Мы всегда жили в замке - Ширли Джексон
Одна из целых чашек была зеленой снаружи и бледно-желтой внутри, и Констанс решила, что эта чашка теперь будет моей.
– Я никогда не видела, чтобы ею кто-нибудь пользовался, – сказала она. – Наверное, ее привезла в дом какая-нибудь из наших бабушек или прабабушек; она была частью их приданого. И к этим чашкам полагались блюдца.
Чашка, которую выбрала Констанс, была белой, с оранжевыми цветами, а позже мы нашли тарелку с тем же узором.
– Вот тарелки-то я помню, – говорила Констанс, – когда я была маленькой, мы пользовались этим сервизом каждый день. А для особого случая был другой, белый с золотыми каемками. Потом мама купила новый фарфор, и бело-золотой сервиз стал повседневным, а эти цветастые тарелки отправились на полку в кладовой, к прочим разрозненным наборам. Все эти годы я ставила на стол мамин повседневный, кроме тех дней, когда на чай заезжала Хелен Кларк. Мы будем есть, как подобает благовоспитанным дамам, – сказала Констанс, – и пользоваться чашками, у которых есть ручки.
Когда мы собрали все, что хотели и чем могли пользоваться, Констанс принесла тяжелую метлу и смела все обломки в столовую.
– Теперь нам не придется на них смотреть, – сказала она. Констанс вымела дочиста переднюю и коридор, так что мы могли свободно выходить из кухни к двери парадного, не заходя в столовую. Мы закрыли все двери столовой и больше никогда их не открывали. Я вспомнила про маленькую статуэтку дрезденского фарфора, которая храбро продолжала стоять под портретом нашей матери в темной гостиной, и подумала, что мы никогда больше не вытрем с нее пыль. Прежде чем Констанс вымела тряпки, некогда бывшие шторами в гостиной, я попросила ее отрезать для меня кусок шнура, с помощью которого мы их задергивали, и она дала мне отрезок с золотой кисточкой на конце. Я подумала, что будет неплохо закопать его для дяди Джулиана.
Когда мы закончили и Констанс отскребла пол на кухне, наш дом снова стал новым и чистым; от двери парадного до кухни все было выметено и вымыто. Кухня лишилась слишком многих предметов и теперь казалась голой, однако Констанс расставила на полке чашки, тарелки и супницы, нашла мисочку для Ионы, чтобы дать ему молока, и мы снова были в безопасности. Дверь парадного была заперта, дверь кухни также была заперта на замок и на щеколду; мы как раз сидели за кухонным столом и пили молоко из двух уцелевших чашек, а Иона пил из своей мисочки, когда в дверь парадного постучали. Констанс убежала в погреб, а я задержалась ровно настолько, чтобы убедиться, что дверь кухни надежно заперта, и последовала за Констанс. Мы сидели в темноте на ступеньках погреба и прислушивались. Далеко-далеко кто-то беспрерывно колотил в дверь парадного, а потом голос позвал:
– Констанс? Мэри-Кэтрин?
– Это Хелен Кларк, – прошептала Констанс.
– Думаешь, она пришла на чай?
– Нет. Никогда больше.
Как мы и предполагали, Хелен Кларк двинулась в обход дома, продолжая звать нас. Когда она постучала в дверь кухни, мы затаили дыхание, и ни я, ни Констанс не могли пошевелиться, потому что верхняя половина кухонных дверей была стеклянная, и мы понимали, что Хелен Кларк может заглянуть внутрь. Но на ступеньках погреба мы были в безопасности, потому что отпереть дверь она не могла.
– Констанс? Мэри-Кэтрин? Вы там? – Хелен Кларк дергала ручку двери, словно ожидала, что дверь откроется; может, она надеялась застать дверь врасплох, чтобы проскользнуть в дом прежде, чем щелкнет замок. – Джим, – продолжала она, – я точно знаю, что они здесь. Я вижу, что они что-то готовят на плите. Вы должны открыть дверь, – крикнула она. – Констанс, выйди и поговори со мной; я хочу тебя увидеть. Джим, – сказала она, – они в доме; и я знаю, что они меня слышат.
– Не сомневаюсь, что они тебя слышат, – ответил Джим Кларк. – Тебя, наверное, слышно даже в деревне.
– Но я уверена, что прошлой ночью произошло недопонимание! Уверена, что Констанс расстроилась, и я обязана ей сказать, что никто не хотел ей зла. Констанс, выслушай меня, пожалуйста! Мы хотим, чтобы ты и Мэри-Кэтрин переехали к нам, пока мы не решим, что с вами делать. Уверяю, ничего нет страшного; мы все скоро об этом позабудем.
– Ты думаешь, она вломится в дом? – прошептала я Констанс, и Констанс молча покачала головой.
– Как думаешь, Джим, может быть, тебе взломать дверь?
– Разумеется, нет! Оставь их в покое, Хелен. Они выйдут, когда будут готовы.
– Но Констанс все воспринимает так серьезно! Уверена, что она сейчас напугана.
– Оставь их в покое.
– Как я могу оставить их в покое? Это для них хуже всего. Я хочу, чтобы они вышли оттуда, и я увезла бы их домой, где смогла бы о них позаботиться.
– Похоже, они не собираются выходить, – заметил Джим Кларк.
– Констанс? Констанс? Я знаю, что ты там, подойди и открой дверь!
Я начала думать, что было бы неплохо взять кусок тряпки или картона да закрыть стекла в кухонной двери; совсем ни к чему, чтобы Хелен Кларк заглядывала в дверь и видела, что на плите стоят кастрюли. Мы могли бы скрепить занавески кухонных окон булавками; возможно, если окна будут зашторены, мы сможем спокойно сидеть за столом, когда Хелен Кларк явится снова и начнет ломиться в дверь; нам не придется прятаться в погребе.
– Пойдем отсюда, – сказал Джим Кларк. – Они тебе не ответят.
– Но я хочу забрать их отсюда.
– Мы сделали, что могли. Мы приедем как-нибудь в другой раз, когда они будут более расположены к встрече.
– Констанс? Констанс, прошу тебя, ответь мне!
Вздохнув, Констанс раздраженно, но почти бесшумно побарабанила пальцами по перилам лестницы.
– Пусть бы она убралась поскорее, – прошептала она мне на ухо. – Не то суп выкипит.
Хелен Кларк звала нас снова и снова. Обошла дом, возвращаясь к машине, взывая к Констанс, словно мы сидели где-нибудь в лесу, высоко на дереве,
