Робин Слоун - Круглосуточный книжный мистера Пенумбры
Получается не сразу, приходится перебирать разные запросы и отсеивать ложные результаты (как оказалось, бород тут хоть отбавляй). Просматриваю распознанный текст, а не рукопись, поэтому не могу сказать, кто здесь что писал, но знаю, что некоторые записи точно делал Эдгар Декл. Хорошо бы именно он… Есть!
Номер карточки 6HV8SQ:
Новичок берет Кингслейка, от души благодарит. Одет в белую футболку с символикой двухсотлетия США, джинсы «Левайс-501» и грубые рабочие ботинки. Голос хриплый, прокуренный: из кармана торчит полупустая пачка сигарет. Белесые волосы самые длинные, какие мне тут доводилось видеть. В ответ на мою реплику новичок объяснил: «Отращиваю, как у чародея».
Понедельник, 23 сентября, 1:19. Безоблачно, пахнет океаном.
Это Кларк Моффат, не иначе. Сделана запись после полуночи, то есть в ночную смену, а значит, пишет действительно Эдгар Декл. Вот еще одна:
Новичок быстро продвигается в решении Загадки Основателя. Но даже больше, чем скорость, поражает его уверенность. Никакой робости, никакой растерянности, характерных для других новичков, в том числе и для меня. Как будто играет заученную мелодию или исполняет привычный танец. Синяя футболка, 501-е левайсы, рабочие ботинки. Волосы еще длиннее. Берет Брито.
Пятница, 11 октября, 2:31 ночи. Звуки туманной сирены.
Заметки продолжаются. Лаконичные, но смысл ясен: Кларк Моффат был в Неразрывном Каптале гением. Возможно ли… была ли болотно-зеленая линия на визуализации его траекторией? Неужели именно он успел охватить весь лик Основателя за то время, которое у других новичков уходило на одну ресницу или мочку уха? Наверное, есть какой-то способ соотнести отдельные записи с визуализацией, и…
Звякает колокольчик, и я резко отвлекаюсь от бесконечной простыни текста на экране. Время позднее, и я ожидаю увидеть кого-то из братства, но нет — это Мэт Миттельбранд, который волочит черный пластиковый чемодан. Огромный, больше самого Мэта, чемодан застревает в дверях.
— А ты что тут делаешь? — спрашиваю, помогая управиться с поклажей. Поверхность чемодана с увесистыми металлическими застежками бугристая и жесткая.
— Я на задании, — говорит Мэт, тяжело дыша. — У тебя последняя смена, верно?
Он уже наслушался моих жалоб на безразличие Пенумбры.
— Может быть, — отвечаю. — Наверное. А что это ты принес?
Мэт кладет чемодан плашмя на пол, громко щелкает застежками и распахивает. Внутри на упругой подложке из серого поролона — фотографический набор: светодиодные софиты с крепкой защитной решеткой, толстые складные алюминиевые опоры и широкие бухты толстого оранжевого провода.
— Задокументируем это место, — говорит Мэт.
Уперев руки в бедра, он оценивающе осматривается.
— Его нужно зафиксировать.
— Типа фотосессии?
Мэт качает головой.
— Это была бы только выборочная запись. Терпеть не могу таких вещей. Нет, мы отснимем каждую поверхность во всех ракурсах при ярком ровном свете.
Пауза.
— Чтобы можно было воссоздать.
У меня отваливается челюсть.
Мэт продолжает:
— Мне приходилось делать фоторекогносцировку замков и особняков. А тут — маленький магазинчик. Всего три-четыре тысячи снимков.
Затея Мэта абсолютно нереальна, чрезмерна и едва ли выполнима. Иными словами, как раз под стать этому месту.
— Ну а камера-то где? — спрашиваю я.
Как по команде, вновь звякает дверной колокольчик, и врывается Нил Ша с громадным «Никоном» на шее и с бутылкой ярко-зеленого капустного сока в каждой руке.
— Принес подкрепиться, — объявляет он, подымая бутылки повыше.
— Оба будете моими ассистентами, — говорит Мэт. Он подпихивает ногой черный пластиковый чемодан. — Давайте собирать.
Книжный трещит от жара и света. Принесенные Мэтом софиты соединены в гирлянду и подключены к одной розетке за моей стойкой. Я практически уверен, что они выбьют пробки, а то и сожгут уличный трансформатор. Неоновая реклама «Попок» нынче рискует погаснуть.
Мэт вскарабкался на стремянку. Он использует ее как операторский кран, а Нил потихоньку толкает, помогая перемещаться по магазину. Мэт держит аппарат неподвижно перед лицом и делает по одному кадру на каждый размеренный и широкий шаг Нила. Камера сама включает софиты, которые расставлены по углам и за стойкой, и все они дружно вспыхивают с каждым щелчком.
— Знаешь, — говорит Нил, — мы можем из этих снимков сделать трехмерную модель.
Он смотрит на меня.
— В смысле, еще одну. Твоя хорошая была.
— Да нет, я понял, — отвечаю.
Стою за стойкой, составляю список всех деталей, которые нужно запечатлеть. Тонкие буквы на витрине и их зазубренные, стертые временем края. Дверной колокольчик, его язычок и изогнутую чугунную скобу, на которой он висит.
— Моя смотрится как «Галага»[19].
— Можем сделать ее интерактивной, — продолжает Нил. — От первого лица, абсолютно фотореалистичной и проходимой. С выбором времени суток. Полки у нас будут отбрасывать тень.
— Нет, — ворчит Мэт со стремянки. — Тридэшки эти ни о чем. Я хочу сделать миниатюрный магазин с миниатюрными книжками.
— И миниатюрным Клэем? — спрашивает Нил.
— Точно, можно в виде маленького чувака из лего.
Мэт забирается повыше, и Нил катит его через магазин обратно. Софиты блещут, от них у меня в глазах рябит. Нил, толкая лестницу, перечисляет преимущества трехмерной модели: она глубже детализирована, сильнее эффект присутствия, копировать можно до бесконечности. Мэт ворчит. Пых! Пых!
Во всем этом слепящем шуме я едва расслышал звонок.
Просто слегка щекотнуло в ухе, но точно: где-то в магазине звонит телефон. Я бросаюсь сквозь стеллажи параллельно фотосъемке под нестихающий салют вспышек и заскакиваю в комнату отдыха. Звонит в кабинете Пенумбры. Толкаю дверь с надписью «Не входить» и мчусь вверх по ступеням.
Хлопки софитов здесь не так слышны, и «дзынь-дзынь» из телефона (рядом со старым модемом) звучит громко и настойчиво, звук издает какой-то мощный допотопный механический шумогенератор. Звонки не прекращаются. Сдается мне, обычный мой принцип — на неизвестные звонки не отвечать — тут вряд ли подойдет.
Дзынь-дзынь.
В наше время телефон приносит исключительно дурные вести. Все эти «вы просрочили платеж по студенческому кредиту» или «ваш дядя Крис попал в больницу». Что-то прикольное или увлекательное, вроде приглашения на тусовку или в секретный проект, приходит через интернет.
Дзынь-дзынь.
Ну ладно: может, это любопытный сосед звонит узнать, что за кутерьма у нас тут, к чему все эти вспышки. А может, Розовый Топик из «Попок» хочет убедиться, что все в порядке. Это так мило. Снимаю трубку и с выражением объявляю:
— Круглосуточный книжный магазин мистера Пенумбры.
— Вы должны его остановить, — раздается в трубке, без всяких предисловий и имен.
— Хм, вы, наверное, ошиблись номером.
Это не Розовый Топик.
— Я точно не ошибся номером. Я вас знаю. Вы мальчишка, продавец.
Теперь и я узнаю этот голос. Спокойная властность.
Чеканные слоги. Это Корвина.
— Как вас зовут? — спрашивает он.
— Клэй.
Но сразу добавляю:
— Вам, наверное, надо поговорить лично с Пенумброй. Перезвоните утром…
— Нет, — сухо возражает Корвина. — Это не Пенумбра украл наше самое драгоценное сокровище.
Он знает. Конечно, знает. Но откуда? Не иначе, донес кто-то из его ворон. Какие-то слухи пошли тут, в Сан-Франциско.
— Ну, формально никакой кражи, по-моему, не было, — говорю я, глядя на свои ботинки, будто Корвина находится рядом со мной в этой комнате, — поскольку речь, вероятно, идет о всеобщем достоянии…
Я замолкаю. Все эти споры ни к чему.
— Клэй, — говорит Корвина ровным и мрачным тоном, — вы должны его остановить.
— Простите, но я не верю в вашу… религию, — отвечаю я.
Вряд ли я бы смог сказать это ему в лицо. Прижимаю к щеке черную загогулину телефонной трубки.
— И, по-моему, не так уж важно, отсканируем мы старинную книгу или нет. Не думаю, что это имеет какое-то принципиальное значение. Я просто помогаю своему боссу — и другу.
— Вы поступаете ровно наоборот, — говорит Корвина.
На это мне ответить нечего.
— Я знаю, что вы не разделяете нашей веры, — продолжает он. — Разумеется, не разделяете. Но и без того вы можете понять, что Аякс Пенумбра идет по лезвию бритвы.
Он делает паузу, чтобы до меня дошло.
— Я знаю его дольше, чем вы, Клэй — намного дольше. Позвольте мне кое-что про него рассказать. Он всегда был мечтатель, большой оптимист. Я понимаю, почему вас к нему тянет. Всех вас, калифорнийцев, — я жил в Калифорнии. Я знаю, что это такое.
