Анатолий Безуглов - Змееловы
Врио прокурора поерзал на стуле, ничего не ответив.
— Не мог я этого сделать. По-человечески не мог. Да и не хотел. Зачем? Я не знаю, как другие относятся к своим детям и внукам, а мои — роднее родных. Знать, что где-то живут близкие тебе люди… Я еще раз прошу, очень прошу… — Степан с мольбой посмотрел в зал. — Пусть они ничего не узнают. Если уж не сын, который попал на это вот место, то внучка для них — единственная отрада.
Степан замолчал. В зале наступила тишина.
— У вас есть еще вопросы к подсудимому Азарову? — спросил Паутов Холодайкина.
— Нет. — Врио прокурора сурово уставился в бумаги.
— А у защиты?
Шеманский поднялся:
— У меня вопросов нет. Я только хочу обратиться с ходатайством к нашему уважаемому суду: в целях высшей гуманности и человечности не фиксировать в документах последние показания обвиняемого. В том, что сидящие в этом зале не вынесут из этих стен признания Азарова, я уверен. — Адвокат пристально оглядел всех чуть прищуренным взглядом. — Но пути дальнейшего продвижения материалов в процессе неисповедимы…
Посоветовавшись с заседателями, Паутов сказал:
— Вы уже второй раз просите отойти от установленного порядка. Суд отклоняет ходатайство защиты. — Шеманский сел с таким видом, словно пытался совершить нечто благородное, но ему не дали; Паутов, переложив с места на место несколько бумажек, закончил уже совершенно неофициальным тоном: — Пакость можно сделать и так, без всяких документов.
— Это как пить дать, — отозвалась Давыдова.
Судья недовольно посмотрел на нее.
— Я прошу у суда разрешения задать несколько дополнительных вопросов свидетелю Клинычеву, — привстал врио прокурора.
Клинычев бочком выбрался со своего места и прошел вперед. Он встал так, чтобы не встретиться взглядом с Азаровым.
— Гражданин Клинычев, какого числа подсудимый дал вам взаймы триста рублей?
— Тридцатого июля, утром.
— Какими купюрами? — спросил Холодайкин.
— По двадцать пять рублей.
— А вы не заметили, это были последние деньги у подсудимого или оставались еще?
Клинычев приложил палец к виску, как бы вспоминая что-то. Потом некоторое время молчал.
— Кажется, отсчитал из пачки…
— Кажется или точно отсчитал? — спросил врио прокурора.
— Отсчитал, — поспешно подтвердил Клинычев.
Степан, покачав головой, вздохнул.
Присутствующие в зале зашушукались.
— Прошу соблюдать тишину! — потребовал судья.
— У меня больше вопросов нет, — сказал Холодайкин.
— Свидетель Клинычев, — тут же раздался мягкий голос адвоката, — вы вернули Азарову долг? И если вернули, то когда?
Клинычев невнятно пробормотал:
— Все собирался, хотел отдать… А потом его арестовали. Но я ему отдам… Обязательно отдам.
— Понятно, понятно, — покачал головой защитник. — Не будете ли вы так любезны ответить еще на один вопрос: для чего вам понадобилась вышеупомянутая сумма?
Холодайкин решительно поднялся:
— Я протестую! Подобные вопросы уводят суд в сторону.
Клинычев растерянно озирался.
— Вы хотите узнать у свидетеля что-нибудь по существу дела? — обратился к Шеманскому судья.
— Благодарю, у меня больше вопросов нет, — вежливо отозвался тот.
Клинычев, не глядя на своих коллег, поспешно возвратился на свое место.
Холодайкин снова, с разрешения председательствующего, обратился к Азарову:
— Подсудимый Азаров, для окончательного установления истины я прошу ответить, откуда у вас появилась после двадцатого июля такая крупная сумма денег, из которой вы дали взаймы Клинычеву триста рублей?
Степан молчал.
— Подсудимый, вам понятен вопрос? — настойчиво требовал прокурор.
— Понятен, — хмуро ответил Азаров. — Повторяю, эти триста рублей не имеют никакого отношения к делу.
— Я еще раз обращаюсь к вам с вопросом: где вы взяли деньги? — повторил Холодайкин.
— Товарищ Азаров! — не выдержала заседательница Савельева; к ней наклонился председательствующий и что-то шепнул на ухо. — Гражданин Азаров! — поправилась она. — Расскажите о деньгах. Вы облегчите положение и себе и нам. Если они не имеют никакого отношения к делу, как вы сказали, тем более, значит, можете рассказать.
В зале наступила тишина. Все смотрели на Азарова. После долгого колебания он наконец произнес едва слышно:
— Эти триста рублей оставила мне Гриднева. То есть Рославцева.
По залу прошел шумок.
— С какой стати? — спросил чуть насмешливо врио прокурора.
— Значит, доверяла, — спокойно ответил Азаров.
— Для какой цели?
— На сохранение.
— Почему же вы тогда молчали об этом? — спросил государственный обвинитель.
— Не хотел впутывать ее в эту историю.
Савельева улыбалась.
— Если это не ваши деньги, то как вы могли дать их Клинычеву? — не унимался Холодайкин.
— Он попросил их у меня на несколько дней, — спокойно сказал Азаров. — Я доверял ему…
Шеманский одобрительно наклонил голову.
— У меня к подсудимому все, — сказал Холодайкин. — Но я прошу суд еще раз допросить свидетельницу Эпову Зинаиду. — Получив разрешение от Паутова, Холодайкин обратился к девушке: — Скажите, пожалуйста, обвиняемый не просил быть посредником между ним и вашим отцом, предлагал что-нибудь продать Петру Григорьевичу Эпову?
— Нет, Степан Иванович никому ничего продать не предлагал, — ответила Зина. — И вообще он никакими махинациями не занимался. — Девушка бросила взгляде сторону Клинычева: — Не то что некоторые. Степан Иванович честный человек и… хороший.
— А вот ваш отец, — продолжал Холодайкин, — показал, что подсудимый предлагал ему яд. Что вы на это скажете?
Зина растерянно огляделась. Потом, взяв себя в руки, сказала:
— Он, то есть мой отец, сам сказал дома, что Степан Иванович сказал это в шутку… Вы сами подумайте… Глупо это все…
— У вас больше нет вопросов к свидетельнице? — спросил судья у Холодайкина; тот отрицательно покачал головой. — А у защиты?
— Всем, я думаю, ясно, что ответ свидетельницы Эповой исчерпывает сущность вопроса, — отозвался адвокат.
— Итак, — объявил Паутов, — суд решил: судебное следствие закончить и перейти к прениям сторон. Слово имеет государственный обвинитель.
Холодайкин надел очки и взял в руки исписанные листки бумаги.
— Товарищи судьи! Хищение социалистической собственности — это тягчайшее преступление, связанное с посягательством на экономическую основу Советского государства. Расхититель народного добра — опасный преступник, но степень опасности преступления еще более возрастает, если преступное деяние совершается лицом, непосредственно ответственным за сохранность доверенных ему государственных или общественных ценностей.
На скамье подсудимых находится бывший бригадир герпетологической экспедиции Азаров. Ему было поручено ответственное дело — хранение сухого змеиного яда, имеющего огромное значение для производства ценных лекарственных препаратов, призванных облегчить страдания многих и многих советских тружеников. Кроме того, как бригадиру ему доверили самое главное из наших богатств — человеческие жизни, которые он должен был оберегать путем соблюдения мер по охране безопасности труда. Пользуясь попустительством руководителя экспедиции, которая совершенно не контролировала действия бригадира, обвиняемый не пресекал случаи пьянства и халатного отношения к работе со стороны отдельных членов экспедиции, преступно небрежно выполнял правила охраны безопасности труда, в результате чего одного из работников укусила змея и он не был вовремя доставлен в больницу. Все это не могло не сказаться на работе всего коллектива, что видно из трудовых показателей за то время, когда подсудимый находился на посту бригадира. (Среди змееловов поднялся недовольный ропот; председательствующий постучал карандашом по стакану.) Азарову было выгодно расшатать крепкий, спаянный коллектив, чтобы через образовавшиеся прорехи в трудовой дисциплине устроить себе лазейку для совершения преступления. Он намеренно халатно относился к хранению сухого яда, доверяя ключи от сейфа людям, не имеющим на то права, а то и специально не запирал сейф по нескольку дней. И вот, создав благоприятную для себя ситуацию, обвиняемый похищает флакон с сухим змеиным ядом стоимостью в четыре тысячи двести сорок три рубля. Его изобличают следующие неопровержимые факты и улики. На предварительном следствии был найден флакончик из-под пропавшего сухого змеиного яда с отпечатками пальцев подсудимого, потерянного впопыхах, когда он перекладывал ворованное в другую тару. Других отпечатков пальцев на нем нет. За четыре дня до обнаружения пропажи обвиняемый проводит всю ночь в Талышинске, в результате чего у него появляется большая сумма денег в крупных купюрах, из которой он свободно отсчитывает триста рублей Клинычеву взаймы. Еще неделю назад у обвиняемого не было совсем денег, так что он одалживал сто рублей у свидетельницы Кравченко, чтобы послать своим родителям. Значит, эта крупная сумма появилась у него в период между двадцатым июля и днем обнаружения пропажи яда, то есть тридцатого июля. Далее. Имея меру пресечения, подписку о невыезде, чувствуя, что круг следствия смыкается, подсудимый пытается бежать из Талышинска на самолете, но его задерживают органы милиции. Подсудимый упорно отказывается признать себя виновным. Он скрывал от своих товарищей, сидевших без денег, что у него имеется крупная сумма, что открыло бы следствию глаза на его явную виновность. Но нашлись люди, которые пришли в прокуратуру и разоблачили преступника. (При этих словах Клинычев сжался на своем стуле.) В период предварительного следствия подсудимый вел себя грубо, непоследовательно, несколько раз изменял показания. И даже здесь, на суде, пытается укрыться за спину известного советского журналиста, выполняющего в настоящее время важное специальное задание центральной газеты за рубежами нашей Родины. Тем самым подсудимый хочет затянуть следствие, хорошо зная, что мы не можем в настоящее время проверить его показания путем личного допроса товарища Рославцевой.
