Умри, богема! - Анна Васильевна Дубчак
– Ты дура, что ли, Ларка?! – Сазыкин как-то смягчился, его тон стал теплее, и он назвал меня Ларкой, как раньше, во времена нашей с ним дружбы. Вероятно, он ухватился за мои слова, которые могли бы заставить его поверить мне в то, что Соня ему не изменяла. Да уж, похоже, он находился сейчас в таком состоянии, что им можно было манипулировать, как угодно, с легкостью. – Он же Соню убил. Все улики против него, хотя он и отпирается. Думаю, его посадят, и надолго. Все указывает на то, что это он сделал. Он в это время был как раз в подъезде! А до этого они с Соней разговаривали. Мы же все об этом знаем!
– Но зачем ему было ее убивать? Мотив-то?
– А какие мотивы могут быть у любовников? Ревность… Может, она и ему изменила, я уж не знаю… Или он, узнав о том, что она ждет ребенка, решил от нее избавиться.
– Но смысл? Жора – хороший парень, добрый…
– Ты ничего о нем не знаешь. Да тебе и не нужно знать.
– А что я должна знать?
– Ничего. Там все слишком сложно. Так ты дашь мне денег?
Не зная, как ему ответить, чтобы он там, в Москве, не взорвался, как бомба, я трусливо прервала разговор и отключила телефон.
На время разговора с Сазыкиным я как-то забыла, что за моей спиной стоит Тряпкина и все слышит. Я повернулась и, увидев ее, вспыхнула, словно обнаружила, что меня только что подслушали. Хотя я вроде бы ничего особенного не сказала. Уж кто-кто, а моя подруга была в курсе всех моих дел. Вернее, почти всех. Я вернула ей телефон.
– Что, и на тебя наорал, да? – скривилась Марина. – Похоже, у него крыша поехала.
– А на тебя?
– И на меня наорал. Идиот. Думает, раз у него траур, то он имеет право вот так выливать ушаты помоев на людей. Я-то тут при чем? Это же не я кинула его с деньгами.
– Марина, полегче на поворотах… – теперь уже огрызнулась я.
Что-то мне вся эта история с Мариной, театром, Сазыкиным начала надоедать. Может, послать их всех, в том числе и Марину, куда подальше, расплатиться с ней, да и отправить в Москву? Вечером приедет Лева, и мы с ним займемся моими делами. Без созерцания кислой физиономии Тряпкиной.
Удивительное дело, но мне в тот момент показалось, что она угадала мои мысли, а потому вдруг истерично расхохоталась. Думаю, она тем самым захотела перевести назревавшую тему наших с ней отношений, зашедших в тупик, совершенно в другое русло.
– Ему кто-то наплел, что у Сони с Жорой был роман?
– Марина, ты вообще соображаешь, что говоришь? Может, ты забыла, что незадолго до нашего отъезда ко мне приезжал Денис, художник, который и сказал нам, что Жора сам сознался в том, что они с Соней были любовниками, да только он ее не убивал… Так что, скорее всего, это правда.
Я успокаивала его, пыталась внушить ему, что Соня была верна ему, потому что мне просто не хотелось, чтобы он упился до смерти, понимаешь? Оставила ему надежду на то, что измена Сони – просто сплетня.
Марина с каким-то отвращением надула щеки и с шумом выпустила воздух, всем своим видом демонстрируя презрение.
– Пуффф… Он не такой наивный, как ты полагаешь. К тому же я вполне допускаю, что Володя и без того знал все про Соню, но, как и многие слабые мужчины, делал вид, будто он не в курсе.
Я слушала Марину и сама уже ничего не понимала. То она готова была поверить в измену Сони, то смеялась над этим предположением. Может, у нее была просто истерика?
– Послушай, подруга, да что с тобой, наконец, происходит? Ты вся – оголенный нерв! Я понимаю, у тебя проблемы в личной жизни, тебе кто-то там не звонит, но я при чем? Почему ты постоянно в дурном настроении, настраиваешь меня против моих родственников, зная, что мне и без того трудно?.. Чуть не заставила меня поверить в то, что Клер пыталась меня отравить! Ты же сама во всем виновата! И тебя никто не травил! Но ты пыталась все представить таким образом, будто убить собираются меня, а жертвой становишься ты!
– Скажи еще, что это не меня чуть не зарезали возле твоего подъезда, – зло выпалила она. – Или что это совпадение такое: я в твоей одежде становлюсь жертвой…
Вот упоминанием этого эпизода она всегда ставила меня в тупик. Пожалуй, именно этот случай и заставлял меня нервничать больше всего.
– Ты пойми, дура…
Да, именно так она теперь обращалась со мной, с человеком, которого раньше уважала, перед которым, честно признаюсь, лебезила, старалась во всем угодить, только бы я взяла ее под свое крылышко и держала при себе, как близкого человека. Я отлично это понимаю. Находясь рядом со мной или даже живя вместе со мной в моей квартире, Тряпкина чувствовала себя защищенной, что бы с ней ни происходило. Даже если бы всех в театре отравили, а театр сожгли, оставив ее без работы, она знала, что я ни за что ее не брошу, буду содержать ее, кормить, лечить, заботиться о ней. Никакого богатого любовника не надо при такой подруге.
– …пойми, дура, что я изо всех сил пытаюсь тебя предостеречь, спасти! Да если бы не я, твое тело давно бы уже находилось в морге!
Я похолодела. Когда она переступила грань, наделив себя полномочиями моей личной спасительницы, предварительно надев на себя маску бессребреницы и потенциальной жертвы? Ведь еще недавно все было наоборот, это я постоянно спасала ее, помогала ей во всем и была ее надежным тылом. И она, разговаривая со мной, смотрела мне в рот, ловя каждое слово, подобострастно соглашаясь со мной во всем. Когда, когда все прекратилось, и она превратилась в настоящее чудовище, заставляющее меня находиться в постоянном страхе быть убитой, а заодно и благодарной ей?
Вычислить этот момент было просто. Она изменилась, когда прочла письмо о французском наследстве. Или же… Или же никакого наследства нет, все подстроено – квартира моего дяди, актриса Клер, нанятая, чтобы сыграть роль бывшей жены моего родственника, снятый дом, квартира, нанятый актер, исполняющий роль нотариуса, Лева – любовник Тряпкиной, мошенник, организовавший весь этот парижский спектакль с одной-единственной целью – жениться на мне, чтобы потом убить и завладеть всем моим богатством.
Вот, что пришло в мою больную голову, когда я глядела на Тряпкину после ее слов «Пойми, дура…».
Они – все вместе – заманили меня сюда, в Шатийон, чтобы здесь либо расправиться со мной, предварительно дав мне подписать документы вроде генеральной доверенности, которые сделают меня полностью нищей, либо –
