Лариса Соболева - Дом непредсказуемого счастья
Нет, доверия в ней не прибавилось, она одарила Алика таким взглядом, что впору придраться: мол, что вы имеете в виду, глядя на меня, словно я у вас украл кусок от шубы? Но есть другой способ сбить спесь — уличить, что и сделал Алик:
— А откуда вы знаете, что на даче было четыре человека?
— Ваня сказал, — не смутилась Марья. — Он заехал ко мне накануне…
— Накануне чего?
— Взрыва, конечно. То есть днем… Дусик, фу! (Дусик плевать хотел на ее «фу» и обнюхивал нечто невидимое.) Ваня попросил фотоаппарат, сказал, что у него на даче собирается компания вершить великие дела. Немного, всего четверо вместе с ним…
— Что? Фотоаппарат?! — Это же фантастика! И реакция Алика была соответствующей. — У вашего брата не было фотоаппарата?! Может, телефона у него тоже не имелось?
— Представьте, у моего брата имелось все, что нужно успешному человеку! — презрительно сказала Марья. — Не ехать же ему домой к своей тощей кляче за фотоаппаратом, в дела бизнеса он не посвящал ее, следовательно, о сборе на даче она ничего не знала. А вот если бы Ваня приехал домой, она пристала бы: зачем, куда и… так далее. Еще потащилась бы за ним и умничала там среди по-настоящему умных людей. Последнее время Ваня стеснялся ее, в семье его держали только дети, он их очень любил.
М-да, дети, разумеется, — веский аргумент сохранить брак, только малоубедительный. Как показывает практика, мужчин ничто не останавливает рядом с надоевшей женой. Алик не поделился с Марьей возникшими сомнениями, всего лишь сместил акценты, поинтересовавшись:
— Вас вызывали для дачи показаний?
— В первую очередь. Как там дурно пахнет, от этого у меня разболелась голова. Дусик, Дусик, иди ко мне, мой мальчик.
Она подняла собачку, сунула ее за пазуху и поежилась, давая понять, что прогулка закончена. В сущности, Алик выяснил все, что требовалось, даже более того. Он попрощался и зашагал к дороге ловить такси (деньги, кстати, дал Иван, у Алика-то ни копейки не осталось после ограбления), но его догнала фраза Мария:
— А Иван не говорил, что будет пять человек…
Алик повернулся к ней лицом, продолжая идти задом, крикнул, улыбаясь во весь рот:
— Я звонил ему из аэропорта, куда вынужденно сел самолет, предупредил, что не успеваю.
И помахал рукой. Марья пошла к подъезду, не ответив на прощальный, между прочим, дружественный жест.
* * *— Юла!.. Юла!..
О, сколько упрека в одном слове, которое состоит всего из трех букв! Буквы-то не ругательные, а звучали в устах Сани — ой как ругательно. Он рычал по-звериному надрывно, словно тигру прищемили лапу. Правда, на тигра Щелоков не тянул, экстерьер не тот, так что сравнение не совсем корректно. Саня больше походил на комичное существо из трагедии. Юля много читала, так вот, Шекспир в свои трагедии вводил комичных персонажей, не раз она озадачивалась: зачем? И вот теперь поняла: разбавить напряжение, нельзя же все время страдать. Однако Саня слишком много бегал по комнате, где разрешили свидание с адвокатом, у Юли голова пошла кругом, она попросила:
— Саня, ты не мог бы сесть?
Он подскочил к столу, упал на обе лапы, испугав Юлю (уж не сожрать ли решил узницу?), и гаркнул:
— Сядешь ты! Надолго сядешь!
Отошел, промокнул платком пот со лба, ослабил узел галстука. Странно, Юля терпеть не могла галстуки. Мужчина при галстуке казался ей неким подобием египетской мумии, которую повесили во времена фараонов, а когда мумия ожила, с удавкой не рассталась. Теперь мумия бегает, а удавка болтается, болтается… В общем, дурь полная.
— Объясни, подруга… — на псевдоспокойной ноте тем временем процедил Саня. — Объясни, как попал твой отпечаток на объектив?
Это запросто. Все продумано за ночь, Юля выдала без запинки:
— Однажды я целовалась с… тебе необязательно знать. Мы целовались в приемной, там никого не было. Я хотела уйти, потому что смущалась, выскочила в коридор, а он… он такой был настойчивый и влюбленный, не мог с собой совладать. И я вдруг захотела, чтобы он меня целовал, целовал… В губы. Долгим поцелуем. Но охранники внизу увидели бы, донесли Ваньке… Представляешь, что было бы? Вот я и залепила пластилином объектив, а потом предалась любовному жару… угару… Но мы только целовались. Немножко.
Вскинув лживые глаза на Саню, Юля тут же опустила ресницы. Ну и выражение у него на фейсе: он бы откусил ее язык, если бы это было возможно.
— И как же ты залепила? Высоковато там.
— Я подпрыгнула и… бац! Одним нажимом, лишь бы… Я ведь занималась танцами очень долго, у меня поставлен прыжок.
— Ага. И пластилин постоянно лежит у тебя в кармане.
— Нет. Это был случайный кусочек. Малышка прилепила его на зеркало в прихожей, я отлепила и машинально в карман…
— Хватит!
Наконец он приземлился на стул, теперь они сидели визави, и Юля заметила, что Саня близок к инфаркту! Да, да! Он просто с лица спал: бледный, точнее, желтоватого оттенка, будто это кожа покойника, губы синеватые — явный признак нездорового сердца, глаза покрасневшие. Потянуло пожалеть его и сказать: «Да что ж ты так убиваешься! Все обойдется…» Не успела. Саня положил на стол лист бумаги и придвинул к ней.
— Что это? — спросила она.
— Читай. Вслух читай. Это ксерокопия, оригинал у следака.
Юля развернула вчетверо сложенный лист, и зашевелила губами, то читая вслух, то прерываясь и пробегая строчки глазами:
— «Прокурору… В ночь с 25 на 26 декабря в элитном районе был взорван дачный особняк, сообщаю, что это дело рук…» Что за дурь, Саня?! «…ревность одна из причин, а также понимала, что муж вот-вот бросит ее…» Ого! Я бы сказала наоборот, Ванька последнее время был со мной любезен и мил. Так, что тут еще… «…все состояние, а это немало, достанется ей…» Круто. А подписи нет.
— Ну и что? — усмехнулся Саня.
От его коварной усмешки Юле стало не по себе, хотя она в любой момент могла разбить все подозрения, попросту выдав Ивана. Но пока не считала нужным это сделать, к тому же хотелось проверить, насколько пал муж и есть ли предел его трусости. Обманутой женщине это очень важно, ведь чтобы избавиться от нанесенной травмы, нужно чем-то себя стимулировать, начиная новую жизнь. Если Ванька дерьмо, вот и стимулятор: он не достоин ее.
— Припомни, дорогая, — в то же время говорил Щелоков, — как ты выпендривалась на первой беседе со следователем. Что я тогда сказал?.. Вижу, помнишь. А тут две улики, одна вообще стотонная — отпечаток твоего пальца, тогда как в кабинете Ивана полный разгром! Эту улику ничем не перешибить. Как один из вариантов, милая: кабинет мужа ограбила ты. Поэтому анонимка лишь добавляет к данной неприятности веса. Теперь найти подтверждение твоей вины — раз плюнуть.
— Неужели все так плохо? — не верилось Юле.
— Лет пятнадцать — двадцать строгого режима.
— Ой… — поморщилась она, тронув пальцами лоб, который просто прострелили слова Щелокова. Да, угроза бесспорная: зачем же искать настоящих убийц, когда есть она? Короче, несмотря ни на что, обвинения все равно предъявят ей. Теперь она на собственном опыте знает, что игры с органами опасны.
— Четыре трупа, — развел руками Саня, давая понять, что надежды ноль и даже в минусе. — Но мы можем устроить твое заключение с комфортом.
— Да? — оживилась Юля. — Каким образом?
— Есть средство: беременность. Будучи в положении, ты сможешь претендовать на содержание под домашним арестом до решения суда. Конечно, нужно будет внести и залог, но это дело пятое. С ребенком мы добьемся мягкого приговора.
— А мягкий приговор — это сколько?
— Лет семь-шесть.
— Ого…
— А как ты хотела, завалив кучу народа? Но и этот срок можно скосить наполовину. Потом я добьюсь VIP-камеры — телевизор, холодильник, телефон, хорошее питание и, естественно, никаких работ в колонии. Это дорого, но стоит того. А там амнистия подоспеет…
— Вау, — вяло произнесла Юля. — Осталось где-то взять ребенка.
— Сначала беременность, дорогая, дети потом появляются, если ты помнишь. Беременность — твое спасение.
— И где мне забеременеть?
— Здесь. Я готов помочь.
Юля открыла рот в буквальном смысле. Нет, у нее сама собой отвалилась челюсть. Следом она живо представила, как Саня Ромуальдович ее обнимает, целует в губы своим безгубым ртом, снимает с нее одежду… А где ЭТО должно произойти? На полу, что ли? Фу-фу-фу! На этот пол ступать противно, а сексом заниматься… брр! Так где же? Ах, на столе! Итак, Саня раздевает ее, укладывает на стол, ножки Юли безвольно свешиваются, а он лапает, лапает — типа заводит партнершу на секс. А может, он мастак без предварительной подготовки? Она лично не знает, как Саня этим делом занимается, не исключено, что для него извращения норма. Короче, потом раздевается он… Воображение Юли предоставило ей нечто волосатое, непропорциональное, слюнявое… Нет!!!
