Оксана Обухова - Фальшивая убийца
Я напомнила Артему, чтобы он не пропустил бой курантов, – не все же на мониторы таращиться, – пожелала здоровья и счастья в Новом году, допила виски и вышла вон.
За пять минут до окончания старого года Вяземские вышли в «английскую» гостиную, встали перед огромным плазменным экраном телевизора и собрались прослушать традиционное поздравление с праздником главы государства на фоне кремлевской елки. Сомелье готовился открыть шампанское; бабушка попросила виночерпия открыть бутылку «по-русски», по-новогоднему, с обильной старорежимной пеной. Все приготовили фужеры…
Я какое-то время прислушивалась к происходящему за дверью. Вошла в гостиную бочком – и сразу спряталась за спину Муслима Рахимовича, стоявшего почти у входа. Надеюсь, данную диспозицию он выбрал не случайно для того, чтобы если составить мне не компанию, так хотя бы прикрытие.
– Алиса, подойди сюда, – повелительно и громко, перебивая мелодичное вступление ку рантов, сказала Ирина Владимировна.
Родственники расступились. Я прошла сквозь строй, чувствуя палочные удары взглядов по спине.
Под торжественный бой часов на Спасской башне Муслим Рахимович всунул в мою руку фужер, я протянула его вместе с остальными под горлышко бутылки, извергающей пенный водопад. Фужер дрожал, но ловкий виночерпий сумел в него попасть, не окатив ничьих ног.
– С Новым годом, мои дорогие! – провоз гласила бабушка.
Все бросились обниматься-целоваться-чокаться, до моего бокала дотронулись три хрустальных близнеца: Ирины Владимировны, Муслима Рахимовича и Сергея.
– С Новым годом, дорогие мои, с новым счастьем! – вещала бабушка. – Будьте здоровы!
Вяземские сгрудились вокруг инвалидного кресла Капитолины Фроловны. Я старалась не заплакать. «А папа сейчас желает здоровья мне. Он тоже пьет шампанское с друзьями и говорит, повернув голову в сторону Москвы: «Алиса, доченька, будь счастлива, здорова, я тебя люблю…»
И Бармалей, надеюсь, вспоминает…
Выйдя из толпы родственников, но глядя больше на стоящего рядом Сергея, чем на меня, к нам приблизилась Кристина.
– С Новым годом, Алиса! – сказала девушка без всякой натянутости и вызова. – С новым счастьем! Береги себя. Пусть твой ребенок родится здоровым!
Она легонько звякнула фужером о край моего бокала и допила шампанское.
Следом за Кристиной подошла Марья примерно с теми же пожеланиями, и семья как будто разделилась надвое. Два лагеря стояли напротив: чета супругов Вяземских с сыном оставались возле бабушки, я, словно ядро новой фронды, притянула к себе остальных гостей и родственников.
(Причем, надо заметить, без всякого на то права.)
Капитолина Фроловна старалась меня не замечать. Зато «воинствующая добродетель» усердствовала за двоих. Почти не скрывая брезгливого негодования, она смотрела на свою дочь и призывала ее взглядом вернуться в ряды оппозиции.
Снулый Виктор Андреевич разглядывал меня с интересом. Надо сказать, исключительно профессиональным. На лице адвоката читался вопрос: «И что за казус здесь образовался?..»
Ситуация из глупой становилась нестерпимой – не праздничной, – и вдруг неожиданно для всех ее исправила… Капитолина Фроловна.
– Ирина, – прозвучал в гостиной слегка надтреснутый голос бывшего прокурора, – ты приказала Клементине перенести вещи Алисы на третий этаж?
– Нет. Не успела, – тихо и изумленно отозвалась невестка.
– Тогда чего ты ждешь?! – повысила голос старуха. – Мать моего единственного правнука должна жить в комфорте!
Не знаю, чего больше было в этом выступлении: желания вновь объединить семью или демонстрации – я в этом доме главная? Но чего бы ни добивалась Капитолина Фроловна, результат был положительным. Щель, образовавшаяся между группами, затянулась, и когда Вяземские отправились на улицу – совершать традиционную прогулку вокруг дома и наряженной в парке елочки – ко мне подошла Нана.
Оглядела буквально с ног до головы – я в тот момент старалась не упасть, попадая голой пяткой в белый валенок, – дождалась, пока я выпрямлюсь, и проговорила:
– Не буду обманывать и говорить, что одобряю ваш поступок. Но иногда… приходится принимать определенный порядок вещей. Жизнь продолжается. Добро пожаловать в семью.
Последняя фраза далась добродетельной княжне особенно тяжело. Она выдавила ее из грудной клетки на последнем дыхании и ни разу не назвала меня по имени.
Кажется, несмотря на формальное приглашение в семью, мне продемонстрировали: ты – никто.
…В этом году в парке у дома Вяземских не было фейерверка. Тридцатого декабря Ирина Владимировна позвонила в фирму, занимающуюся обеспечением торжеств, сказала, что не нуждается в их услугах и оставляет залог в их пользу. Парк Вяземских был почти не освещен.
Но соседние усадьбы за стенами парка словно соревновались, кто больше пустит денег на ветер. В ушах звенело от грохота и визга взрывающихся в небе петард и снарядов. Редкие мгновения казавшейся особенно насыщенной темноты сменялись ослепительными вспышками. Соперничая со снегопадом, на землю опадали огненные фонтаны, ярчайшие букеты пылающих гвоздик и хризантем распускали в небе бутоны и вяли, вяли, вяли…
Народ, обутый в подготовленные валенки, был к этому великолепию привычен. Виктор Андреевич степенно крутил головой, оборачиваясь на визг петарды, Нана милостиво улыбалась и даже хлопала в ладоши. Всякий праздник делает из взрослых детей, Кристина, ушедшая из детства совсем недалеко, восторженно повизгивала и висла на руке Сергея. Ее брат лепил снежки и пытался сбить с головы германского гостя какой-то дедовский треух, извлеченный из кладовых запасливой Клементиной. Меня обрядили в тулуп – пардон, дубленку – и валенки из тех же запасов.
Нана под ручку с адвокатом ушла обходить дом, брат и сестра устроили возню в сугробах, Ирина Владимировна и полковник о чем-то тихо переговаривались у елки, ко мне подошел Сергей.
– Кажется, тебя можно поздравить? – спросил тихо. Я неопределенно кивнула и зябко поежилась. – И давно… это у вас? – Я снова отделалась подергиванием плеч и потерла варежкой замерзший нос.
– Ирина Владимировна сказала, что для УЗИ еще рано, но анализы беременность подтверждают…
– А ты сама, Алиса, уверена?
От необходимости отвечать хотя бы на третий вопрос меня спасла Кристина. Подлетев к Сергею сзади, она толкнула его в сугроб и, шустро работая варежками, закидала снегом…
За менее чем час реального времени, которое я провела в обществе Вяземских, мне стало понятно только одно: Кристина влюблена. Как игривый котенок черной масти, она ластилась к Сергею, ловила его руки, взгляд и речь: заглядывала в глаза, подхватывала реплики, старалась прикоснуться. И разумом и телом. Все признаки тяжелейшей влюбленности были налицо.
Сергей принимал знаки внимания с шутливым панибратством. Приобнимал Кристину, когда та прижималась, но ни разу – я это видела – не прижался щекой к ее виску. Обнимал без нежности, но с видимой приязнью. Позволял себя любить, не будучи влюблен сам.
(Эх, мне бы со своими проблемами разобраться, а я тут за чужим романом взялась подглядывать! Доморощенный психоаналитик!..)
Но наблюдать чужой роман все же было безопасней, чем пытаться угадать по лицам: кто больше недоволен, а точнее, обескуражен появлением в семье новой фигуры в валенках с запахом нафталина, дубленке и варежках? Чей взгляд и выражение лица подарят вдруг намек, укажут истину, избавят от дальнейшей пытки…
Но я боялась встречаться взглядом с кем бы то ни было. Я протекала по поместью Вяземских, как подземная река, – не достигая основания, боясь соприкоснуться с поверхностью и получить удар: ты подмываешь наши устои!
Я уворачивалась от прямых взглядов и считала минуты, когда можно будет удрать в свою комнату.
Теперь на третьем этаже.
С Новым годом, Алиса!
Утром первого января я открыла глаза и сразу зажмурилась. Не от яркого солнечного света, пробивающего легкие голубые шторы, – от желания открыть их вновь и увидеть не шикарную спальню в бело-голубых тонах, а свою комнату в родительском доме. Полную книг, плюшевого зверья, с бежевыми в золотистых разводах занавесками и фотографиями на стенах, с которых мне улыбалась мама.
Я почувствовала себя безбилетным пассажиром, которого слепой контролер по недомыслию засунул в спальный вагон по трамвайному билету. Я ехала здесь зайцем.
На белом с позолотой стуле – или легком кресле – стояли два больших бумажных пакета. Ярко-красный и угольно-черный. В одном я нашла серебристо-сиреневый домашний костюм, в другом – мягкие домашние туфли на упругой увеличенной подошве. И записку: «С Новым годом, Алиса! Будь счастлива. Целую, Ирина Вяземская».
