Алфред Хичкок - Убийства, в которые я влюблен
Он оплатил счет, оставил чаевые официанту и вышел из ресторана. Была уже ночь, и настолько холодная, что мысли замерзали в зародыше. Он шел по пустынным улицам. Свернул в какой-то переулок. Остановился и стал ждать, молча и неподвижно.
Шло время.
Его взгляд был прикован к пересечению переулка с улицей. Там проходили люди — юноши, девушки, мужчины, женщины. Он не шевелился. Замер. Ждал. В какой-то момент появится кто-то подходящий. И никого другого тогда уже не будет. Улица опустеет. И тогда он сделает это. Сделает быстро.
Он услышал стаккато высоких каблуков по асфальту, приближающееся к нему. Ничего больше слышно не было — ни машин, ни других шагов. Медленно, осторожно он двинулся к пересечению переулка с улицей. Увидел молодую, хорошенькую женщину, стройную, с копной, иссиня-черных волос и ярким ртом. Прелестная женщина, его женщина, именно такая, она. Ну же!
Она была на расстоянии вытянутой руки. Туфли продолжали стучать по асфальту. Мастерски, как бы одним непрерывным движением, он схватил ее одной рукой за голову, зажав алый рот, и другой С силой дернул за талию. Она потеряла равновесие, и он втянул ее в переулок.
Она начала было кричать, но он стукнул ее головой об асфальт, и она потеряла сознание. Закричала она позже, но он зажал ей рот рукой, и крик оборвался. Ей не удалось укусить его, он был очень осторожен.
Она пыталась вырваться, но он воткнул острие топорика точно в сердце.
Он оставил ее там, мертвую и холодеющую. Топорик выбросил в канализационный люк. Нашел вход в метро и поехал домой. Вошел к себе в комнату, умылся, лег в постель и тотчас заснул. Спал он крепко и без всяких сновидений.
На следующее утро он проснулся в обычное время, как всегда бодрый и готовый к рабочему дню. Принял душ, оделся, спустился вниз, купил «Дейли Миррор» у слепого продавца. Прочитал статью. Молодая женщина, иностранка, исполнительница экзотических танцев по имени Мона Мор подверглась нападению в Вашингтон Хейтс и была убита ударом топорика для льда.
И он вспомнил. Внезапно все вернулось — тело девушки, топорик, убийство.
Он до боли стиснул зубы. Все это было так реально. Подумал, не обратиться ли к психиатру. Но это так дорого. И у него ведь есть собственный психиатр, бесплатный, сержант Рукер.
Но он все помнил! Как покупал топорик, как опрокинул девушку, как воткнул в нее лезвие. Он с силой втянул в себя воздух. Нет, нужно все сделать по порядку. Он подошел к телефону и позвонил в свой офис.
— Это Катлетон. Я сегодня буду позже, через час или около того. У меня визит к врачу. Приду, как только освобожусь.
— Ничего серьезного, надеюсь?
— Нет, нет, — ответил он. — Ничего серьезного.
Ведь это и нельзя считать ложью. В конце концов, сержанта Рукера вполне можно назвать личным психиатром. А психиатр — это врач. И у него действительно назначен визит к нему — постоянно назначен, без фиксированной даты, поскольку сержант приглашал его приходить, если случится что-либо подобное. И то, что не произошло ничего серьезного, тоже было правдой. Потому что он знал, что на самом деле не виновен, как бы настойчиво ни обвиняла его память.
Рукер встретил его, приветливо улыбаясь.
— О, смотрите, кто пришел! — воскликнул он. — Я должен был этого ожидать. Это преступление ведь в вашем вкусе, да? Женщина подверглась нападению и убита. Ваш почерк, верно?
Уоррену Катлетону было не до смеха.
— Я… Эта девушка Мор. Мона Мор.
— У этих девиц из стриптиза невероятные имена, правда? Звучит как Mon Amour. Она француженка.
— Да?
Сержант кивнул.
— И убили ее вы, так я понимаю?
— Я знаю, что не мог, но…
— Вам нужно прекратить читать газеты, — сказал сержант Рукер. — Давайте разберемся, чтобы вы могли избавиться от этого.
Они прошли в комнату. Катлетон сел на стул с прямой спинкой. Сержант Рукер закрыл дверь и встал у стола.
— Итак, вы убили женщину. Где вы взяли топорик?
— В скобяном магазине.
— В каком именно?
— На Амстердам Авеню.
— Почему именно топорик для льда?
— Он меня заворожил. Гладкая, крепкая рукоятка и острое лезвие.
— Где он сейчас?
— Я бросил его в канализационную трубу.
— Понятно, как всегда. Так… Должно быть, было много крови?
— Да.
— Ваша одежда была вся в крови?
— Да. — Он вспомнил окровавленную одежду, вспомнил, как спешил домой, надеясь, что его никто не увидит.
— Где же одежда?
— Бросил в топку.
— Но не в своем доме?
— Нет. Я переоделся дома и побежал в другое здание, не помню куда, и бросил одежду в топку для мусора.
Сержант Рукер хлопнул ладонью пр столу.
— Становится все проще и проще, — сказал он. — Или я уже набил руку. Танцовщицу ударили острием топорика прямо в сердце, она практически сразу же скончалась. Ранка маленькая. Ни капли крови. У мертвых кровь не идет, а из таких ран вообще не бывает обильных кровотечений. Так что ваша история расползается, как мокрая бумага. Ну как, вам полегчало?
Уоррен Катлетон медленно кивнул.
— Но это все так невероятно реально…
— Так всегда бывает. — Сержант Рукер покачал головой. — Эх вы, несчастный бедолага. Интересно, сколько это еще будет продолжаться. — Он криво усмехнулся. — Еще несколько таких случаев, и один из нас спятит.
Эдвин П. Хикс
ГЛАЗАМИ ПОЛИЦЕЙСКОГО
Джой Чависки, отставной полицейский детектив, мучился от бессонницы в десятом номере мотеля «Хэппи Холлоу Корте» на озере Пайн Вэлли. Вытащив свое большое тело из постели, он натянул одежду и направился в ресторан. Может быть, порция ванильного мороженого и болтовня с Сэмом Уиллоуби отвлекут от мыслей об утренней рыбалке и ему удастся хоть на время уснуть. Забавно, что человек его возраста, на счету которого тысяча рыбалок, приходит в возбуждение перед очередным набегом на окуня.
Было пятнадцать минут одиннадцатого. Перед рестораном стоял автомобиль-развалюха с номерными знаками Оклахомы. Машина была в грязи и потеках масла и показалась ему подозрительной. Джой понял, что в нем говорит инстинкт старой ищейки, и усмехнулся. Трудно привыкнуть, что ты уже не полицейский и что молодость прошла.
Он обрушил свои 115 килограммов на кожаный табурет у стойки бара. Гремел музыкальный автомат. Какой-то гнусавый бездельник исторгал душераздирающую балладу о красотке-блондинке, которая увела его из родимого дома.
Четыре темные личности, два парня и две нечесаные блондинки в тесно облегающих эластичных брючках и блузках с низким вырезом, занимали столик рядом с автоматом.
Сэма Уиллоуби не было. Миссис Уиллоуби казалась крайне взволнованной, ее глаза припухли и покраснели. Она поставила перед Джоем заказанное им мороженое.
— Рада тебя видеть, Джой. Сэм плохо себя чувствует, пошел домой. Я так волнуюсь! Только бы не аппендицит…
— Так что же ты не закроешь заведение и не пойдешь к нему?
Миссис Уиллоуби кивнула в сторону компании:
— Я как раз собиралась закрывать, когда вошли эти четверо. Что-то они мне не нравятся. Боюсь, засидятся.
— Дай мне их счет. Если они попросят пиво или кофе, я подам. А ты иди к Сэму. Я все закрою.
— Правда, Джой?
— Правда. А если Сэму будет что-нибудь нужно — прокатиться до больницы, например, — дай мне знать. Я в десятом номере.
— Джой, ты милый, — улыбнулась миссис Уиллоуби, уходя.
Джой был занят своим мороженым и мыслями о Сэме, когда один из парней крикнул:
— Эй, толстяк! Ты здесь командуешь?
Джой повернулся и посмотрел на него. Тот был худой и бронзовый от загара. Правое ухо сплющено в великолепный кочан цветной капусты, нос свернут влево. Профессиональный боксер? Второй — смуглокожий, жгучий брюнет.
— Да, — ответил. Джой, подавив раздражение. Ему не нравилось, когда его называли толстяком; — Я здесь командую. Вы что-то хотите?
— Пиво, — резко бросил загорелый. — Всем пиво, и побыстрей!
Джой открыл четыре бутылки пива и понес к столику, по две в каждой руке.
— Так пиво не подают, — продолжал задираться парень. — Ты что, не можешь это сделать как следует?
Пробурчав что-то, Джой вписал пиво в чек и пошел обратно к стойке.
— Не любишь, когда тебя называют, толстяком? А, толстяк?
— Да, мне это неприятно.
— Какая жалость! — Парень проворно выставил ногу, чтобы подсечь его, когда он повернется. Джой всей тяжестью наступил на нее, и парень завопил, а потом выругался.
— Так тебе и надо, — засмеялась одна из блондинок.
— Да? Ну что ж, еще посмотрим, кто посмеется последним!
Они взяли еще пива. Автомат не переставал грохотать кантри.
Джой взглянул на часы. Было без десяти одиннадцать. Все клиенты мотеля крепко спали. Вряд ли сегодня вечером еще кто-нибудь сюда заглянет. Будем надеяться, что эти выпьют свое пиво и уйдут без приключений.
