчас выплыло, что он не родной сын Роланда и не может претендовать на его наследство.
Сестры взяли пачку пожелтевших писем и ушли к себе. Читать любовные откровения выпало на долю Наташи. Письма были написаны частично на латышском языке, а частично на русском. Инна слушала вольный перевод этих писем из уст Наташи и думала, что не совсем пристало впечатлительному подростку читать такие вещи, которые в этих письмах описывались.
— Я думаю, что любовник моей бабушки был русским, — неожиданно прерывая чтение, сказала Наташа.
— Почему?
— Если бы он был латыш, то зачем моей бабушке напрягаться и писать по-русски, — пояснила Наташа. — Бабка ведь была чистокровной латышкой. И свой язык знала в совершенстве. Русский она, конечно, тоже знала, но хуже. Поэтому любовник и старался писать ей на латышском. И лишь когда становилось невмоготу, переходил на свой родной язык. И это объясняет ошибки в письмах ее любовника, где он пишет по-латышски. Бабушкин любовник вовсе не был малограмотным, он просто недостаточно хорошо знал латышский. Объяснялся на нем скованно. А в тех строчках, где он пишет по-русски, нет ни одной орфографической ошибки.
— Интересно, — сказала Инна. — Нужно узнать у Эмилии, кто в доме ее сестры из слуг был русским.
Сестры направились на кухню. Эмилия уже готовила то ли ужин, то ли завтрашний обед. Он аппетитно бурлил в кастрюлях. Сестры, несмотря на то что плотно перекусили в кафе, ощутили голод.
— Прямо и не верится, что когда-нибудь этот кошмар закончится, — пожаловалась Эмилия сестрам, деловито помешивая бурое варево в кастрюле. — И что убийцу найдут.
— Найдут, — успокоила ее Наташа. — Эмилия, а неужели ты с моей бабкой совсем никак не переписывалась? Вы же сестры как-никак. Ну и что с того, что жили в разных городах.
— Конечно, мы писали друг другу, — сказала Эмилия. — Но виделись не часто. Правду сказать, я даже ее детей только на фотографиях и видела. А когда редко видишься, то и общих тем для разговора мало. Но мы старались поддерживать переписку регулярно. Так что я была в курсе того, как у них обстоят дела. Во всяком случае, когда это касалось чего-то важного. Мне это было необходимо, ведь я любила сестру. И главным образом ради нее же я старалась не бывать у них в гостях. Ведь, находясь у сестры в доме, мне вряд ли удалось бы скрыть мою любовь к Роланду. И это больно ранило бы мою сестру.
— Да, но ты все равно была полностью в курсе ее дел. А когда моя бабушка была еще молодой, у них в доме были слуги? — спросила Наташа. — Ну, не во время войны, а уже после нее?
— У них всегда была кухарка, — сказала Эмилия. — Это я могу тебе точно сказать. Готовить твоя бабка не умела совершенно. И нянька из деревни для детишек.
