Николай Леонов - Агония

Емельян посмотрел на воров, на милиционера и девчонку, стиснутых охраной, вновь перевел взгляд на застолье. "Один? - подумал он. - Святая простота ты. Корней. Да за твою душу свой грошовый срок поменять тут с десяток отыщется".

- Я не так глуп, как ты, Емельян, - Корней выдержал паузу, - думаешь.

- Они, - Емельян указал на Дашу и Воронцова, - не выйдут отсюда, и никто никогда, Корней, твоего имени не назовет, даже в кошмарном сне.

- Круговая? - умышленно громко спросил Корней. - Сами решайте, я от дела в стороне. Емельян вынул нож, поднял его и спросил:

- Ну? Докажем Корнею, что мы не сявки?

Водка, недавно пролитая кровь, оскорбления, стыд и страх друг перед другом превратили людей в стаю гиен, готовых оторвать каждый по куску и не знать, кто убил. Все убили, а все, значит, не я один. Плотное кольцо окружило Дашу и Воронцова. Кабан и Леха-маленький шарахнулись из круга: зарежут по горячке. Перекошенный страхом, злостью на себя, на этих двоих, которые еще живы и из-за них приходится мучиться, один толкал другого, высовывал свой нож, рвался вперед, чтобы никто не подумал, что он испугался, спрятался за чужую спину.

Кольцо сжималось, Костя обнял Дашу, закрыл ее спину ладонями.

- Нет! - Даша вырвалась, подняла голову. - Ну, кто первый?

Действительно, одновременно к жертвам могло приблизиться лишь пятеро-шестеро, остальные оказались позади. Быть первым никто не хотел, последний шаг не сделали, застыли.

Костя видел лишь Глаза и ножи. Нападающие почему-то пригнулись, передние чуть ли не встали на четвереньки, и через их головы там, в конце стола, открылся Корней. Привычно склонив бледное лицо, он укладывал пачки денег в портфель, на убийство-казнь не смотрел.

Костя пронзительно свистнул, рассмеялся громко. И настолько этот смех был искренен и неожидан, что преступники подались назад, передние спинами надавили на задних, руки с ножами сплелись, мешали друг другу. Начни Костя Воронцов убеждать либо, того хуже, пригрози возмездием, кинулась бы стая, растерзала.

- Червонцы-то у вашего Корнея, - сказал он весело, - из банка Семена Пулячкина.

Это был известный всем мошенник-кукольник, изготовляющий банковские пачки из двух настоящих червонцев и резаной бумаги.

Все невольно взглянули на Корнея, который, уже чувствуя себя победителем, самую малость расслабился, нападения не ожидал, вздрогнул, не нашел быстрых слов.

- Сам повешусь на стропиле, - Костя указал на балку под потолком, если хоть одна пачка настоящая. Ай да воровская казна! Деньги обчества! Интересно, где настоящие?

Толпа, да еще смоченная водкой и кровью, - хуже балованного ребенка, настроение ее шаткое, непредсказуемое. Ну казалось бы, убивать решили, руки занесли - при чем тут червонцы? Но, во-первых, убивать каждый боялся. Когда до края дошли, выяснилось, как ни крути, а кто-то ударить должен первым. Во-вторых, внимание переключилось и отсрочка выискалась. Ведь рубикон только великий легко переходит.

А Костя Воронцов передыху не давал:

- Корней за дверь, а вы, лопухи, эти куклы бумажные делить начинаете! Картина! Эх, одним глазком взглянуть бы! Ребята! - он растолкал всех, отпихивая ножи, словно картонные, однако порезался и, по-детски посасывая ладошку, подошел к столу. - Вы деньги поделите, а потом я для вашей потехи удавлюсь. Посмешим друг друга вволю, жизнь коротка!

- Истину говорит! - перекрывая гвалт, заявил отец Митрий, стоя в дверях.

Корней, прижимая к груди портфель, попятился, пачка червонцев вывалилась на пол. Ее подхватили, цепкие пальцы рванули обертку, раздался стон, будто все до сей минуты происходящее забавой было, а вот беда пришла.

Бумагу, ровно резанную бумагу тискали перед своими лицами люди и не могли насмотреться. И ведь деньги те своими никто не считал, о дележе разговор окончился, заберет Корней казну воровскую назад - и баста. Так горе-то в чем? В чем горе, спрашивается? Нет, не было и не будет! И уймись!

Стон перешел в рычание, стая развернулась на Корнея. Он швырнул портфель, спокойно поднял пистолет и тихо, отчетливо сказал:

- По местам, сявки, - не поворачиваясь, шагнул к двери и попал в объятия отца Митрия.

Только Костя Воронцов понял - стараясь успеть, перелетел через стол. Уже в воздухе Костя услышал выстрел. Когда опустился на пол, отец Митрий валился на него тяжело и безвольно. Хлопнула задняя дверь - только тогда уголовники опомнились. В вихре замысловатого мата, отпихивая друг друга, они бросились за Корнеем.

- Даша, подмоги, - Костя не мог удержать шестипудовое тело.

Подскочил Емельян, Даша подхватила ноги, уложили в углу на диван, хотя по розовой пене на бороде и усах видели: поздно.

Костя Воронцов кивнул, сказал про себя невнятное, сел за стол, выбрав чистый угол, подвинул почти нетронутое блюдо с холодцом, налил два бокала квасу и позвал:

- Дарья, садись.

Хлопали двери, бесцельно метались люди, где-то в углу дрались. Руки у Даши дрожали так, что она не могла до рта донести.

- Водки, - хрипло сказала она. - Ну, я тут кого запомнила, посчитаемся.

Костя налил граненую рюмку, графин отставил.

- А сами? - спросил наблюдавший за ними Емельян. Смотрел без лести и подобострастия, с уважением.

- Я же на работе, Акимов, - ответил Костя. - Ты ребят кликни, хватит в горелки играть, разговор имеется. И чего там дерутся без дела уже минуты три, - он аккуратно намазал большой кусок холодца горчицей, - а оба на ногах, будто бабы. Деловые, обсмеешься на вас.

- Вот такие дела, граждане, - сказал Костя, когда вернувшихся снова усадили за стол. - Войско ваше сильно поубавилось, что не свидетельствует о большой смелости. Приезжих, вижу, нет, Чувакина, Смелкова...

- Знает он нас всех...

- Фамилию, имя настоящее...

- Во-первых, вы моя работа, - оборвал Костя Воронцов, - исправный мужик дело свое должен досконально изучить, - он покраснел, так как последнюю, фразу нахально позаимствовал у Мелентьева. - Во-вторых, не всех... Вот тебя не знаю... Тебя... - Костя указывал пальцем.

Уголовники переговаривались, обсуждая происшедшее, в основном смелость Воронка и подлость Корнея. О двух трупах почему-то никто не вспоминал, а то, что Костю с Дашей не зарезали по случайности, просто в памяти ни у кого не осталось.

Костя ударил кулаком по столу и встал.

- Мне с вами ля-ля разводить некогда! Сходку вашу объявляю у меня в Москве последней! Блатное ваше объединение - вне закона...

- Как при царе-батюшке, больше трех не собирайся? - спросил Емельян, усмехаясь.

- Я пока о тебе забыл, Акимов, не гневи...

- Я не забыла! - Даша вскочила, ее звонкий голос заставил замолчать всех. - Запомнила вас... ребятишки.

Костя положил ей на плечо руку, Даша шарахнулась в сторону, глядела бешено.

- Посчитаемся! - хлопнула дверь, скрипнуло за порогом и стихло.

- Корнея поймаю, теперь на нем кровь, - воспользовавшись тишиной, сказал Костя. - Он убил Дмитрия Степановича на ваших глазах. И вы... Костя проглотил несколько слов, - расскажете об этом на следствии ясно и четко. Покойный ваш Сипатый дрянной человечишка был, но о Корней говорил правду. Тот лишь чужими руками, вашими, к себе загребал.

- А парень твой. Воронок?

- Коля Сынок где?

Костя Воронцов отвернулся, не ответил.

- Сынка иной человек решил, - тонко откликнулся старик Савелий, прячась за чью-то спину. - Степка Хан.

- Тронулся, старик? - Кабан со скрежетом почесал щеку. - Хан тебя щелчком перешибет. Савелий захихикал:

- Через часок ни Корнея, ни Хана в златоглавой не сыщешь...

- Вы, граждане, непропитыми остатками мозгов покрутите, может, какая мысля и выкрутится, - сказал Костя. - Грехи за вами невеликие, в суде люди решают. Простить насовсем кое-кого не простят, а явитесь с повинной, учтут. В законе нашем советском об этом факте явки с повинной ясно сказано. Думайте, - он откинул стул, шагнул к двери, остановился. - На секунду прикиньте, зарезали бы вы девчонку и меня! Сны свои каждый в отдельности жевал бы... Совесть там, и другое, вам неведомое, тоже оставим. Я вас на самом краешке остановил... Ведь дальше для вас не жизнь была бы, а ужасный кошмар, до могилы и психушки.

- Корней!

- Он довел!

- Нет! Вы сами, друг перед дружкой, себя довели, - Костя взял со стола пистолет, сунул в карман.

- Две пушки Ленечка с Одесситом унесли, - подсказал кто-то.

- Карету я сюда пришлю, - Костя взглянул на лежавшего отца Митрия, на его мертво торчащую бороду. - Сукины дети! - он вздохнул тяжело и повысил голос: - Кузя! Ты где, убивец? Пойдем в тюрьму, завтра адвоката тебе приставим, - Костя Воронцов оглянулся, разыскивая Кузю, которому Сипатый положил в карман деньги, а Корней вложил в руку пистолет.

- Я его только видел вроде. Неужели сбежал, паршивец?

- Кузя, - Емельян шагнул к противоположному концу стола, где сидел Кузя, положив лохматую голову на тарелку. - Нажрался мальчонка.

Емельян хлопнул его по плечу, и "мальчонка" завалился набок и упал со стула. Уже все понимая, Костя подбежал, нагнулся - на сатиновой грязной рубашке, пропечатывая ребра, расползлось и уже подсыхало черное пятно.