Клайв Баркер - Книги Крови (Книга 2)
Зверь закрыл дверь шкафа, где лежал труп, и помог Луису сесть.
- Филипп? - Луис с трудом понял, что женщина была еще здесь, в постели, только что проснувшаяся после ночи любви.
- Филипп? Кто это? - Она шарила в поисках таблеток на столике рядом с кроватью. Зверь одним прыжком пересек комнату и выхватил их у нее из руки.
- О... Филипп... пожалуйста. Ты что, хочешь, чтобы я пошла и с этим? Я пойду, если хочешь. Только верни мне таблетки. - Она указала на Луиса. Обычно-то я не хожу со стариками.
Обезьяна заворчала на нее. Выражение на лице девушки изменилось, словно она первый раз за все время начала догадываться, кто это был на саном деле. Но мысль была слишком сложной для ее одурманенного разума, и она оставила ее.
- Пожалуйста, Филипп, - прошептала она.
Луис глядел на обезьяну. Она взяла фотографию с каминной полки.
Ее темный ноготь показывал на изображение Луиса. Животное улыбнулось. Оно узнало Луиса даже при том, что сорок с лишним лет прошло, вытянув столько жизненных сил.
- Луис, - повторило животное, выговорив это слово довольно легко.
Старику было нечем блевать - у него был пустой желудок, а тело его слишком занемело, чтобы испытывать хоть какие-то чувства. Это был конец века, он должен быть готовым ко всему. Даже к тому, что его, как друг его друга, приветствует выбритый зверь, вроде того, что сейчас скалится перед ним. Зверь не сделает ему ничего плохого, он знал это. Возможно, Филипп рассказал животному об их совместной жизни, приучил тварь любить Катерину и самого Луиса точно так же, как животное обожало и Филиппа.
- Луис, - вновь сказал зверь и показал на женщину (которая теперь сидела с раздвинутыми ногами), предлагая ее для развлечения.
Луис покачал головой.
Туда-сюда, туда-сюда, частью - выдумка, частью - правда.
Вот уже до чего дошло: голая обезьяна предлагает ему человеческую женщину.
Это была последняя, помоги ему Боже, последняя глава той выдумки, которую начал дедушкин брат. От любви к убийству, обратно к любви. Любовь обезьяны к человеку. Он выдумал ее, увлекшись своими вымышленными героями, рациональными и рассудочными. Он заставил Филиппа превратить эту выдумку их утерянной молодости в правду. Именно его и нужно обвинять. Уж, конечно, не этого несчастного зверя, затерявшегося между джунглями и модными магазинами, не Филиппа, жаждущего вечной молодости, ни холодную Катерину, которая с сегодняшней ночи останется абсолютно одна. Это только он. Его преступление, его вина, его наказание.
Ноги его вновь обрели чувствительность, и он заковылял к двери.
- Так ты не остаешься? - спросила рыжеволосая женщина.
- Эта тварь... - он не мог заставить себя назвать животное.
- Ты имеешь в виду Филиппа?
- Его не зовут Филипп, - сказал Луис. - Он даже не человек.
- Думай как хочешь! - сказала она и пожала плечами.
За его спиной заговорила обезьяна, произнося его имя. Но на этот раз это были не ворчащие звуки, нет, животное с удивительной точностью воспроизводило все интонации Филиппа, лучше, чем любой попугай. Это был голос Филиппа - без изъянов.
- Луис, - сказало животное.
Оно не просило, оно требовало. Оно просто называло по имени, получая при этом удовольствие, как равный равного.
Прохожие, которые видели старика, влезшего на парапет моста Карусели, глазели на него, но никто не сделал попытки помешать его прыжку.
Он застыл там на миг, выпрямился и, перевалившись через перила, рухнул в ледяную воду.
Один или два человека перебежали на другую сторону моста, чтобы поглядеть, куда несет его течение. Он выплыл на поверхность, лицо его было бело-голубым и пустым, как у младенца. Потом что-то под водой зацепило его ноги и потащило на глубину. Густая вода сомкнулась над его головой и затихла.
- Кто это был? - спросил кто-то.
- Кто знает?
Был ясный день, последний зимний снег уже выпал, и к полудню должна была начаться оттепель. Птицы, возбужденные внезапным солнцем, кружились над Санкр-Кер. Париж начал разоблачаться, готовясь к весне, его девственно-белый наряд был слишком заношен, чтобы держаться долго.
Поздним утром молодая рыжеволосая женщина под руку с крупным неуклюжим мужчиной медленно поднялась по ступенькам Сакр-Кер. Солнце благословляло их. Колокола звонили.
Наступил новый день.
