Андрей Воронин - Отражение удара
Илларион перевернул книгу. На последней странице обложки он обнаружил фотографию Старкова, на которой тот выглядел лет на десять моложе, и аннотацию, из которой следовало, что Игорь Старков знает то, чего знать не должен, если не является, как минимум, полковником ФСБ. Илларион поднял брови, выражая вежливое сомнение, до которого, впрочем, здесь никому не было дела. Ну-ну, подумал он, посмотрим. Аннотация - дело тонкое, особенно в наше время. Кто же верит рекламе.
Может быть, книга действительно неплохая, а вся эта мишура - просто дань времени и конъюнктуре? Сейчас ведь сплошь и рядом даже книги вполне серьезных авторов запихивают в такие обложки, что, если бы не читал их раньше, в руки бы не взял, постеснялся...
Он открыл книгу и первым делом просмотрел оглавление. Заглавия выглядели интригующе: "История спецназа", "Стратегия и тактика", "Война в пирамидах" - гм, ого! - "Операции на море", "Взорванные острова"... Интересно, подумал Илларион, что же это за острова такие? Не припоминаю...
Он отыскал заинтересовавшую его главу об островах и наискосок пробежал глазами первую страницу.
То, что он прочел, окончательно испортило настроение.
Дурацкий смокинг жал подмышками, в зале было жарко, в воздухе слоями плавал табачный дым, а книга, которую он держал в руках, оказалась, как и следовало ожидать, обыкновенной пустышкой, рассчитанной на дурака однодневкой, а попросту говоря - беззастенчивой халтурой.
Илларион вздохнул. "Может быть, я ошибся? - подумал он. - Просто открыл книгу на неудачном месте. Надо попробовать еще. Ну-ка, что у него там про Сирию? "
Он нашел "Войну в пирамидах". Черт, то же самое... Надо уходить, решил Илларион. Проваливать восвояси, пока я ему что-нибудь не сказал. Нет, но каков наглец! Ведь ничего же не знает. Начитался "Зарубежного военного обозрения" и решил, что этого хватит. Документалист, мать твою...
Кто-то тронул его за рукав.
- Надписать вам экземпляр? - раздался над ухом оперный баритон Старкова.
"Не успел, - подумал Илларион. - Вот черт, не успел. Придется взять экземпляр и вежливо поблагодарить. Не стоит портить человеку праздник, да и демонстрировать свои познания, честно говоря, не стоит.
Бог с ним, пусть живет. В конце концов, от меня же не убудет. А книженцию эту можно будет выбросить, а еще лучше - свезти Пигулевскому. Он ее продаст какому-нибудь балбесу по бешеной цене - все-таки с автографом..."
Он обернулся. Вблизи Старков выглядел еще старше. Под глазами набрякли нездоровые мешки, в уже начавших редеть волосах серебрилась седина, глаза под полуопущенными веками показались Иллариону мутноватыми, а выражение лица было снисходительным, как у спустившегося с Олимпа небожителя, "Не заводиться", - напомнил себе Илларион.
- Давайте, давайте, не стесняйтесь, - протягивая руку к книге, продолжал Старков.
- Благодарю вас, - вежливо сказал Илларион и неожиданно для себя закончил:
- Не стоит.
Рука Старкова замерла на полпути и медленно опустилась. Так же медленно снисходительность на его лице сменилась выражением удивления. "Да какого дьявола, - подумал Илларион. - Сам напросился. Он же не испытывал душевных мук, выпуская в свет эту белиберду стотысячным тиражом!"
- Почему не стоит, позвольте узнать? - с плохо скрытым пренебрежением поинтересовался литератор.
- Просто потому, что эта книга мне не нужна, негромко ответил Илларион, стараясь не привлекать внимания.
- Зачем же вы тогда пришли? - спросил Старков.
От него сильно пахло коньяком, и Илларион пожалел, что все-таки не выдержал и ввязался в спор.
- Из любопытства, - признался он. - Меня заинтриговало название.
- А содержание, значит, не заинтриговало?
- Мне не хотелось бы это обсуждать. По крайней мере, здесь и сейчас.
- Нет, позвольте! Почему же не здесь? Здесь все свои, мне стесняться нечего.
- Так уж и нечего?
- Гм, - Старков сбавил тон, да и лицо его приняло почти нормальное выражение. - Вас явно что-то не устраивает, и не устраивает сильно. Почему бы нам это не обсудить? Читательская критика, знаете ли, порой идет автору на пользу. Или вы вообще не читатель?
- Отчего же. Я читал ваши книги и смотрел ваши фильмы, и они мне понравились. Это была очень добротная и довольно честная проза.
- Но? Ну, продолжайте. Вы меня уже похвалили, теперь настало, как говорится, время правды. Переходите к критическим замечаниям, прошу вас.
- Простите, - сказал Илларион, - но критиковать можно то, что достойно критики. А это, - он дотронулся до блестящей обложки, - обыкновенная халтура на уровне мелкого хулиганства.
- Довольно резкое замечание, - сказал Старков, натянуто улыбаясь. - Я бы сказал, что оно граничит с личным оскорблением.
- Как и ваша книга, - добавил Илларион. - Я понимаю, что в наше время все вынуждены зарабатывать деньги. Творческие люди тоже периодически хотят есть, - Вот именно, - вставил Старков.
- Да ради бога! Это же святое дело, и сугубо личное вдобавок. Ну, написали бы триллер какой-нибудь, что ли. Публика была бы довольна. Зачем же вы беретесь исследовать предмет, в котором ничего не смыслите и о котором ничего не знаете, кроме того, что он вроде бы существует? Да еще и рекламируете плод своей фантазии как документальную книгу. Кстати, фантазия у вас бедновата. Не ожидал, признаться.
- Однако, - протянул Старков. Илларион заметил, что он борется с раздражением. "Ох, зря я это все затеял", - снова подумал он. От его внимания не укрылось то обстоятельство, что люди вокруг начали прислушиваться к разговору - некоторые с недоумением, а некоторые и с плохо скрытым злорадством. "Ох, зря. Кому это все нужно?"
- Простите, - сказал он. - Я сожалею, что затеял спор. Надпишите мне экземпляр, пожалуйста, и я пойду Патриарх детской литературы, в одиночестве двигавший по доске шашки, вдруг рассмеялся дробным старческим смехом и немедленно закашлялся. Пузатый Костенька принялся осторожно колотить мэтра по спине, косясь на Иллариона, как на полоумного. Старков заметно побледнел. "Черт меня все время за язык тянет, - с огорчением подумал Илларион. - Прав Мещеряков Язык мой - враг мой. Ох, что сейчас начнется..."
- Послушайте, - сквозь зубы сказал Старков, - не знаю, как вас...
- Забродив.
- Забродов... Никогда не слышал.
- Ну, еще бы.
- Ладно, неважно. Так вот, Забродов, усвойте раз и навсегда, что я не нуждаюсь в подачках. Я еще не выжил из ума... - Старков почти незаметно покосился на классика, который, забыв про свои шашки, внимательно прислушивался к их разговору, всем своим видим выражая глубочайшее удовлетворение. Илларион понял, что Старкову очень хочется добавить: "Как некоторые", но литератор сдержался. Впрочем, классик его, кажется, прекрасно понял, потому что немедленно отвесил иронический полупоклон. - Я не нуждаюсь в подачках, - повторил Старков. Классик оскорбительно вздернул кверху кустистые седые брови, но никто, кроме Иллариона, этого не заметил. - И не потерплю публичных оскорблений.
- Я ведь сразу сказал, что не хочу обсуждать эту тему, - напомнил Илларион.
- А я хочу!
- Тогда чем вы недовольны?
- Тем, что вы, кажется, решили, что можете учить меня, как писать книги.
- Отнюдь. Я только хотел напомнить вам, что прилагательное "документальный" происходит от существительного "документ". Вы запутались в терминологии сами и пытаетесь запутать сто тысяч читателей.., это при условии, что каждый экземпляр вашего опуса прочтет только один.
- Чушь и ерунда. Читателю все равно. Он хочет, чтобы ему за его деньги щекотали нервы и утоляли сенсорный голод. - Старков явно почувствовал под ногами твердую почву и даже снисходительно улыбнулся с видом мудреца, вынужденного втолковывать прописные истины деревенскому простофиле. Помните, что говорил один из деятелей шоу-бизнеса: пипл все схавает.
- Бесспорно, - согласился Илларион. - Еще раз простите. Просто меня никто не предупредил, что вы ушли из литературы и записались в пушкари. Я помню время, когда вы рассуждали иначе. "Писатели, художники, музыканты, артисты всех мастей - это пехота, которая идет вперед, не считая потерь, расчищая путь тому, кто придет на поле боя с плугом и вырастит хлеб на ее костях..." Я не поручусь за точность цитаты, но смысл был примерно такой.
- Выспренняя чепуха, - проворчал заметно смущенный Старков.
- Ваши слова. Точнее, одного из ваших персонажей. Но если они вас не устраивают, я могу выразиться по-другому, более доступно. Каждый жулик, впервые замышляя мошенничество, полагает себя умнее всех и уверен, что никто не схватит его за руку.
В наступившей тишине раздались редкие одинокие аплодисменты. Классик с треском бил в ладоши, истово кивая лысой головой, похожей на темное яйцо. Толстый Костенька, склонившись к его волосатому уху, что-то быстро зашептал, одновременно придвигая к старику доску с шашками.
- Подите к дьяволу! - громогласно заявил ему старец. - Я хочу послушать! В кои-то веки...
