Патриция Вентворт - Кинжал из слоновой кости
Немного погодя зазвонил телефон. Профессиональное любопытство одержало очередную победу над природной скромностью, и мисс Силвер взяла трубку.
— Алло! — услышала она голос Фрэнка Эбботта.
— Мисс Силвер у телефона.
— Вот здорово! — обрадовался инспектор. — Вы-то мне и нужны. Я сейчас отправляюсь встречать шефа и хотел просто сказать, что выяснил у Ньюрбери то, что вас интересовало. В общем, велосипед у сестры есть. Ньюрбери видел его собственными глазами. Ну, до скорого. Я передам от вас привет шефу, если не возражаете.
И, прежде чем мисс Силвер успела возразить, повесил трубку. Весь разговор занял ровно столько времени, сколько Маршаму потребовалось, чтобы подойти к параллельному аппарату в буфетной и убедиться, что он закончен.
Мисс Силвер удовлетворенно кивнула и вернулась на свое место. В существовании этого велосипеда она, собственно, никогда и не сомневалась. Когда в комнате наконец появился Фредерик, неся в руках охапку дров, кофточка Джозефины увеличилась уже как минимум на пять сантиметров. Прикрыв за собой дверь, — школа Маршама! — он опустился перед камином на колени и принялся разжигать огонь. Мисс Силвер, видевшая его в профиль, была снова поражена его бледностью. Или молодой человек был серьезно болен, или что-то сильно его тревожило. Конечно, он мог тревожиться за Глорию Гуд, но мисс Силвер была уверена, что здесь кроется что-то куда более серьезное.
— Ты ведь, кажется, совсем недавно здесь работаешь? — нарушила она тишину.
— Да, мисс, — отозвался Фредерик, с готовностью к ней поворачиваясь.
Мисс Силвер кашлянула.
— Ужасно, когда в доме происходит такое несчастье. Наверное, это сильно тебя расстроило?
Фредерик вздрогнул и выронил полено, которое держал в руке. Оно с грохотом упало на каминную решетку. Решив, что лучшего ответа и не придумать, мисс Силвер продолжила:
— Да, вижу: расстроило. Но я бы на твоем месте так не переживала. В конце концов, это ведь совершенно не твои проблемы, верно? Вот у мисс Лайлы, у той да. А будут еще больше, когда ее арестуют.
От волнения Фредерик даже покраснел. Он открыл рот, снова его закрыл и наконец выпалил:
— Она этого не делала!
Мисс Силвер добродушно улыбнулась. Ее дружелюбие никогда не было нарочитым или неискренним; ее действительно интересовали люди. Они нравились ей, вызывали сострадание и желание помочь. А Фредерик очень ее беспокоил.
— Я думаю, никто из тех, кто знает мисс Лайлу, не верит, что она способна на преступление, — мягко проговорила она.
— О нет, мисс, она не способна. Я так и сказал… одному человеку, только он, видать, думает иначе.
— Одному человеку, — задумчиво повторила мисс Силвер.
— Ну да, мисс. Если на душе тяжело, всегда хочется с кем-нибудь поделиться. А только я все равно ее не убедил.
— Ее. Стало быть, это девушка. И, очевидно, она совершенно не знает мисс Лайлу.
— Ну, не совсем так. Видеть-то она ее, конечно, видела. А я эту девушку с детства знаю. Она сейчас у миссис Консидайн работает, да только все уволиться хочет. Никак мне ее не отговорить. А ей ведь всего шестнадцать. Ну куда она? А у миссис Консидайн хоть готовить научится.
— Да, — серьезно кивнула мисс Силвер. — Это очень важно, если хочешь обзавестись собственным домом.
— Вот и я ей так говорю, — с горячностью подхватил Фредерик. — Да только она вбила себе в голову, что хочет работать в Эмсворте продавщицей. В Эмсворте, мисс, представляете? Это одна дорога сколько времени занимает… А зимой, значит, возвращаться в темноте, да и на автобус не всегда сядешь.
— И все же я бы на твоем месте дважды подумала, прежде чем ссориться с девушкой по таким пустякам, — добродушно заметила мисс Силвер.
Фредерик даже привстал с колен.
— Ничего себе пустяки! И это в субботу, когда все люди празднуют да отдыхают…
Мисс Силвер продолжала невозмутимо вязать.
— Но, надеюсь, вы тут же и помирились?
Бледное лицо Фредерика залилось краской. Он поспешно отвернулся и занялся камином.
— Да, помирились, — буркнул он.
— В субботу вечером? — спокойно спросила мисс Силвер.
В комнате воцарилось молчание.
— Значит, в субботу, — повторила мисс Силвер.
— О мисс! — всхлипнул Фредерик.
— Думаю, ты незаметно выскользнул из дому и побежал к ней мириться, так? — мягко продолжала мисс Силвер. — Наверное, ты выскользнул, когда в доме стало тихо и ты решил, что все уже спят, верно? Послушай, Фредерик… Не нужно меня бояться. Ты ведь не сделал ничего дурного. Ты просто хотел помириться с Глорией. Мне только кажется, что по дороге — туда или обратно, этого я не знаю — ты увидел что-то, чего никак не можешь выбросить теперь из головы и что не дает тебе ни минуты покоя.
На лбу Фредерика появились крупные капли пота. Дрова выскользнули из его влажных ладоней и грудой упали на пол, но он, казалось, этого не замечал. Он изо всех сил старался не смотреть на мисс Силвер, глаза которой казались ему парой прожекторов, безжалостно направленных на все его крохотные преступления: на то, как он сбежал из дома, как тайком в него возвращался, и даже на то, что он пережил, и ужас, какой испытал. Они заставляли его рассказать то, о чем он боялся даже вспоминать, о том, что являлось ему по ночам в кошмарах и грозило такими карами, что он натягивал на голову одеяло и, съежившись на постели, до утра дрожал без сна от страха и ужаса.
Мисс Силвер отложила вязанье, нагнулась вперед и взяла мальчика за руки.
— Ну-ну. — ласково проговорила она. — Тебе нечего бояться. Если ты все мне расскажешь, обещаю, никто не причинит тебе вреда. И ты, Фредерик, — добавила она, помолчав, — ты тоже тогда не причинишь вреда невиновному.
И Фредерик не выдержал. Он всхлипнул. Потом всхлипнул еще раз и вдруг разревелся в голос.
— Мисс Лайла… никогда… этого… не делала, — глотая слезы, проговорил он. — Она не виновата. Она никому не может причинить вреда. Никому и ни за что на свете.
Я знаю, мне нужно было рассказать это раньше, но я не мог. Не то чтобы я боялся мистера Маршама, но он мог подумать о нас… о нас с Глорией что-нибудь плохое. А ничего такого не было, мисс, клянусь вам, я даже на Библии готов поклясться. А в тот вечер мне очень нужно было увидеть Глорию, чтобы с ней помириться.
Он задохнулся, умолк и, шмыгая носом, принялся отыскивать в карманах носовой платок. Понаблюдав за этой процедурой с минуту, мисс Силвер вытащила из сумочки свой: ослепительно чистый, тщательно выглаженный и, судя по размерам, никак уж не дамский. Немедленно в него уткнувшись, Фредерик немного осушил свое горе, и вскоре издаваемые им звуки снова стали складываться в слова.
Опыт подсказывал мисс Силвер, что время пришло.
— А теперь рассказывай, — бодро сказала она.
Глава 37
Главный инспектор Лэм был вне себя от злости: его младшая и любимая дочь Виолетта недавно объявила родителям, что в самое ближайшее время намерена обручиться с заезжим латиноамериканским танцором. Мадам Лэм до сих пор не могла оправиться от шока. И напрасно другие дочери — респектабельная, рассудительная Лили и заканчивающая курсы медсестер Миртл — напоминали родителям, что их обожаемая Виолетта была помолвлена никто уже не помнит какое число раз, но до сих пор, однако, замуж почему-то не вышла. А если уж она не вышла замуж за восхитительного майора Ли, отвергла такого красавца, как полковник Лидэ и бросила юношу, дядя которого владел двумя гуталиновыми фабриками, то на что же может надеяться какой-то жалкий дон Педро? К сожалению, уже одно это имя действовало на инспектора Лэма как красная тряпка на быка. Его глаза тут же наливались кровью, а голову заполняли мысли о чудовищах-иностранцах, в числе которых фигурировали Гитлер и Муссолини. Инспектор Лэм был реалистом, то есть все-таки отдавал себе отчет, что, раз уж иностранцы существуют как явление, лучше всего было бы смириться с ними, как с неизбежным злом. Но, отдавая себе в этом отчет, смириться он все же не мог. «Привести ЭТО в семью! — бушевал он и передразнивал дочь: — „Папочка, посмотри, какие у него глазки!“ Да у любой обезьяны глаза умнее! — взрывался он». Виолетта, впрочем, была совершенно уверена, что рано или поздно сумеет умаслить отца ласковым обращением, и он подобреет. Возможно, но сейчас инспектору Лэму, человеку верующему, добропорядочному и семейному, хотелось выругаться как никогда в жизни.
Необходимость тащиться в Винъярдс лишь потому, что его подчиненный не сумел сам справиться с делом, настроения ему тоже не улучшала. Фрэнк Эбботт, едва заглянув в его выпученные и налитые кровью глаза, сильно напоминавшие маринованные помидоры, сразу понял, что дело плохо. Достаточно было не дерзости даже, а малейшего на нее намека, чтобы шефа прорвало и он разразился одной из своих знаменитых обличительных речей. Фрэнк знал их все наизусть и не испытывал ни малейшего желания повторять пройденное, вследствие чего весь путь от станции до кабинета в местном управлении полиции провел в кротком и смиренном молчании.
