Андрей Воробьев - Дело о продаже Петербурга
Максу Фадееву везло необычайно. Он олицетворял собой одно из правил московской и музыкальной тусовки: раскрутить и забросить на вершину можно все, что угодно, были бы деньги и длинный хвост! Деньги у его родителей — скромных хозяев почтенного банка — имелись. К тому же у матери — завзятой поклонницы советской эстрады — была мечта: вдруг, взлетев на Олимп, сынок отобьет Аллу Пугачеву у Киркорова? Голосишко у Макса имелся, мордашка была подходящей, музыку и тексты он скупал на корню, причем, последние уже давно не только называл своими, но искренне своими считал. Он давно примелькался в самых дорогих клубах и на элитных радиостанциях, так что находились журналисты, иногда называвшие его «культовой фигурой», даже не получая за это деньги. Фадеев надеялся, что его рано или поздно назовут «знаковой фигурой десятилетия».
Сейчас «знаковой фигуре» было попросту плохо.
«Зачем же я притащился в Ленинград? — думал он. — А, предвыборный концерт!»
Менеджер Фадеева, человек не менее везучий, чем его клиент, уже несколько раз подбрасывал ему работу в избирательных кампаниях. И всюду, куда бы ни приезжал Макс — в Нижний Новгород, Красноярск или загадочный Бурятстан, — верх одерживал его кандидат. Тем самым, из обычного певца Фадеев стал победным талисманом, и менеджер это постоянно подчеркивал. Вот и сейчас, сегодня, какой-то концерт в пользу какого-то избирательного блока.
Но ни о каких концертах думать не хотелось.
«Ну их к черту! Сейчас надо часок полежать в ванной. Интересно, кстати, какой сейчас час? Потом помириться с Аглаей. Чего-нибудь придумать на вечер. А сначала принять от головы…».
Дверь номера открылась, и этот звук показался Максу противоестественным. Каким бы пьяным и одуревшим его не приносили в номера, но он никогда не забывал приказать администрации: не беспокоить! После чего запирался на ключ. Не даром Фадеев специально требовал самые дорогие отели: лишь бы местная администрация была готова выполнять любые указания клиента.
На этот раз дверь открыли решительно, можно сказать, распахнули, и Макс, не успевший даже поправить трусы, увидел целую процессию. Впереди были менеджер и Аглая. Они двигались неуверенно, казалось, их подталкивали в спину. Через минуту стало ясно, что их действительно подталкивают. Этим занимались двое могучих парней в безупречных костюмах. Сзади них шел третий, как пастух идет за стадом и собаками.
— Извини, Макс! — воскликнула с порога Аглая. — У тебя же концерт…
— В шесть часов. А уже первый час, — закончил менеджер, уставившийся в паркет.
— Ребята, концерт переносится, — сказал Ангелок. — Кажется, я заболел.
Тут слово взял «пастух». Это был не лишенный изящества мужчина, похожий на Сильвестра Сталонне в роли Рэмбо. Он подошел к Фадееву и сунул ему под нос бумагу, причем, на такое расстояние, которое психологи называют «нарушением субъективного ареала».
— Я не понял, мужик? Ты должен сегодня петь с четырех до шести часов. Я не вижу проблем, которые тебе могут помешать.
Фадеев разозлился. Его, которого великий музыкальный критик Отари Жвания назвал самым крутым из раздутых пузырей современной эстрады, обозвали «мужиком»! И кто? Мелкий музыкальный деляга провинциального городка, который для удовлетворения тщеславия аборигенов иногда называют «Северной столицей»!
Однако Ангелок не хотел разрушать свой имидж, ввязываясь в тупую перепалку.
— Проблема только одна, — он держался с достоинством. — Я хочу спать. Потом приму ванну, и мы поговорим о концерте. Только вежливо.
С этими словами Фадеев демонстративно повернулся спиной к гостям, посмотрев перед этим презрительно на Аглаю и сурово — на менеджера, поднял одеяло и лег в постель, не забыв им укрыться и поправить трусы.
Покоя ему выпало не больше пяти секунд. Затем одеяло снова оказалось на полу. Ангелок увидел растерянное лицо менеджера и напуганную Аглаю, которые, однако, не смели вмешаться.
Его протащили по коридору, и Ангелок влетел в ванную, брошенный мощной рукой Рэмбо. Другой незнакомец, вошедший прежде в ванную и уже включивший воду, подхватил его, не позволив голове соприкоснуться с фаянсом. Вслед за этим туда же вошел и Рэмбо, закрыв за собой дверь.
Аглая и менеджер удивленно смотрели друг на друга, силач в костюме курил, стряхивая пепел на ковер. Все трое прислушивались к происходящему в ванной. Сперва оттуда доносился шум хлещущей воды. Иногда из-под него вырывались чье-то бульканье и хрип. Его перекрывал свирепый голос Рэмбо: «Еще, еще»!
Через пять минут струю убавили. Опять Рэмбо: «Ты знаешь, почему в роддоме тебя не спустили в унитаз? Не потому, что это запрещено какой-нибудь инструкцией, просто туда не прошла бы твоя жопа. Ты понял»? В ответ раздался на удивление вежливый и спокойный голос Ангелка. Последний раз так он, наверное, говорил в школе — и то в начальных классах:
— Извините, я все понял. Пожалуйста, больше не надо.
— Ты проснулся?! — рявкнул Рэмбо.
— Да-да, — Макс отвечал громко и торопливо.
— Ты будешь сегодня петь?
Снова вежливое «да-да». Потом дверь медленно открылась. К удивлению Аглаи, оттуда не вылетело облако пара, из чего следовало, что включена была лишь холодная вода!
На пороге стоял Фадеев, притихший и печальный, однако выглядевший более бодро, чем пять минут назад. Помощник Рэмбо заботливо вытирал ему голову полотенцем.
— Мы будем… — несмело начал менеджер.
— Кому и на что? — угрюмо спросил Рэмбо, делая шаг к нему.
— Все в порядке, — заторопился Фадеев. — Я буду петь…
Прошло полчаса. Ангелок сидел в кафе на втором этаже «Астории», мрачно пил кофе и жрал пирожные. Николай по-прежнему мозолил ему глаза, и Макс вспомнил из школьного учебника, что это был беспощадный тиран. Благополучно вытянув четверку по истории, Фадеев потерял всяческий интерес к самодержцам, но теперь он возник снова. Хорошо было царям! Если на душе неуютно и не помогают веселые напитки, всегда можно кого-нибудь послать на конюшню. Или затравить гончими… У Ангелка сохранились обрывистые сведения о тех суровых временах, вроде, тогда так и поступали.
Больше всего Максу хотелось затравить ублюдка с лицом Рэмбо. Или, на худой конец, его помощника, оставленного для наблюдения за певцом. Охранник-надсмотрщик сидел за соседним столиком и смотрел на каждое пожираемое Ангелком пирожное так презрительно, будто хотел на него плюнуть. А Фадееву хотелось плюнуть ему в рожу. Но выместить обиду на такой твари было опасно. Поэтому, Макс стал приглядываться к более подходящим и проверенным объектам: менеджеру и Аглае. Лучше расправиться с Аглаей. Менеджер все-таки наемник, а она — его женщина, пусть и вынужденная прощать ему семь измен в неделю. Все равно, должна была налететь, как кошка, вцепиться в глаза тех, кто тащил его по коридору как дохлую овцу! Сейчас она будет наказана. Лучше всего кричать на нее минуты полторы, а потом, еще раз откусив от пирожного, размазать о симпатичную мордашку. Ничего. Умоется и помирится…
Однако осуществить намеренное Ангелок не смог. Аглая оторвалась от недопитого кофе:
— Макс, я не хотела тебя огорчать. Но все равно ты об этом узнаешь и без меня.
«О чем узнаю? — растерялся Фадеев. — С Лагутенкой мне изменила, что ли?»
Аглая положила на стол газету и показала на статью, называющуюся «Дикие художники». Название было подчеркнуто.
Фадеев уставился в недоумении на первый абзац, где говорилось о привычке троглодитов выражать свои эмоции рисунками на стенах пещер. Аглая указала чайной ложечкой на середину публикации, где десяток предложений тоже был подчеркнут. Ангелок начал чтение.
«Времена, когда стены пачкали только поклонники “Алисы” или “Кино” — проходят. В городе появилось новое племя музыкальных вандалов, точнее вандалок. Обычно это привлекательные, но незамысловатые девочки, не вышедшие из возраста, в котором первой любовью должен стать не прыщавый Вася из соседней парадной, а как минимум, принц. Милые глупышки считают, что принцы сохранились лишь на эстраде, и охотятся на своих кумиров, особенно тогда, когда те стараются максимально облегчить им это веселое занятие.
К примеру, знаменитый Ангелок Фадеев (в миру — Максим). Известно, что любая раздутая бездарность всегда старается отличиться от других бездарей. Вокальных данных для этого не хватает, а музыка и тексты — чужие. Но у Ангелка есть свои ходы. Исполняя хит “Летучая рыбка”, он каждый раз кидает в толпу девчонок игрушечную рыбку. Несчастные дурехи дерутся за этот трофей: переломы и сотрясения случаются не реже, чем на футбольном матче. Зато счастливица может потом придти с рыбкой на пресс-конференцию. Потом “звезда” и “избранница судьбы” уединяются в соседней комнате…
Механизм подобной “рыбалки” действует безукоризненно. В Питере уже накопилось три-четыре десятка счастливиц, подержавших в руках рыбку. В сопровождении такого же количества подружек, надеющихся на такую же удачу, они, как тени, следуют за Фадеевым, готовые кинуться под его автомобиль или простоять ночь перед гостиницей. За последние пару лет он вовлек в этот клуб больше девчонок, чем какая-нибудь тоталитарная секта.
