Татьяна Коган - Отпусти своего демона
Время текло медленно и тягуче, как мед на блинчики от шеф-повара. Постепенно появлялась усталость, движения давались тяжело. Мир переставал интересовать Кравцова, он впадал в дремотное состояние. Легкая тревожность все чаще давала о себе знать, но не успевала перерасти в настоящее беспокойство – организм получал новую дозу, и круг начинался заново.
Гретхен почти неотрывно находилась рядом. Кравцову нравилось с ней беседовать. Теперь она казалась еще красивее, еще умнее. Невероятно, как Земля могла родить столь совершенное существо. Джек обнимал ее, страстно заваливал на спину и часами занимался с ней сексом. Иногда краем глаза он замечал стоящего в дверях Стефана, внимательно наблюдавшего за ними. Но тут же забывал о зрителе, с головой окунаясь в чувственные удовольствия.
Джека не связывали, но желания сбежать не возникало. Гретхен попросила его позвонить родителям и предупредить, что он не появится дома несколько дней, поскольку отдыхает с подружкой. Джек послушно согласился. Он говорил внятно и весело, и отец ничего не заподозрил. Пожелал хорошо провести время. Судя по голосу, он улыбался.
Сегодняшнее утро отличалось от предыдущих. Во-первых, Иван проснулся от острой боли в запястьях и с удивлением обнаружил, что руки скованы за спиной наручниками. Во-вторых, душевное и физическое состояние оставляло желать лучшего. Горло першило, желудок сводило спазмами, пот заливал глаза. Кравцов попытался вытереть мокрое лицо о плечо и раздраженно выругался – прикосновение к коже было до омерзения неприятным. Он огляделся, подавляя приступы кашля. Окружающее поблекло; реальность будто бы покрылась серым налетом.
Лежать было скучно. Джек перевернулся на бок, поморщившись от боли в руках, и сел на кровати. Это короткое действие утомило его. Он отлично понимал, что происходит – начало абстинентного синдрома, по-научному выражаясь. Конечно, это не было настоящей ломкой, лишь намеком на нее – Кравцов напомнил себе, что от фантомных болей, спроецированных воспаленным сознанием, человек не умирает.
Перед глазами вспыхнула выдержка из медицинского справочника: «На седьмом этапе интоксикации усиливаются соматовегетативные проявления и отмечается выраженная гиперестезия к тактильным и болевым ощущениям». Не думал не гадал психотерапевт Кравцов, что когда-нибудь испытает это на собственной шкуре…
Дверь в спальню бесшумно отворилась. Гретхен с беспокойством взглянула на Джека.
– Как ты?
– Как я? – взорвался он, вскакивая на ноги. – Ты накачала меня дерьмом, а теперь интересуешься моим состоянием? Ты больна, понимаешь? Ты и твой брат больны. Вам нужна помощь!
– Если здесь кому и нужна помощь, то только тебе. – Появившийся в проеме двери Стефан насмешливо скалился.
Иван открыл рот, чтобы выпалить гневную тираду, но закашлялся. Приступ был таким долгим и мучительным, что легкие грозили разлететься на ошметки. На подкосившихся ногах Кравцов рухнул в кровать.
– Тебе надо выпить воды и поесть, – участливо произнесла Гретхен, не рискуя подойти ближе.
– Может, лучше еще дури? – злобно гаркнул Джек и снова закашлялся. Отдышавшись, он вдруг отчетливо понял, что его фраза хоть и дышала сарказмом, на самом деле была абсолютно искренней. Он хотел отключиться от раздражающей, депрессивной действительности. Это открытие испугало Кравцова.
Должно быть, страх отразился на его лице. – Стефан и Гретхен обменялись понимающими взглядами, но какие-либо действия предпринимать не спешили.
Кравцов поднял покрасневшие глаза:
– Что, так и будете стоять там и изучать меня? Очень любопытно?
– Не представляешь как, – подтвердил Стефан. Он едва ли не щурился от удовольствия.
– Еще как представляю. – Иван вспомнил, как несколько лет назад сам экспериментировал над собственным другом. Глеба мучила совесть за совершенные преступления, он не находил себе места, пытаясь примириться с действительностью. Вдобавок ко всему его родной брат скоропостижно скончался, а жена подала на развод. Глеб не мог справиться с обрушившимися на него испытаниями и даже собирался покончить с собой. Но в последнюю минуту передумал и попросил Джека лишить его памяти. Кравцов тогда как раз планировал эксперимент по внушению диссоциативной амнезии.
Была его очередь воспользоваться правом круга, и он не упустил шанс. Собрал друзей и сообщил, что мечтает поработать с человеком в сомнамбулическом трансе и заблокировать отдельные участки его памяти. Обычным гипнозом диссоциативной амнезии добиться сложно – Джек готовился использовать наркотики и нейролептики. Глеб без колебаний согласился. Джеку, Максу и Лизе пришлось принять его добровольную жертву – иначе он попросту наложил бы на себя руки. Потеря памяти дарила ему шанс на новую жизнь. Глеб мог начать с чистого листа, без терзаний о совершенных ошибках, без раскаяния и боли.
Кравцов помнил, какое болезненное возбуждение испытывал, ведя товарища в кабинет, где предстояло свершиться научному волшебству. От волнения у него даже руки подрагивали. И восторг, непроходящий восторг от осознания того, что меняешь чью-то судьбу.
Словом, Джек не лукавил, признаваясь в том, что отлично представляет состояние Стефана. Влиять на чужую жизнь – одно из самых порочных и вместе с тем изысканных удовольствий. Обидно только, что теперь сам Джек занимает место подопытного кролика.
Эксперимент с Глебом закончился удачно. А как закончится эксперимент, который разворачивается в данную минуту, Кравцов предсказать не мог. Когда сознание прояснялось, он понимал весь ужас своего положения. Он распробовал кайф и отныне будет постоянно желать его повторения. У него хватит силы воли отказаться от вещества, – когда (или если?) его освободят. Но каких усилий это будет стоить? Сколько выдержки и упорства понадобится? В эту самую секунду он всей душой ненавидел Гретхен вместе с ее сумасшедшим братцем – за то, что обрекли его на самое мучительное из всех возможных испытаний. Наркоман навсегда останется наркоманом. Он может слезть с иглы и держать себя в ежовых рукавицах, но это будет ежедневная борьба с самим собой. Любая невзгода, любое невезение – и тяга вспыхнет с новой силой. Проклятая Гретхен! Как бы он хотел никогда не встречать ее!
Помимо воли на глаза навернулись слезы. Иван чувствовал себя подавленным и разбитым. Его захлестнуло ощущение глобальной несправедливости. Почему? Почему это произошло именно с ним? Да, ему нравился адреналин, нравились приключения. Но это… это переходило все мыслимые границы. К такому он был не готов.
Кравцова охватила одуряющая безнадега. На что он надеялся? Друзья, которые могли бы прийти на помощь, погибли. А сам он спастись не в состоянии. Пожалуй, его мнение о себе было сильно завышено все эти годы…
На покрывало упали ключи от наручников.
– Расстегни браслеты, – приказал Стефан.
Джек подцепил пальцами ключи и провозился несколько секунд, прежде чем смог разомкнуть наручники.
– Раздевайся, – последовал новый приказ.
Джек даже не удивился. Только иронически вскинул брови:
– Под музыку или так?
– Не дури, – вмешалась Гретхен. – Твои вещи нужно постирать, а тебе стоит помыться.
Кравцов замешкался, и Стефан будто прочитал его мысли:
– Не вздумай делать глупости. Если ты думаешь, что я не выстрелю, – ты сильно заблуждаешься. Мне ничего не стоит ранить тебя в бедро или плечо, а потом без анестезии вытащить пулю, обработать и зашить рану. И я могу это повторить несколько раз, покуда ты не угомонишься.
Кого Кравцов пытался обмануть? Он находился в жалком состоянии. Даже на ногах плохо держался, какое уж там сопротивление… Он не ел несколько суток и шатался от усталости. Боец из него сейчас комичный.
Джек принялся расстегивать пуговицы на промокшей от пота рубашке. Когда он полностью разделся, ему велели снова защелкнуть наручники за спиной. Острое чувство стыда мелькнуло и тут же испарилось. Он подчинился.
– А теперь в душ. Гретхен тебя помоет. Или я могу, если хочешь. – Стефан плотоядно улыбнулся, пожирая глазами обнаженное мужское тело.
– Вот тебе и мыло душистое, и веревка пушистая, – по-русски буркнул себе под нос Джек и с усталой обреченностью направился в ванную комнату. Гретхен пошла следом.
После душа он съел пару бутербродов, и это далось неожиданно тяжело. Аппетит отсутствовал, кусок застревал в горле. Здравый смысл заставлял Кравцова упорно жевать безвкусную пищу. Ему требовались силы, без питания он долго не протянет. Организм и так едва справляется с жесточайшим стрессом. Пить тоже не хотелось, но Иван насильно влил в себя два стакана воды.
Настроение скакало. За пару минут он успевал испытать весь спектр негативных эмоций от полной безысходности к животному страху. Его преследовало ощущение неотвратимости чего-то ужасного, и он сам не знал, чего больше боится, – того, что становится наркозависимым, или того, что сегодня не получит новой дозы.
