Владимир Шитов - Собор без крестов

прогулы, пропадая с друзьями на рыбалке, в лесопосадке...

— У тебя путевое что есть в сидоре?

— Ничего! — сокрушенно признался Стерня. — Как помирюсь с половиной, может быть, тогда появятся

передачки.

Отпустив второго зека, Филя сокрушенно сказал своим сторонникам:

— Одну шантрапу к нам направляют, как будто мы не люди.

Подошла очередь знакомства Фили с Валетом. Взяв у него копии обвинительного заключения и приговора, Филя стал их бегло просматривать, но, заинтересовавшись текстом, рявкнул на окружающих:

— Ша! Тихо! К нам явился Дед Мороз.

— Ты у нас самый прыткий, — отдавая одному зеку копию приговора, сказал Филя. — Прочитай его нам, интересно будет послушать.

Зек, надев очки, послушно стал читать документ. По мере чтения у слушателей постепенно стали изменяться

лица. Если они первоначально были переполнены любопытством, то в конце информации на их лицах появилось

удивление.

— Ничего себе справедливость: Болтуну за чемодан дали 10 лет, а им почти за 2 кг золота — по 8 лет, —

удивился один из приближенных Фили.

— Не помажешь — не поедешь, — подмигнув Валету, понимающе пояснил Филя, ободряясь и чувствуя в

Валете неплохой источник для пополнения своего бюджета.

— Человека посадили ни за что, а вы удивляетесь, что ему мало дали. Меня впервые так негостеприимно

встречают, — возмутился Валет.

— Ты хочешь сказать, что попал к нам ни за что? — язвительно поинтересовался Филя.

— Конечно! — коротко ответил Валет.

— Ты нам глаза не пыли, — урезонил его Филя, начиная сомневаться в решении суда: так искренне

защищался Валет.

— За дело сидят одни дураки, а все остальные сидят ни за что. Если не веришь, то можешь спросить любого,

— начал играть на собравшихся Валет.

Его витиеватый ответ вызвал отклик одного зека пудов на восемь, высокого, пожилого толстого мужчины

преклонных лет.

— Лично я действительно попал сюда по дурости и никакого преступления не совершал. — Выразив свое

мнение, он покинул собравшихся.

— Ты сторонников себе здесь не ищи и нам зубы не заговаривай. Мы тебе не сваты, не кумовья, тащи сюда

свой сидор, посмотрим, бедный ты у меня родственник или богатый.

— Сидор — мой, и я не собираюсь делиться со всеми его содержимым.

Нагнувшийся к Филе один зек что-то вдохновенно стал шептать ему на ухо.

— Вот видишь, говорят, что ты поделился содержимым своего сидора с Жуком, а с нами не желаешь. Ты не

имел права допускать такую вольность.

— Жуку я передал гостинец с воли, о чем знает Однокрылый, других передач никому из вас с воли не было.

Пачек 10 сигарет на братву дать могу, — решил несколько уступить Филе Валет.

— Нам подачек твоих не надо, что надо, мы и сами возьмем, — обиженно заявил Филя. Ему не хотелось

конфликтовать с нужным человеком, которого все равно надо с самого начала поставить на место, чтобы потом

легче было его укрощать. Поэтому он послал одного зека принести сидор Валета себе.

— Ты запомни, что у меня берешь, чтобы легче было все вернуть, — спокойно напомнил Филе Валет.

— Ты, щенок, вздумал мне угрожать? — приходя в ярость, поднялся с койки Филя.

— Ни в коем случае. Я считаю, что ты все берешь у меня в долг, — пояснил Валет.

— Кому я должен, всем прощаю, — хохотнул Филя, успокаиваясь. Освободив сидор Валета на свою койку, Филя кинул пустой сидор Валету, который сказал зеку, принесшему его сюда:

— Отнеси его туда, где взял.

Зек выжидательно посмотрел на Филю и, дождавшись его согласия в виде пренебрежительного кивка

головой, отнес его на прежнее место.

— Ты с ним поступил нехорошо, — избегая оскорблений, осторожно заметил Жук, провожая взглядом

уходящего от Фили Валета.

Филя сам чувствовал, что в отношении медвежатника он перегнул палку, но отступать было поздно.

— Отвали от меня, — злобно бросил он Жуку, — а то и тебя, как его, потрясу.

— Лихачишь ты, Филя, на поворотах. Таких тузов обижаешь, пахану может не понравиться.

— А я думал, тебе, — усмехнувшись, пошутил Филя.

— Я всего лишь Жук, а говорю тебе о тузах.

— Какой он туз, если все знают, что он Валет, — захохотал, расслабившись, Филя, довольный своей шуткой.

— Он действительно Валет, но учти, козырный, а КОЗЫРИ своих в обиду не дают.

— Это он тебе сказал или ты так думаешь?

— Так думает мой кореш, который через Валета мне сделал передачу. Если ты потребуешь, я ее сейчас тебе

принесу, — язвительно предложил Жук.

— Что за туз? — пропуская его реплику мимо ушей, спросил Филя.

— Он в твоих кругах не вращался, а поэтому ты его не знаешь.

— Ох и гнилой у тебя язык. Когда-нибудь кто-то тебе за него сделает темную.

— Кто, кроме тебя, может додуматься до такой шутки? Только помни, что я честный вор, и кто додумается до

такой шутки со мной, будет иметь дело с паханом.

— Если ты такой деловой, то чего верх не пытаешься у меня взять?

— Я организаторскими способностями не обладаю, — улыбнувшись, пояснил Жук, направляясь к Валету, чтобы его успокоить.

— То, что Филя сегодня лихачнул в отношении тебя, — успокаивая Валета, начал он, — нам только на руку.

Дури много, ума не надо.

— Гамбал здоровый, — согласился с ним Валет.

— Недавно он изуродовал мужика лишь за то, что тот плохо о нем отозвался одному козлу. Многим он стал

поперек горла, но никто не хочет брать на себя инициативу, чтобы спихнуть.

— Если я себя предложу?

— За тобой не пойдет братва. Ты для них пока чужак.

Перед уходом Жук сообщил Валету:

— Я Филю припугнул, что у тебя есть высокий покровитель, назвал его тузом.

— Стоило ли его пугать?

— Еще как! Не умерить его пыл, так он, пока явится Сарафан, может тебя без штанов оставить. Одно слово

— беспредел.

Глава 32

Прошла уже неделя, как Сарафан поступил в больницу на лечение. Скука больничной жизни ему уже здорово

опротивела. Он уже стал подумывать о выздоровлении.

После завтрака в палату зашел мужчина с белым халатом на плечах, с пузатым целлофановым пакетом в

руках. Это был пахан всех лагпунктов лагеря по кличке Тихий. Он был среднего роста, плотного телосложения с

интеллигентным улыбающимся лицом. Никто на воле не мог бы предположить, что он вор в законе, большая

часть жизни которого прошла в тюрьмах, лагерях и на этапах. Ему было 57 лет, но выглядел он намного моложе

своих лет.

— Игорь Николаевич! — поднимаясь с кровати, не скрывая радушия, воскликнул Сарафан, спеша гостю

навстречу. Они обменялись крепкими рукопожатиями и обычными в этих случаях приветствиями.

Тихий, передавая Сарафану пакет, сказал:

— Решил тебя проведать и передать гостинец, а то на наших хлебах недолго и ноги протянуть.

Положив пакет на тумбочку, довольный визитом пахана, Сарафан только и смог сказать:

— Удивил ты меня, Игорь Николаевич, удивил.

Они сели друг против друга на рядом стоящие койки.

— Надолго ко мне пожаловали? — поинтересовался Сарафан.

— На треп времени отпущено мало, — признался Тихий, внимательно посмотрев на соседа по койке по

кличке Серый, который понял взгляд.

— Я пойду прогуляюсь, — произнес сосед, поспешно покидая палату.

Достав из кармана пачку сигарет, Тихий кинул ее Серому, пренебрежительно буркнул:

— Там и покуришь. Между прочим, нас вместе с ним ты не видел.

— Само собой, Игорь Николаевич, — закрывая за собой дверь, бодро согласился Серый.

Оставшись вдвоем, Тихий, не теряя зря времени, стал говорить:

— Со слов твоего подельника мне передали, что ты находишься в больничке. Пришел узнать, за что и как ты

попал к нам.

— Нет проблем, — ответил Сарафан, достав из тумбочки и отдав ему копию приговора. — Вот официальный

документ, он лучше меня ответит тебе, в чем я провинился.

— Посмотрим, посмотрим, какое геройство ты совершил, — надевая очки, пошутил Тихий.

Пока Тихий внимательно читал копию приговора, Сарафан, достав из пакета яблоко, с удовольствием его

умял.

Внимательно прочитав приговор с первой до последней страницы, Тихий, помолчав, произнес:

— Красиво стал работать, чертяка.

— Чтобы быть медвежатником, надо силу иметь, а где ее взять в мои-то годы? Поэтому приходится головой

работать, — похваляясь, пошутил Сарафан.

— На тебе, дорогой, пахать можно, — заметил Тихий ехидно.

— А врачи, между прочим, посчитали, что я нуждаюсь в стационарном лечении, — шутливо возразил

Сарафан.

— Скажи спасибо, что я не врач, тогда бы в этой богадельне не осталось бы и пятой части больных.

— Спасибо, Игорь Николаевич, что вы не врач, — серьезно произнес Сарафан.