Дик Фрэнсис - Игра без козырей
Он долго мялся, но в конце концов признался, что вопрос отложили на неделю-две, в спешке никто не видел необходимости. Акции переходят из рук в руки медленно, очень медленно. Но все же стюарды согласились, что Ханту Рэднору стоит продолжить расследование.
Я не решился войти в комнату стюардов, чтобы поискать пакет с фотографиями, и стал расспрашивать служащих фирмы, которые привезли продукты для ленча. Но они ничего не видели. Я спустился вниз к женщине, которая убирала стол после собрания. Она выбросила кучу бумаги, но никакого пакета там не было. Она согласилась поискать в мусорной корзине и в комнате стюардов, но вернувшись, покачала головой.
Я спросил у мистера Фотертона, директора-распорядителя ипподрома Сибери, спросил у капитана Оксона спросил у секретаря, я спрашивал у каждого, кто, на мой взгляд, присутствовал на собрании. Никто из них не знал куда делись фотографии. И все они так же, как лорд Хегборн, успокаивали меня:
— Не волнуйтесь, Сид. Найдутся.
Но фотографии не нашлись.
Я пробыл на ипподроме до шести вечера, когда сменился патруль. Принявшие дежурство были теми же оперативниками, которые провели здесь прошлую ночь: четверо бывших полицейских средних лет, опытных и знающих свое дело. Они удобно устроились в комнате для прессы с центральным отоплением и четырьмя телефонами. Ее окна выходили на две стороны, на поле и на трибуны. «Лучшей штаб-квартиры для ночных дежурств и придумать нельзя», — сказали они.
Между последним заездом в три тридцать и шестью часами я успел не только расспросить всех о фотографиях, но и свозить лорда Хегборна к бунгало пожилой пары, чтобы он сам посмотрел, где было разбитое пулей зеркало. Я убедил капитана Оксона вместе со мной обойти все помещения ипподрома. Он довольно охотно согласился. Его прежняя подозрительность почти совсем пропала — видимо, решил я, относительно успешный прошедший день поднял ему настроение.
Я поехал в Сибери и снял номер в отеле «Сифронт», где часто останавливался в прежние времена. Отель наполовину пустовал, а раньше в дни скачек тут яблоку негде было упасть. В баре за бокалом бренди хозяин отеля пожаловался мне на упадок дел.
— Скачки обычно всю зиму приносили неплохой доход, — вздыхал он. — А сейчас почти никто не приезжает. Говорят, что распорядители даже отказались проводить соревнования в январе. Я скажу вам так: ипподром должен процветать, это нужно всем, кто здесь живет.
— А-а! — воскликнул я. — Так напишите в совет города, пусть там знают, чего хотят жители!
— Не поможет, — мрачно сказал он.
— Как знать?... А вдруг поможет? Вы напишите.
— Ладно, Сид. Только чтобы доставить вам удовольствие. А теперь еще бренди за счет заведения — в память о прежних днях!
Я рано пообедал вместе с хозяином отеля и его женой пошел погулять по берегу моря. Вечер был сухим и холодным, и легкий ветерок, дувший с моря, приносил запах водорослей. Прибрежная галька скрипела и переворачивалась под подошвами, а зимний песок спрессовался и стал жестким, как скала. Я медленно шагал по берегу в восточном направлении, в сторону от ипподрома, и, думая о Крее и его махинациях, не скоро вспомнил, что обещал позвонить Рэднору.
Мне нечего было ему сказать, и я особенно не спешил. К Сибери я вернулся почти в десять часов. Модернизация еще не коснулась таких маленьких городков, и в номерах отеля телефонов не было. Поэтому я позвонил из первой же попавшейся на глаза будки на набережной.
Мне ответил не Рэднор, а Чико, и по его голосу я сразу догадался, что произошло что-то непредвиденное.
— Сид... — начал он. — Сид, послушай, дружище, не знаю, что и сказать тебе. Только сохраняй спокойствие. Мы весь вечер стараемся найти тебя.
— Что?... — Я сглотнул.
— Кто-то подбросил бомбу в твою квартиру.
— Бомбу? — тупо повторил я.
— Пластиковую бомбу. Взорвана стена, которая выходит на улицу. Соседние квартиры страшно пострадали. А твоя... Понимаешь, там вообще ничего не осталось. Просто огромная дыра... И висят какие-то черные лохмотья. Поэтому полиция решила, что это пластиковая бомба. Такие используют террористы... Сид, ты здесь?
— Я слушаю.
— Мне очень жаль, дружище. Мне очень жаль. Но это еще не все. Они сделали то же самое в офисе. Бомба взорвалась в отделе скачек, и весь дом остался без стены. Проклятие!... Это ужасно.
— Чико...
— Знаю. Знаю. Шеф сейчас там. Смотрит, что осталось. Он велел мне сидеть у него, потому что ты обещал позвонить. Никто серьезно не пострадал — это единственная хорошая новость. Человек шесть твоих соседей получили ушибы и ссадины. А в офисе, естественно, никого не было.
— В котором часу?
— Бомба в офисе взорвалась часа полтора назад, а в твоей квартире — часов в семь. Мы с шефом и полицией поехали к тебе, когда по радио пришло сообщение, что в офисе взрыв. Полиция считает, что тот, кто это сделал что-то искал. Люди, которые живут под тобой, слышали что наверху часа два перед взрывом что-то передвигали Но они решили, что это ты шумишь. Похоже, что террорист сдвинул всю мебель в гостиную и в середину положил бомбу. Видимо, он не нашел того, что искал, и поэтому решил все уничтожить, на случай, если пропустил что-нибудь.
— Все...
— Ничего не осталось. Боже мой, Сид, мне не хочется этого говорить!... Но там ничего, ничего...
Письма Дженни. Единственная фотография отца и матери. Призы, которые я выигрывал на скачках. Все погибло. Я прислонился к стене, чтобы не упасть.
— Сид, ты слушаешь?
— Да.
— И в офисе ничего не осталось. Люди, которые живут напротив, видели свет в окнах и какое-то движение, но они подумали, что мы работаем допоздна. Шеф считает, что раз они не нашли то, что искали, нам надо знать, что это такое. Сид, что они искали?
— Не знаю.
— Ты должен знать.
— Нет. Не знаю.
— Подумай по дороге в Лондон.
— Я не поеду в Лондон. Сегодня не поеду. В этом нет смысла. Думаю, лучше вернуться на ипподром и проверить, не случилось ли там чего-нибудь.
— Хорошо. Я скажу шефу, когда он позвонит. Он собирался всю ночь провести на Кромвель-роуд.
Я повесил трубку и вышел из будки. Рэднор прав: очень важно знать, что искали те, кто подложил бомбы. Я прислонился к стене и стал перебирать в памяти, что могло бы их интересовать. Я намеренно не думал о квартире, которую начинал считать своим домом, о потерянных вещах. Так уже случалось со мной раньше. К примеру, когда ночью умерла мать, а на следующий день я одержал первую победу на скачках.
Чтобы искать какой-то предмет, надо знать о его существовании. Если используется бомба, значит, уничтожить этот предмет важнее, чем найти. Что было у меня, и было совсем недавно — иначе бы они давно искали это, — что Крею необходимо уничтожить?
Была пуля, которую Фред случайно выпустил в зеркало. Они не нашли ее потому, что она в баллистической лаборатории полиции. И если бы они думали, что она у меня, то устроили бы налет прошлой ночью.
Было письмо, которое Болт рассылал акционерам Сибери, но у него сотни таких писем. Зачем бы ему понадобилось еще одно, даже если бы он знал, что оно у меня есть?
Письмо, которое Мервин Бринтон по памяти переписывал для меня? Но если это оно, тогда...
Я вернулся в будку, нашел в лежавшем на полке справочнике его телефон и позвонил.
К моему облегчению, он ответил.
— У вас все в порядке, мистер Бринтон?
— Да, да. А что случилось?
— Вам больше не звонил тот огромный парень? Вы никому не говорили о моем визите или о том, что знаете письмо брата наизусть?
— Нет, не звонил. Я никому не говорил и никогда не скажу. — Голос у него звучал испуганно.
— Прекрасно, — успокоил я его. — Тогда все хорошо. Я только проверял.
Значит, это не письмо Бринтона.
Фотографии. Пока Рэднор вчера днем не отдал их лорду Хегборну, они все время были в офисе. Никто за стенами агентства, кроме лорда Хегборна и Чарлза, не знал об их существовании. Но сегодня утром лорд Хегборн привез их в Сибери, показал на собрании стюардов и потерял.
Допустим, они не потерялись, а были украдены. Кем-то, кто знает Крея и подумал, что ему следует их иметь. По датам на всех этих документах Крей точно определит, когда были сделаны фотографии. И где...
У меня перехватило дыхание. Теперь я должен учитывать, мелькнула мысль, что они наконец собрали воедино всех Холли и всех Сидов.
Я позвонил в Эйнсфорд. К телефону подошел Чарлз, спокойный и рассудительный, как всегда.
— Чарлз, пожалуйста, сделайте сейчас же то, что я вам скажу, и не задавайте вопросов. Хватайте миссис Кросс, садитесь в машину и срочно уезжайте из дома. Потом позвоните мне. Сибери, семьдесят девять четыреста одиннадцать. Запишите, Сибери, семьдесят девять четыреста одиннадцать.
— Хорошо, — сказал он и положил трубку.
«Слава богу, — подумал я. — Морская выучка». У него совсем немного времени. Бомба в офисе взорвалась полтора часа назад. От Лондона до Эйнсфорда тоже часа полтора езды.
