Себастьян Жапризо - Долгая воскресная помолвка
Матильде с трудом удается представить себе поле боя. Она спрашивает, где можно найти прежнего владельца. Господин Дондю отвечает, что на деньги, вырученные от продажи земли, тот купил кабаре около Монтобан-де-Пикарди по дороге во Фрикур. "Спросите "Красное кабаре" или Однорукого. Его настоящее имя Депрез Ясинт, но лучше спросите Однорукого". И опять поглядывает на свои поля с видом человека, которому хочется поскорее отвязаться от них, у него дела, желает Матильде приятного дня и уходит.
Матильда остается здесь еще на час, силясь представить себе то, что рисовало ее воображение. Прошло уже восемь лет. В июле тут наверняка цветут маки. Уже теряя надежду, она машет зонтиком Сильвену и Селестену, которые на далеком холме превратились в маленькие фигурки. По ручным часам она устанавливает, что они затратили около шести минут, чтобы дойти до нее. Селестен говорит: "Там наверху располагалась третья линия обороны бошей. Чтобы ее захватить, мы потеряли много людей". Она замечает: "Это не так далеко, как ты говорил. Теперь понятно, что даже по снегу, даже ночью, даже под артиллерийским огнем Бенжамен Горд все-таки добрался сюда, чтобы чем-то помочь своему другу Эскимосу". А поскольку того не убеждают ее слова, она произносит с тягучим акцентом господина Дондю: "Вот так..."
В полдень они обедают в "Красном кабаре". Они единственные клиенты. Стены украшены военными сувенирами. Однорукий с женой живет в соседнем доме, где устроил маленький музей. Это мужчина лет пятидесяти пяти, сильный как горилла, одет в пропитанную потом одежду, с длинными усами на лице, словно вырубленном тесаком. Как указано в объявлении над стойкой, входная цена для взрослых - сто су, для детей и стариков - пятьдесят, для ветеранов войны - ничего Обращаясь к Селестену Пу, он смеется: "Значит, это о тебе тут ходят легенды, как о сверхсрочнике, Тото-волшебнике, приносившем тушеное мясо своему отделению? Послушай, парень! Я очень горд тем, что ты оказался моим гостем!" И целует его в обе щеки. Сентиментальные мужчины, думает Матильда, куда отвратительнее размалеванных старух.
Но это не мешает ей есть с большим аппетитом. Где-то в ее мозгу вдруг рождается видение. Она представляет себе, как в то снежное воскресенье, в полной темноте, Бенжамен Горд и молодой Ларошель, сдав немецких пленных, возвращаются на свои позиции. И тут капрал говорит Мари-Луизе: "Следуй за мной. Здесь полкилометра в обход, хочу посмотреть, что с моим дружком, и, если он жив, спасти его". И вот они под плотным артиллерийским огнем и разрывами снарядов, несмотря на грохот вокруг, отправляются туда, где, возможно, еще агонизирует Манеш.
Однорукий Ясинт Депрез говорит: "Я вернулся на свои поля и в разрушенную ферму в апреле 1917 года, после того, как боши, выпрямляя линию фронта, отошли на сорок или пятьдесят километров к линии Зигфрида. Кругом было полно британцев, приехавших отовсюду, даже индийцев из Индии, в своих тюрбанах, австралийцев, новозеландцев, шотландцев и англичан из Англии. До 1917 и 1918 годов я столько не слышал, как _спикают инглиш_, это очень утомительно, но они оказались самыми храбрыми солдатами из всех мною виденных, за исключением, разумеется, моего товарища Селестена Пу и генерала Файоля. Я прочитал много книг о войне и пришел к заключению, что если кто и был готов к прорыву линии фронта, так это Файоль на Сомме летом и осенью 1916 года".
Селестен полностью соглашается с ним. Эмиль Файоль его любимый генерал. Однажды в Клери, неподалеку отсюда, Файоль заговорил с ним. Произнес незабываемые слова, которые, однако, вылетели у него из головы. Сердечный человек. И тут они начинают перемывать генералам косточки. Манжен был дикарем, Петен - победитель под Верденом - суровым и самовлюбленным человеком. Однорукий добавляет: "Да еще и лицемером". Фош тоже был суров, а Жоффр старел на глазах. Нивель навсегда осрамился у Шмен де Дам. Сильвен, который, как и остальные, потягивает винцо, вмешивается в разговор, чтобы сказать, что он тоже читал немало книг, что не надо бросать камни в Нивеля. Ему не хватило удачи, и он прошел рядом с победой. И поспешно добавляет: "На победу мне наплевать. Жаль, что они загубили столько народу". Однорукий с ним соглашается. Последнее слово, как всегда, остается за Селестеном Пу: "И все-таки Файоль был не самым худшим из них. Наверно, радовался, когда эти политиканы вручили ему маршальский жезл".
До того как начался этот обмен пустопорожними фразами, Матильда узнала кое-что интересное. Оказывается, то, что осталось от разрушенной перед Бинго кирпичной стены, было давно заброшенной маленькой часовней, служившей Ясинту Депрезу складом для инструментов. Под ней находился небольшой подвал с низким потолком. Французских солдат, похороненных британцами, обнаружили еще до его возвращения Он некоторое время жил у своего младшего брата, торговца недвижимостью в Компьене. И рассказал про соседскую чудачку, дочь Рукье, которая, шатаясь по траншеям в поисках сувениров, обнаружила могилу и сообщила о ней солдатам, схлопотав пару затрещин от матери в знак благодарности за проявленную инициативу Насколько он помнит, ребенка звали Жанеттой, ей теперь лет семнадцать-восемнадцать. И добавляет: "Просто чудо, что она не подорвалась. Поле еще не было разминировано, и когда саперы занялись этим, то столько всякого обнаружили, что хватило бы, чтобы поднять на воздух всю деревню".
Перед отъездом Матильду относят на ее портшезе в музей, хотя ей хочется скорее вернуться в Бинго и поговорить с Рукье. Это большой зал с оштукатуренными нишами, в которых при ярком электрическом свете ее ожидали манекены французских, британских и немецких солдат в полный рост, одетых черт знает во что, с мешками за плечами и оружием, взирающие слепыми глазами и поражающие своей жутковатой неподвижностью. Однорукий очень гордится своим детищем, он вложил в него все сэкономленные деньги и наследство, доставшееся от предков в пятнадцатом колене. Он с гордостью показывает Матильде разложенные на столе, стоящем в центре, форменные пуговицы, погоны, знаки отличия, ножи, сабли, а также красный металлический ящик для сигарет и табака "Пел-Мэл" "Это точная копия, поясняет он, - того, который нашла чудачка на моем поле и который воткнули в могилу пятерых солдат. Внутри, как рассказывала ее мать, один из хоронивших их канадцев по доброте душевной положил записку, чтобы не оставить мертвецов без эпитафии".
По дороге назад, вдыхая свежий дорожный воздух, Матильда, которая обращается к Всевышнему лишь тогда, когда без этого нельзя обойтись, просит Боженьку не посылать в ее сны увиденное в музее. Пусть она злая, но пусть ей лучше приснится, как лошади уланов с мертвыми головами разрывают сержанта из Авейрона по имени Гаренн, как еще называют диких кроликов.
Селестен Пу довольно быстро находит ферму Рукье, ему для этого даже не надо оставаться сиротой. Это дом с заделанными кирпичом, камнем и цементом пробоинами. Его поддерживают две сваи, между которыми развешано белье. Мадам Рукье сообщает, что их дочь уехала в Нормандию с животом и бродягой из Ланса, что она получила открытку из Трувиля, что у дочери все в порядке, та занята по хозяйству и рожать ей в октябре. Селестен и Сильвен остались во дворе и играют с собаками. В чистенькой кухне, пахнущей подвешенными к потолку связками чеснока, как поступают на юге, и это благоприятно для сердца и изгоняет дьявола, Матильда выпивает стакан лимонада.
Коробку "Пел-Мэл" вырыла малышка Жанетта. Ей было десять лет, она уже умела читать. Помчалась по дороге и встретила солдат, а потом вернулась на ферму, где схлопотала пару затрещин за ослушание и за то, что носилась среди всякой гадости, которая того и гляди взорвется. Начиная с этой минуты мадам Рукье считает, что все видела сама. Она отправилась к солдатам, которые раскопали могилу в поле Ясинта Депреза, туда тотчас принесли пять белых гробов и уложили в них трупы.
"Естественно, вид у них был тот еще", - говорит женщина. Матильда холодно кивает: "Разумеется". Все пятеро лежали под большим темным брезентом, кто с повязкой на левой, а кто на правой руке. Мадам Рукье не смогла подойти ближе, тем более что прибежали другие соседи и солдаты начали сердиться. Но она все слышала. Ей известно, что у одного из несчастных была фамилия Нотр-Дам, у другого - Буке, как букет роз, третий был итальянец. Капрал или сержант - она не разбирается в чинах, командовавший солдатами, громко называл имена, год рождения и год призыва, значившиеся на их солдатских бирках, пока их укладывали в гробы, и ей помнится, что самому молодому из них не было и двадцати лет.
Гробы увезли на грузовике, запряженном лошадьми. Было холодно. Башмаки и колеса скользили по подмерзшей земле. Тогда-то один из солдат, нехороший парижанин, обернулся к ним и крикнул: "Вы как банда коршунов! Не нашли ничего лучше, как пялиться на мертвых?" Некоторые так обиделись на его слова, что, вернувшись, сразу пожаловались мэру. Но их офицер, к которому тот обратился по этому поводу, стал поливать его еще чище. Даже сказал, что пусть он найдет скрипку, чтобы помочиться туда - представляете? помочиться туда! - что это будет, мол, то же самое, как пускать при нем слюни. Наконец в апреле эти солдаты уехали, остались англичане - те были повежливее, а может, их просто не понимали.
