Из Ниццы с любовью - Елена Валентиновна Топильская
— Ты же, небось, не ела? — жалостливо сказал он, и Регина кивнула, окинула глазами угощение, сама налила себе коньяку, опрокинула в себя порцию, села на стул и расплакалась злыми слезами.
Мы бросились к ней утешать, но она нервно отмахнулась. Сашка знаком показал мне, чтобы я ее не трогала, быстро налил и поднес ей еще бокальчик, потом еще…
После третьей порции слезы высохли, и даже глаза заблестели. Регина начала рассказывать подробности, в которых, в общем-то, ничего нового для нас не было, слышали уже тысячу раз. Еще никогда за всю свою богатую сексуальную жизнь ей не удавалось расстаться с возлюбленным без скандала, и хорошо если обходилось без уголовного дела. В анамнезе были сломанные челюсть и нос, наезды кредиторов, которым задолжал очередной возлюбленный, а получить они желали почему-то с Регины, а также передачи в тюрьму и наем адвокатов для кавалера, которому потом даже в голову не приходило расплатиться с благодетельницей чем-либо, кроме черной неблагодарности. Этот последний оказался изобретательнее всех — вынес все движимое имущество и был таков.
— Нет, вы только представьте, все, что нажито непосильным трудом! Все выгреб, сукин кот, все. Колготки мои выгреб…
— Грязные? — ужаснулась я.
— Почему грязные? Новые, в упаковке. Да, стиральный порошок упер! — она разразилась хохотом, слава богу уже не злым и нервным, а искренним.
— Региша, а вдруг это не он? С чего ты решила…
— Да он это! — перебила она меня. — Замки целы, и потом мне соседи доложили. А, ладно, наживу еще! Ударно поработаю, чужие рожи поразглаживаю. О! — Она кивнула в сторону телевизора, еле слышно что-то журчащего.
Там шла реклама косметики и средств по уходу за кожей. Холеная женщина на фоне апокалиптического размера чьих-то ресниц, развешанных по экрану наподобие трофейных охотничьих рогов, тоном экскурсовода в музее рассказывала: «Некоторые объемные туши оставляют комочки. Но теперь все изменилось…»
Сашка неприлично громко хрюкнул.
— Да я прямо вижу такую объемную тушу, — пояснил он в ответ на мой укоризненный взгляд, мол, не время. Пыхтит, с трудом передвигается, а за ней на земле — комочки, комочки.
— Пошляк, — жеманно махнула на него рукой Регина.
Дальше рекламные блоки пошли без перерыва, один и тот же женский голос с одинаковой степенью интима сообщал, не утруждаясь никакими паузами: «Ласка — для любимых, майонез «Ласка» — легкий, воздушный, лучшее средство для заполнения морщин от «Эйвон», и я с трудом сообразила, что это две разные рекламы, разных производителей и разных продуктов.
— Вон, морщин чужих на мой век хватит, все заполним майонезом, — хихикнула совсем развеселившаяся подруга. — Наливай! — скомандовала она расслабившемуся Сашке.
Весьма кстати позвонил ребенок с гулянки. Сообщил, что он на даче у приятеля, где намерен зависнуть до утра, а оттуда сразу в институт. Так что вопрос, где ночевать Регине, решился сам собой, тем более что сегодня в его комнате не стыдно было бы устроить и принцессу Монакскую. Полчаса понадобилось Сашке, чтобы довести Регину до кондиции, и когда коньяк кончился, мы под белы руки отвели ее в душ, а потом в постельку. Уже улегшись, Регина потребовала принести ей ее винтажную подвеску. А я-то совсем про нее забыла.
Я принесла. Она сжала ее в руке и закрыла глаза.
— Вот видишь, — сонно пробормотала моя подруга, — отдала тебе подвесочку, и невезуха сразу накрыла. Она — мой талисманчик…
— Ты думаешь, если бы подвесочка была у тебя, имущество осталось бы в целости?
Но Регина не ответила, уже уснула, положив кулачок с зажатой подвеской под голову.
Утром мы с Сашкой с интервалом в пятнадцать минут унеслись на работу, а Регина осталась понежиться в постели — у нее был свободный день. Саша забрал с собой футляр с подвеской — вывести пятнышко крови, необходимые средства были у него в бюро, и там же заодно он собирался починить замок у цепочки.
Выйдя из дома, я услышала знакомое бибиканье — напротив парадной на своей машинке притаился Горчаков.
— Здорово. Подвезти до конторы? — крикнул он.
Я села в машину.
— Боишься один появиться в конторе?
— Не то чтобы… Просто я уже соскучился.
По дороге я поведала про Регинины несчастья.
— Что она за козлов везде находит? — удивился Горчаков. Это ж надо постараться, связаться с таким уродом! И ведь не в первый раз.
— Нравятся ей такие. Этот, Лимин, ведь тоже ей сразу понравился, с первою взгляда. Помнишь? А каким козлом оказался!
— Так! Надо срочно знакомить ее с Кораблевым, пусть хоть под занавес попробует, каково жить с приличным мужиком, может, во вкус войдет.
— Они знакомы, — напомнила я.
— Я имею в виду — сводить их пора, случать, в интимной обстановке. Давай какую-нибудь собирушку забацаем, их обоих позовем. Она в милицию-то, кстати, настучала?
— Нет.
— Почему?
— Ну, понимаешь, ее в их районном отделе и так уже знают не с лучшей стороны, у нее то один хахаль в проблему впутается, то другой. Ей стыдно.
— Регине стыдно? Не смеши меня. Так, надо Кораблева к ней отправить, пусть поможет козла на место поставить. Давай, Машка, организуй.
Я вздохнула: понятно, Машка будет организовывать, кто ж еще.
— Ладно, я организую. А он хоть в городе?
— А где он может быть? Я же тебе говорил, он ремонт затеял. Стал большим профи, только и слышно — чиллеры, фанкойлы всякие, фибролитовые панели, полибутилен…
— Ой, все, хватит, хватит. Кораблев, понятно, наблатыкался, но ты-то откуда?!
— А я способный, — довольно заржал он.
Такое впечатление, что я одна тут неспособная, с горечью подумала я. Сначала ребенок демонстрирует чудеса образования, потом Горчаков козыряет знанием строительной терминологии… Сашка по-французски заговорил, вспомнил все. И только я осталась прежней, обычной.
— Вот пусть она ему поможет квартиру ремонтировать, — продолжил Горчаков. — Дизайн, то да се. Общие интересы сближают.
Я, честно говоря, с трудом представляла себе гармоничный союз между Региной и Кораблевым. Но что мы знаем о тайных движениях души? А вдруг они полюбят друг друга светлой любовью, будут жить долго и счастливо и каждый день благословлять нас с Горчаковым?
Мы еще подискутировали на эту животрепещущую тему, и сами не заметили, как доехали до работы.
— Ну что, сначала покажемся в родной конторе или к соседям заглянем? — посмотрел на меня Лешка, не делая ни малейших попыток выйти из машины.
До меня вдруг дошло, что он просто боится, вернувшись из этого нашего партизанского отпуска, услышать, что в наше отсутствие произошло что-то важное, и теперь неизвестно, что делать, и главное — не надо было нам уезжать.
— Пойдем сначала нашим покажемся, потом узнаем, что там
