Татьяна Степанова - ДНК неземной любви

– Это вы?

– Это я.

Его фамилия точно была Кадош, и она уже успела почерпнуть информацию о нем в Интернете и так – по сплетням, по слухам – о нем знали в Москве, в кругах, в которых она привыкла общаться, любопытные сведения сообщили и приятельницы – завсегдатаи бара в Столешниках, расписанного под хохлому.

– Это мой знакомый, он из судебного департамента, его фамилия Белоусов, мне надо было проконсультироваться с ним по одному вопросу...

Она оправдывалась перед ним – невероятно, но факт! Оправдывалась перед парнем, которого встретила утром за завтраком в его же собственном кафе «Винил» и один раз поговорила «за жизнь», и рассказала про смерть, и о том, как ей было страшно. Мучительно страшно – там, под землей, в катакомбах, куда удалялись от мира и где хоронили мертвецов.

– А, вот в чем дело, а я знаю этого типа, видел...

Он говорил с ней, как ее хозяин, как ревнивый любовник. И от этого сердце Кристины замирало и млело в груди – дура, вот дура, какая же я дура... Говорит, как ревнивый любовник, а мы и не спали... Она провела прошлую ночь с Глебом Сергеевичем – оставшимся на склоне лет без жены, без семьи, таким галантным и внимательным и таким горьким, нудным.

А Савва Кадош...

В барах по обе стороны Тверской и Петровки Кадоша знали исключительно под именем Скорпион.

«У Скорпиона ночной клуб, и вообще весь квартал между Арбатом и «Кропоткинской» – его, все у него арендуют, ну ты сама, Кристин, понимаешь».

«Яхту себе купил».

«Вилла в Доминикане».

«Два года назад был один инцидент, у Малаховичей сын погиб девятнадцати лет... вроде как самоубийство, так они предъявили претензии к Скорпиону. Кристин, ты сама понимаешь, что это за люди – приехали с охраной... У него что-то вроде секты или, может, клуба по интересам... Впрочем, я такими вещами никогда не интересовалась... В общем, там был конфликт, они прямо обвинили его в доведении их отпрыска до самоубийства... А потом уже Малаховича-старшего нашли повешенным на вилле, в предместье Рима... понимаешь?»

«Красивый мужик, но опасный, я бы на твоем месте... Впрочем, вокруг него много всяких разных вертится, а он у них царь и бог... и кто знает, может, его вообще одни пацаны интересуют...»

– Савва, я так рада.

– Чему?

– Что вы... что ты позвонил мне.

Кристина не узнавала себя. Таю, растекаюсь...

– Ты свободна сегодня?

– Нет... то есть да, да! Я сейчас на работе, но это подождет, ничего срочного.

– Хорошо, давай проведем этот день вместе. Не хочу быть один в такой день. Не хочу, чтобы и ты была одна.

– В какой день? – спросила Кристина.

Все стало ясно позже, но появился привкус какого-то фарса, фарса во всем... Он приехал на «Порше», и ей сначала показалось, что он везет ее в свой клуб, в «Яму», о котором плели столько всего разного и в блогах, и в газетных статейках, и за стойками баров по пятницам и субботам.

Они мало говорили по дороге, Кристина ловила себя на том, что то и дело заглядывает ему в глаза – сбоку, украдкой, почти виновато. Одна-единственная встреча в кафе и... Это странное чувство вины – вот сейчас, после ночи с Белоусовым. Словно она изменила любовнику, самому дорогому человеку, и теперь терзалась, а ведь они никогда не были близки.

Как это понимать – такое вот ее состояние смятения?

Или он сам все это ей внушил? О нем говорили в столичных барах разное – что он, возможно, сильный гипнотизер, потому что ПОДЧИНЯЕТ себе даже тех, кто не особо привык кому-то подчиняться.

Неформальный лидер... гуру... А она теперь что же, подруга неформального лидера?

Кадош привез ее не в «Яму», хотя кружили все переулками между Пречистенкой и Арбатом, потом выехали на Гоголевский бульвар. «Снова на Гоголевский, как и с Белоусовым, – подумала Кристина. – Вот так вся жизнь и пройдет на этом бульваре».

Вдруг возник маленький уютный театрик на углу, и название-то у него было потешное – «Трагикомическая артель». Кристина сначала подумала, что там дают спектакль в неурочный дневной час. А оказалось, что...

Их встретил какой-то полупьяный парень в джинсах и белой несвежей рубашке с распахнутым воротом.

– Костя, все готово? – осведомился Кадош.

– Все, как вы хотели – там, на сцене, среди наших декораций, – ответил Константин.

– А его родственники пришли?

– Нет, у него только жена бывшая. А к вашей матери тоже никого... вы ведь не захотели, ну и мы не похоронная команда, не душеприказчики семьи, – Костя разговаривал с Кадошем почтительно, но каким-то странным тоном.

– Мартов, проводи даму в зал, я сейчас.

Кристина Величко никак не могла взять в толк... Оглянулась – и прекрасный кавалер ее куда-то исчез.

– Идемте, – Мартов широким жестом указал на двери зрительного зала.

– Куда? А я что-то слышала о вашей «Трагикомической артели», правда, правда, зимой, кажется, разразился скандал... на сцене раздевались и... откровенное порношоу по Шекспиру, на вас тогда невозможно билета было достать...

– Прошу, – Мартов распахнул перед ней двери, и она...

Кристина пережила такой же шок, что и Катя, – те же декорации к «Вишневому саду» – белая аллея, вишневый весенний цвет, а на авансцене...

В тот раз это был муляж, обманка, театральный реквизит в виде разложившегося трупа. А на этот раз гробы и покойники были настоящие.

На сцене «Трагикомической артели» бок о бок лежали обе жертвы «убийцы с бульвара» – Колобердяев и Юлия Кадош.

Нарисованные вишни на задниках...

Черные крышки гробов – их еще не закрыли, и они просто стояли...

Восковые лица, которых уже не узнать, не узнать...

– Я не понимаю, – пролепетала Кристина Величко. – Это что?

– Прощание. – Мартов был грустен – в меру, от него разило алкоголем. – Он у нас работал долгое время, а она... она мать...

– Мать? Мать Саввы?

– Приемная мать, и он захотел, чтобы с ней прощались именно здесь, в его театре. Мы ведь тоже его... крепостные актеры, – Мартов улыбнулся. – А вы новенькая, я смотрю, вас раньше с ним не было.

– А что, были другие?

– Были и другие.

Кристина смотрела на сцену. Он что, издевается – этот театральный администратор или как его там. «Были и другие»... Ох, Савва, Савва... Привез ее не в свой ночной клуб, а на похороны матери.

– А почему нет никого? – спросила она.

– Наши все из театра с Сан Санычем Колобердяевым уже простились. А ее... он никого не позвал, таково его желание было. Сейчас транспорт придет, похоронный автобус и катафалк.

Кристина подошла ближе к сцене по театральному проходу между кресел. Восковые лица... Точно такое же лицо – неживое – было и у той монахини, там, в катакомбах. Неживое, словно она уже была не здесь, не там, словно увидела что-то такое, что и видеть-то до времени нельзя. Но она ведь не умерла. Это она, Кристина, спасла ее там, под землей. Это ее испугался душитель. Или это тоже миф? Нет, там, в катакомбах, она боялась выдать себя даже вздохом...

– А как так получилось, что они оба умерли в одно время? Автокатастрофа?

– Слышали, наверное, об убийствах здесь... вот здесь, в нашем квартале, – Мартов кивнул.

– Так это они? Те самые? Значит, его мать тоже?

Кристина вытянула шею, чтобы рассмотреть ее – вторую жертву... И на какое-то мгновение, на долю секунды, ей показалось, что, пока она смотрит на нее, тот, что рядом, в другом гробу среди цветов, тот покойник повернул голову и пошевелился. Она тут же обернулась, но ей почудилось, что и она – его мать – тоже пошевелилась на своем смертном ложе и теперь смотрит на нее, прямо на нее, словно чего-то ждет.

Нервы?

Разыгравшееся воображение?

Или же опять то самое, что настигло и клещами сжало сердце там, в римских катакомбах. Страх...

Страх смерти, отпустивший, улетучившийся, как дым погребальных свечей, а теперь вновь вернувшийся...

– Вот и я.

– Транспорт уже на месте, автобус подогнали к служебному входу, наши, кто поедет на кладбище, все ждут.

– Пусть ждут.

Кристина обернулась и увидела Кадоша – на нем что-то длинное, черное. То ли мантия, то ли плащ некроманта. В другое время она бы засмеялась, сцена с переодеванием выходила какая-то дурацкая, навроде Гарри Поттера. Но сейчас как-то было не до смеха. Отчего-то очень хотелось уйти отсюда, из этого нелепого театрика, похожего на расписную шкатулку, бежать без оглядки и уже не возвращаться сюда, к нему, несмотря ни на какие желания плоти и сердечный трепет.

И Кадош словно угадал, прочитал ее, Кристину Величко, директора отдела моды, светскую тусовщицу, которую знала вся Москва.

– Пусть сюда никто не входит, проследи, – велел он Мартову, и тот сразу вышел вон. – А ты останься, – он обернулся к Кристине.

Никогда еще прежде она не видела мужчины красивее, фантастичнее, чем этот... этот...

– Пора тебе понять, что это только смерть, – Кадош положил тяжелые руки ей на плечи. – Начало всех начал.

ГЛАВА 32

ПОДРУГА И ДРУГИЕ

Когда вернулись из Мирного на Петровку, 38, туда уже оперативной группой был доставлен кладбищенский сторож Полыхалов. Катя сразу оценила этот чисто муровский прием – Полыхалов, явно считавший, что там, на кладбище, где только сегодня в который уж раз побывала милиция, его оставили наконец-то в покое, форменным образом обалдел. Его допрашивали два молодых оперативника – по классическому сценарию: один «злой», другой «добрый». «Злой» повышал голос до крика, «добрый» уговаривал «рассказать все, что известно».