Кэти Райх - Уже мертва
Через пятнадцать минут бо́льшая часть пакета была уже раскопана. Я предполагала, что в процессе гниения первоначальное расположение костей могло поменяться. Если в пакете действительно кости.
Я отложила лопатку в сторону, взялась за узел и осторожно потянула. Пакет не сдвинулся с места, как ночью, словно кто-то удерживал его в земле, играя со мной в жуткое «перетягивание каната».
Камброн расположился с «кодаком» у меня за спиной, еще когда я копала. Сейчас же приготовился запечатлеть на пленке момент освобождения пакета. «Зафиксируйте мгновения вашей жизни, — прозвучало у меня в голове. — И смерти».
Я обтерла руки в перчатках о джинсы, удобнее ухватилась за полиэтиленовый узел и потянула сильнее. Земля с явной неохотой, но начала уступать — я почувствовала движение пакета и незначительное смещение его содержимого. Мне хотелось вытащить свою находку, не повредив ее, не разорвав полиэтилена. Переведя дыхание и приняв более устойчивую позицию, я вновь потянула.
Наконец мой подземный оппонент прекратил сопротивление, и пакет медленно заскользил из углубления. Положив его рядом с ямой, я разжала руки и отступила назад.
Это был обычный мешок для мусора, какие в кухнях и гаражах можно встретить повсюду в Северной Америке. Невредимый мешок. В нем лежало что-то бугорчатое, и весило это что-то весьма немного. Плохой знак. Или, наоборот, хороший? Не знаю, что я предпочла бы в тот момент: обнаружить в пакете останки чьей-нибудь собаки и превратиться в предмет насмешек или же доказать всем свою правоту, найдя в мешке труп человека.
Камброн оживился: принялся делать снимок за снимком. Я сняла одну перчатку и извлекла из кармана свой перочинный швейцарский армейский нож.
Когда Камброн закончил фотографировать, я приблизилась к пакету и опустилась на колени. Руки слегка дрожали, когда я вставляла ноготь большого пальца в полукруглую выемку в клинке ножа и вытаскивала его. На нержавеющей стали заиграло солнце. Для вскрытия пакета я выбрала противоположный узлу край. Я чувствовала, что ко мне прикованы взгляды пяти пар глаз.
Я повернула голову и посмотрела на Ламанша. Из-за прыгавших теней черты его лица как будто постоянно менялись. Я на мгновение задумалась, как на свету смотрится мое собственное измученное лицо. Ламанш кивнул, и я поднесла руку с ножом к пакету.
Не успело лезвие вонзиться в полиэтилен, как я замерла, услышав какие-то звуки.
— Что это, черт возьми? — высказал вслух Бертран мысль, пришедшую на ум всем нам.
17
Раздавшийся шум являл собой какофонию звуков. Лай собаки, смешанный с возбужденными голосами людей. Резкие отрывистые возгласы эхом отдавались где-то вдали, но разобрать, что именно кричат, было невозможно. Этот бедлам разворачивался на территории монастыря, на некотором удалении от нас, слева. Я подумала вдруг, что вернулся ночной визитер и что теперь его преследует целая стая копов провинции и по крайней мере одна овчарка.
Я взглянула на Райана, потом на остальных. Подобно мне, все ошеломленно замерли. Даже Пуарие прекратил дергать свои усы и стоял сейчас, просто прижав руку к верхней губе.
Заклинание нарушил шум мчащегося сквозь листву человека. Все головы, будто по команде, одновременно повернулись в ту сторону, откуда он раздался.
— Райан, где ты? — через секунду послышалось из гущи деревьев.
— Здесь, — отозвался Райан.
— Sacre bleu!
Скрип и треск.
Вскоре, отгибая ветви деревьев и что-то бормоча себе под нос, перед нами появился офицер квебекской полиции. Его мясистое лицо было красным, а дыхание громким и прерывистым. На бровях и на круге волос, обрамлявших его почти лысую голову, блестели капельки пота. Увидев нас, он упер руки в колени и наклонился вперед, чтобы отдышаться. Я увидела красные росчерки на его лысой макушке — следы ударов веток.
Несколько мгновений спустя он выпрямился и резким движением указал большим пальцем в том направлении, откуда появился:
— Лучше тебе пойти туда, Райан. — Его голос прозвучал сипло, словно воздух, проходящий сквозь засоренный фильтр. — Псина будто взбесилась.
Боковым зрением я заметила, как рука Пуарие скользнула от лба к груди. Он осенял себя крестным знамением.
— Что?
Брови Райана в изумлении полезли на лоб.
— Де Сальво завел ее за ограду, как ты и велел, и она заметалась, будто почуяла, что здесь зарыт сам Адольф Гитлер со всей своей армией! — Он выдержал паузу. — Ты только послушай ее!
— И?..
— И?! Эта сучка вот-вот надорвет себе глотку. Если ты не отправишься туда сейчас же и не отдашь соответствующих распоряжений, она закрутится вокруг своей собственной задницы и чокнется!
Представив себе подобную картину, я едва не улыбнулась.
— Подержите ее еще несколько минут. Дайте ей «Милк-Боун» или валиума. У нас важное дело, и мы должны его закончить. — Райан взглянул на часы. — Я освобожусь минут через десять.
Офицер пожал плечами, отпустил ветку, за которую только что взялся, и повернулся с намерением удалиться.
— Эй, Пико!
Пико приостановился.
— Здесь есть тропа.
— Черт знает что такое! — прошипел офицер, сворачивая к дорожке, на которую указал Райан.
Я была уверена, что ярдов через пятнадцать он ее потеряет.
— И еще, Пико… — добавил Райан.
Пико вновь приостановился, поворачивая к нам жирное лицо.
— Следите за тем, чтобы этот Рин-Тин-Тин ничего не испортил.
— Чего вы ждете, Бреннан? — Райан повернулся ко мне.
Пико зашагал прочь, а я принялась разрезать пакет.
Зловоние не шибануло мне в нос, как в случае с Изабеллой Ганьон. Получив свободу, оно выплыло наружу не спеша, заявляя о себе постепенно. Запахло почвой, разложившимися растениями и еще чем-то. Это была не вонь гниения, а дух чего-то более первозданного. В мозгу закружились расплывчатые мысли о недолговечности жизни, о первоосновах и угасании, о перерождении. Подобный запах мне доводилось ощущать и раньше. Он говорил о смерти, но не о смерти недавней.
«Только бы эти кости не оказались собачьими или оленьими», — подумала я, раздвигая края пакета.
Мои руки слегка задрожали, и я тут же взмолилась о другом: нет, пусть это будут оленьи или собачьи кости!
Райан, Бертран и Ламанш приблизились на шаг, когда я отогнула полиэтилен, открывая взглядам содержимое пакета. Пуарие стоял не двигаясь, как вросшее в землю надгробие.
Первым, что я увидела, была лопатка. Не слишком много, но достаточно, чтобы удостовериться в том, что моя находка — не добыча охотника и не захороненное домашнее животное. Я взглянула на Райана. Его глаза чуть сузились, мышцы челюсти сжались.
— Это человек.
Рука Пуарие опять взметнулась ко лбу.
Райан достал блокнот на пружине:
— Что мы имеем? — Голос прозвучал резко и жестко.
Я принялась осторожно переворачивать кости:
— Ребра… лопатки… ключицы… грудина… позвонки… Только грудной отдел.
Окружающие пристально наблюдали за мной. Я засунула руку глубже в пакет, ища кости других частей тела. Неожиданно вверх по ней побежал большой коричневый паук. Я увидела его глаза на тонких ножках — маленькие перископы, безмолвно вопрошающие: «Кто посмел нарушить мой покой?» Ворсистые паучьи лапки были легкими и нежными, как мимолетное прикосновение кружевного платка. Я дернула рукой, отбрасывая паука в сторону.
— Все, — сказала я, поднялась на затекших ногах и отступила. — Здесь только верхняя часть туловища. Без рук.
По моей коже бежали мурашки, но вовсе не из-за паука.
В душе у меня не было ликования. Я пребывала в состоянии заторможенности, как человек, только что переживший потрясение. Все эмоции как будто на время куда-то удалились, ушли на перерыв.
«Опять то же самое, — думала я. — Еще один убитый. Среди нас живет чудовище».
Райан что-то записал в блокноте. Мышцы на его шее вздулись.
— И что теперь? — Голос Пуарие прозвучал комариным писком.
— Теперь следует разыскать все остальное, — ответила я.
Камброн приготовился делать снимки, когда мы вновь услышали шаги Пико, который пробирался к нам сквозь заросли. Выйдя из них и увидев кости, он пробормотал какое-то ругательство.
— Побудь здесь, а я схожу к собаке, — сказал Райан Бертрану.
Бертран кивнул.
— Надо забрать все это, и пусть спецгруппа займется обследованием территории. Я распоряжусь, чтобы ее прислали.
Камброн и Бертран остались, а мы зашагали за Пико в ту сторону, откуда раздавался заливистый собачий лай. Казалось, овчарка действительно обезумела.
Спустя три часа я сидела на траве, осматривая содержимое четырех пакетов с человеческими останками. Солнце стояло уже высоко и припекало мои плечи, но холод, леденящий душу, не исчезал. Собака отдыхала рядом с дрессировщиком на удалении футов пятнадцати от меня, положив голову на огромные коричневые лапы. Сегодня утром ей пришлось попотеть.
