Филипп Ванденберг - Тайна скарабея
Обнаженная, она возвышалась над ним, будто богиня. В ее сильных резких движениях было что-то животное. И Артуру нравилось это…
– Ты что, онемел? – Гелла остановилась.
Камински помотал головой. Он хотел, чтобы она продолжала, и быстро ответил:
– Я боюсь потерять рассудок…
На лице Геллы промелькнула улыбка, в которой читалось скорее сочувствие, чем симпатия. Она с любопытством спросила:
– Из-за меня?
Странно, хотя он и испытывал наслаждение, но в то же время чувствовал себя униженным. У него было чувство, и уже не в первый раз, что она с ним играет, иногда даже смеется над ним, использует его. Он понял, что в своей страсти к этой женщине теряет себя.
Должен ли он признаться, что пережил? Должен ли рассказать, какие страшные видения его преследуют, как она в моменты высочайшего наслаждения превращается в призрак? Конечно же, она ему не поверит. Она только посмеется над ним. И, если честно, он не мог за это на нее обижаться.
– Ты такая разная… – сказал Камински, потому что Гелла по-прежнему неподвижно сидела, словно ожидая ответа.
Это только еще больше разозлило ее, и акт любви грозил вылиться в ссору – в общем-то, действие, от которого Камински не отказался бы, потому что секс – это все-таки борьба, но Гелла отомстила коварным образом. Она поднялась и уселась ему на грудь.
– Что значит «такая разная»? – спросила она, грозно глядя на него сверху вниз.
Камински не знал, как поступить. Он чувствовал, что из него делают посмешище, и попытался сменить позу, но Гелла удержала его.
Он понял, что сможет справиться с ней только словами. Если вообще сможет.
– Эта проклятая мумия, – простонал он. – В том, что наши отношения испортились, виновата эта проклятая мумия.
Гелла наморщила лоб, словно эти слова были ей неприятны, но ничего не ответила. Она смотрела на Артура, ожидая объяснений.
Камински отвернулся от нее:
– Поэтому я хочу продать мумию Бент-Анат!
Гелла вздрогнула. Артур почувствовал, как по ее телу волной пробежала дрожь, и она постепенно ослабила хватку.
«Я на правильном пути, – думал Камински, – теперь только не ошибиться…»
– Фостер предлагает полмиллиона долларов за эту мумию.
Гелла, опершись руками о грудь, наклонилась к его лицу.
– И ты все рассказал ему, этому Фостеру? – спросила она прерывающимся голосом.
– Да, – ответил Артур. – Все, что он хотел знать.
Гелла изменилась в одно мгновенье. Ее высокомерие, которое только что его так унижало, вдруг сменилось нерешительностью, чего он никак не ожидал.
– Ты не сможешь до конца жизни вести разговоры с глазу на глаз с Бент-Анат, – сказал Камински. – А денег хватит, чтобы начать где-нибудь новую жизнь. Только не здесь.
– Разве ты не понимаешь, что для меня значит Бент-Анат? – умоляюще произнесла Гелла.
– Что здесь понимать? Это мумия женщины, умершей три тысячи лет назад. Я действительно не знаю, что тебя в ней так привлекает.
– Ты ненавидишь Бент-Анат! – разъяренно крикнула Гелла и ударила его кулаком в грудь.
– Чепуха! – возразил Камински. – Как я могу ненавидеть женщину, которую не знаю и которая умерла три тысячи лет назад? Впрочем, абсолютно все равно, что я думаю об этой ужасной мумии! Я не хочу ее больше видеть. Я хочу, чтобы она исчезла из твоей и моей жизни. И чем быстрее, тем лучше.
– Ты ненавидишь Бент-Анат и ненавидишь меня! – повторила Гелла и потерлась об него широко разведенными ногами.
Камински позволял это с удовольствием. Ее движения снова возбудили его. Он закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями ее тела.
Он не видел, как Гелла, ящерицей извиваясь у него на животе, сунула правую руку под кровать, где стояла ее дорожная сумка, и вытащила оттуда нечто блестящее, с чем явно привыкла обращаться. Камински не видел, как она яростно размахнулась, прицелившись ему в бедро. Камински почувствовал только едва ощутимый укол иглой, но через мгновенье боль сменилась удовольствием.
Артур заметил, что Гелла вдруг прекратила свои похотливые движения. Он хотел крикнуть: «Дальше, дальше, дальше!», но когда открыл глаза – что стоило ему невероятных усилий, – то увидел над собой Геллу со шприцом в правой руке. Она держала его как трофей. В ее осанке, в судорожной нарочитой улыбке читалось ликование.
Но прежде чем он понял причину этой улыбки, прежде чем ему стало ясно, что сделала Гелла, на него опустилось свинцовое облако. Он попытался схватить ее, но руки его не слушались. Лицо женщины, стоящей над ним, пошло рябью, начало расплываться и таять, как весенний снег. Он хотел набрать в легкие воздуха, глубоко вдохнуть, но не смог. Несколько секунд ему казалось, что он задыхается. Но прежде чем он смог додумать эту мысль до конца, еще до того как осознал, что с ним случилось, сознание покинуло его.
33
На следующий день примерно около полудня портье, убиравший номера, обнаружил на кровати тяжело дышавшего Артура Камински. Тот был раздет, а в комнате все еще горел свет. Слуга решил, что европейский гость хватил лишку и ему нужно проспаться, поэтому удалился, заперев дверь.
Камински проспал целый день и всю следующую ночь. Рано утром у его кровати стояли двое полицейских в белой форме. Они потребовали, чтобы он срочно оделся и последовал за ними.
Камински просто выворачивало наизнанку. Ему потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. Он не мог сказать, сколько времени был без сознания. С трудом он вспомнил о разговоре с Фостером, о цене, которую тот предлагал за мумию. Приключение с Геллой он помнил только частично. Он не мог с уверенностью сказать, переспал ли с ней или все закончилось ссорой.
На его вопрос о причинах ареста блюстители порядка лишь пожали плечами. Камински показалось разумным пойти с ними и прояснить дело.
Он все меньше помнил, о чем они говорили с Фостером. Насколько ему казалось, египтянин предлагал бешеные деньги, даже не осмотрев объект сделки. Он доверил ему такие вещи, какие даже египтянин, у которого что на уме, то и на языке, никогда не расскажет другому. При этом они едва знали друг друга.
Может, торговец обвел его вокруг пальца? Вел ли он двойную игру, чтобы напасть на след мумии?
Камински уже оделся и как раз собирался завязать шнурки на ботинках, когда заметил пустую ампулу под кроватью. Он взял ее и прочитал надпись: KUP EMD 0,25 TDM 0,1.
Что бы это значило?
Полицейские торопили, и Камински засунул пустую ампулу в карман куртки. «Гелла! – билась в его голове мысль. – Что она натворила?»
Когда он проходил мимо зеркала на входной двери и увидел свое отражение, то испугался сам себя. Его лицо было красным, как мякоть арбуза, остекленевшие глаза косили. Ему было тяжело держаться на ногах.
Когда он выходил из «Эль-Саламека», это не осталось незамеченным. Перед отелем стоял советский «уазик», в котором сидел третий страж порядка. Камински сел на заднее сиденье и положил голову на скрещенные на коленях руки. Его повезут как преступника!
Его ужасно затошнило, когда машина поехала, руки и ноги словно налились свинцом. При этом он ничего не пил.
Пока автомобиль, сигналя, мчался по пыльным улицам, Камински пришла в голову мысль, что Гелла могла вколоть ему какое-то анестезирующее средство. Он полез в карман куртки и достал ампулу. Какую же цель преследовала Гелла?
Перед входом в новый госпиталь машина остановилась. Их уже ожидал хорошо одетый египтянин. Он представился. Его звали Хассан Наги, он расследовал дело.
– Какое дело? – спросил Камински, но египтянин не ответил.
Он понимающе улыбнулся и жестом велел Камински следовать за собой. Оба полицейских держались сзади.
Их шаги эхом разносились по длинному коридору. Справа была лестница наверх. Такой же коридор вел в противоположную сторону.
Камински не понимал, что с ним случилось. Его все еще тошнило, а неопределенность делала состояние невыносимым. Они остановились перед двустворчатой дверью с молочно-белыми стеклами. Наги постучал. Темнокожий врач в белом резиновом фартуке и шапочке на голове открыл дверь.
Не говоря ни слова, Наги толкнул Камински вперед. Оба полицейских остались ждать за дверью. Врач прошел вперед и пересек комнату, в центре которой на тяжелом мраморном столе стояла гигантская лампа. Нетрудно было догадаться, где оказался Камински. Анатомическая. «Бог мой, что же произошло?»
Вращающаяся дверь вела в прямоугольную вытянутую комнату с бесконечным рядом маленьких дверей с левой стороны. У одной из этих дверей врач остановился, открыл ее и вытащил наружу носилки. Под некогда белой простыней просматривались очертания тела.
Из-за странного запаха в комнате, тревожной атмосферы, которая здесь царила, и неопределенности Камински прошиб пот. Он с трудом подавлял позывы рвоты и боялся, что его стошнит прямо здесь. Камински вздрогнул, когда врач убрал простыню.
– Что вы на это скажете? – жестко спросил Наги.
