Посмотри, отвернись, посмотри - Елена Ивановна Михалкова
Почти все закладчики, которых я видела, были торчками. Однажды папаша и мне предложил:
– Не хочешь попробовать товар? Чуть-чуть! Надо же понимать, чем торгуешь…
Голос убедительный, улыбка мягкая.
– Все бесплатно, богом клянусь! Не думай, что я хочу нагреть руки на родной дочери.
Я посмотрела на него, на горку товара на столе… Вспомнила бессмысленный взгляд матери. Промурлыкала в ответ:
– Тебе надо – ты и пробуй.
И по изменившемуся лицу папаши поняла, что все сделала правильно.
Очень скоро мне пришлось узнать, что средний срок работы таких, как я, – около четырех месяцев. А потом задержание и камера. Закладчики – расходный материал. Добраться до них ментам проще всего. Это вам не диспетчера отлавливать! Да и бдительные граждане могут навалять. Как-то раз обнаглевшего закладчика, который неделю подряд прятал товар на детской площадке, обстрелял из окна жилец соседнего дома. В тюрьме оказались оба.
Сначала мы с отцом каждые два дня гоняли за новым товаром. Брали небольшими объемами, чтобы если, не дай бог, попасться, то сесть не на всю катушку. Но постепенно и я, и отец расслабились. Куда проще закупиться раз в неделю, а потом спокойно торговать.
Однако риск рос.
И рисковал, конечно же, не отец.
Ему следовало бы опасаться, что при задержании я заложу его первого. Но он не боялся. И подумав, я поняла, что папаша прав.
Я ненавидела его всей душой. Но сдавать его ментам я бы не стала. Это скотство.
У меня теперь был счет в банке. Каждую неделю я пополняла его. Деньги все прибывали, и я впервые познала своеобразное чувство радости при взгляде на растущую сумму.
Прежде деньги означали только выживание. Теперь они гарантировали мое будущее.
И посмертное будущее Вики. Во сне ко мне приходила сестра и молча смотрела на меня. Я знала, что означает ее взгляд: тот, кто убил ее, остался жив и через четыре года выйдет на свободу. Вика спрашивала, как я могла это допустить. Почему не кричала на судебном заседании, что перед нами убийца? Почему не заставила следователя поверить мне?
В этих кошмарах Вика всегда толкала перед собой коляску. Я подходила, не дыша, откидывала полог… Внутри было пусто. И эта пустота во сне ужасала сильнее всего.
Я просыпалась с криком, в слезах.
И кто утешал меня?
Мой собственный отец.
Есть вещи, которых я не могу объяснить. Он баюкал меня, прижимал к себе и шептал, что все плохое позади. Человек, который пытался продать дочь своему приятелю, гладил меня по голове, грел молоко и заботливо размешивал в нем ложечку меда, чтобы я быстрее уснула. Он даже пытался читать мне книжки. Вернее, книжку. Подарок Карамазова, который я всюду возила с собой. Под спотыкающееся отцовское бормотание, ничуть не напоминавшее прекрасный карамазовский баритон, я засыпала и до утра спала без снов.
Два месяца подряд мы мотались с отцом из городка на материк, а затем папаша нашел для нас угол в бывшей коммуналке. Это было жилье одного из его многочисленных приятелей. Об участи приятеля я не спрашивала. В соседях у нас жили престарелые пьянчужки, тихие, как покойники. Мы называли наш угол берлогой.
Безопасное место.
По иронии судьбы комната оказалась похожа на ту, в которой мы с Викой провели два года. Даже трамвай звенел под окнами. Войдя, я подумала, что моя судьба проезжает по одним и тем же маршрутам. Вот я снова с отцом и снова работаю на него. Но это сходство видимое. Приглядываешься – и замечаешь, что и вагоны другие, и пейзаж изменился, и ты уже не тот безбилетный пассажир, каким был в прошлый раз.
Я продержалась в закладчиках так долго, потому что была лучше всех. И еще потому, что меня прикрывал отец. Крупные продажники сами сдают курьеров, это давно не секрет. В обмен полицейские не трогают крупного барыгу, зато делают план раскрываемости по мелким наркоторговцам. Всем выгодно, правда?
К тому же многие закладчики напиваются перед тем, как выходят в город. Без бухла их трясет. Ты прячешь наркоту на виду у всех, частенько в очень людных местах. Ты можешь попасться на любом этапе.
Мне страшно не было. Напротив: когда я выходила работать, мозги словно очищались от примесей. Я становилась хладнокровной, осмотрительной и в то же время азартной.
Угрызения совести? Ну уж нет! Каждый нарик, покупающий у нас соль, – просто булыжник в том пути, который я мощу день за днем, час за часом. Каждому своя дорога из желтого кирпича. Не у всех, знаете ли, она приводит в Изумрудный город.
Когда сестра была жива, она как-то заговорила со мной о том, что я творила для папаши.
– Вика, если это не буду делать я, сделает кто-то другой.
Я пыталась объяснить, что наркоман по-любому купит дозу. Так какая разница, кто ее продаст? Отец часто повторял, что мы удовлетворяем растущий спрос населения. Так и выглядит капитализм.
В экономике я ничего не понимаю, зато насмотрелась на нариков. Они вызывали только презрение. Никто не подсаживал их насильно. Это был их выбор.
Их собственный, ясно? Я здесь ни при чем.
Мне казалось, этот аргумент ничем не перешибить.
– Каждый сам творит свое зло или свое добро, – сказала сестра. – Ты увеличивала количество зла в мире. Что бы ты ни думала о себе, но делала именно это. Представь, что стоишь перед Богом. И он спрашивает, зачем ты поступала так плохо. Что ты скажешь ему? Снова заведешь пластинку про наркоманов? Но он спрашивает о тебе и только о тебе. Пусть другие сами отвечают за свои поступки. Ты в ответе лишь за свои.
На это я, естественно, сообщила, что ни в какого бога не верю, так что пусть оставит свою религиозную агитацию при себе.
– Это вовсе не религиозная агитация. – Вика улыбнулась, будто мы с ней говорили о забавных вещах.
На этом тема была закрыта. Если бы сестра продолжала давить, если бы добилась от меня признания, что я конченая мразь, раз помогала папаше, – не представляю, как бы я дальше жила рядом с ней.
Мы с отцом уже полгода работали на материке, и я задумалась, как бы поставить вместо себя других закладчиков.
Мое везение рано или поздно закончится. А в тюрьму мне нельзя. У меня есть дело! Мысль о нем помогала продержаться все это время. Не скуриться, не сторчаться… А ведь было столько возможностей!
Новых закладчиков я отыскала сама. Оказалось проще простого: всего лишь предложила двоим постоянным