Тревожное эхо пустыни - Ольга Геннадьевна Володарская
Очень хотелось есть. И кофе с молоком и сахаром. Димон быстро оделся в чистое, грязное убрал в пакет, чтобы его постирали, чуть разгрузил рюкзак и вышел из комнаты.
Во дворе его встретила тетя Лара. Она тащила поднос с грязными тарелками.
– Доброе утро. Вам помочь?
– Доброе. Не надо, иди лучше поешь, пока теплое.
– Мне куда?
– В столовую. Дети уже закончили завтрак, а еда для тебя в кастрюле, завернутой в полотенце. Я считаю, греть ее в микроволновке – только портить.
Димон так не считал, но возражать не стал. Нашел столовую, там увидел большую кастрюлю в шубе из махрового полотенца. Открыв крышку, обнаружил тарелку с творожной запеканкой, блюдце с молочными сосисками, два вареных яйца и пышную булку. Все было теплым. А в термосе – горячее какао. Даже лучше, чем кофе, пусть и не бодрит.
Он с аппетитом поел. Смел все подчистую. Собрав посуду, отнес ее на кухню.
– Спасибо, все было очень вкусно, – поблагодарил он тетю Лару.
– Это не я готовила, но пожалуйста. – Женщина споро мыла тарелки, направляя на них тугую струю из прикрепленного к смесителю шланга.
– Ада еще не проснулась?
– Вскочила часов в семь. Умчалась куда-то. – Через окно кухни была видна детская площадка. На ней под присмотром воспитателей играли дети. – Обед для тебя оставлять?
– Не беспокойтесь, я найду где поесть.
– Смотри, у нас вкусно и недорого. Всего четыреста рублей.
– Буду иметь в виду. Есть поблизости аренда электросамокатов, не подскажете?
– На ближайшей остановке стоят. В пятидесяти метрах. Но возьми лучше такси. Денег отдашь не намного больше, зато в комфорте поедешь.
Димон не послушался. И взял-таки самокат. О чем двадцать раз пожалел. С горы в гору, не по самой хорошей дороге, еще и в жару. Солнце шпарило не по-весеннему, а тень была не всюду. В итоге добирался сорок минут и прибыл уставшим. А мог двадцать просидеть в машине с кондиционером.
Отодвинув железную створку ворот, Димон зашел на участок и крикнул:
– Хозяева, доброе утро!
– Доброе, – услышал в ответ. Из-за дома показался Абдула. Он был весь в поту и мелких опилках.
– Уже трудитесь?
– Да, я рано встаю. – Совершает утренний намаз, понял Димон.
– А товарищ ваш?
– Он долго дрыхнет. Особенно после пьянки, а вчера он прилично накатил.
– Он при вас мне вчера звонил?
– Он тебе звонил? – удивился Абдула. – Я не знал. Хомяк поужинал пельменями. Стакан водки выпил для аппетита. – Мужчина подошел к поливальному крану, включил воду и умылся. – Потом к себе покатил с пивом.
– После водки?
– Хома говорит: зато буду знать, от чего башка болит. Он сейчас пьет редко, но метко. А вчера он разволновался. Все о той женщине думал. Нервничал из-за того, что не мог ничего вспомнить. Послал меня еще за четвертной беленькой и двумя бутылками пива «Дон». Перед тем как залечь, попросил памперс на него надеть, чтоб спокойно до утра проспать. Я так и сделал. Потом ушел к себе. Это было часов в девять.
– Мне звонил около десяти.
– Чего хотел?
– Встретиться. Вспомнил якобы что-то важное. Даже сенсационное. Велел утром приезжать. И вот я тут.
– Ладно, пойду будить. А ты чаю пока попей. В летней кухне свежезаваренный зеленый в большой кружке. Есть айран и обычная минералка.
Да, пить Димону хотелось. Он зашел на летнюю кухню, почти такую, что была в тех домах, в которых его семья снимала комнаты, когда он был малым ребенком. Плита, газовый баллон, старенький холодильник, на нем пузатый телевизор, стол под клеенкой, табуретки. Есть навес и забор из подстриженного кустарника. Оказавшись в кухне, Димон впервые за сутки почувствовал тепло к городу. Где-то он еще оставался таким, каким ему полюбился.
Правдин налил себе стакан айрана, сел с ним за стол. Рядом цвело какое-то дерево. Абрикос? Или рано еще? Он плохо в этом разбирался. Вспомнил жилье, которое Правдины снимали последним. У их флигеля располагалась собачья будка. В ней обитала немецкая овчарка Марта. Рядом было высажено абрикосовое дерево. Плоды на нем вырастали огромными, желто-красными. Поспев, они падали на землю, и Димка очень хотел их подобрать, чтобы съесть, но Марта не подпускала. Родители покупали для него фрукты на рынке, в том числе и абрикосы, но ему хотелось именно тех. Так и нарвался! Овчарка цапнула Димона, пусть и не сильно. Но он никому об этом не сказал. А укус прятал под футболкой (блондин сгорал на жарком южном солнце, поэтому вечно ходил прикрытый). Боялся, что Марту пристрелят. Она как будто поняла это. Или вину свою чувствовала. Стала подпускать мальчика к дереву. А у него на память остался шрам на плече.
– Парень! – услышал Правдин оклик и стряхнул с себя воспоминания. – Иди сюда.
Залпом допив айран, тот последовал к дому.
Зашел. Его встретил очень напряженный Абдула. Лицо каменное, мощные руки впечатаны в стол так, что вздулись вены. В следующую секунду Димон понял, что афганец еле держится. Нога дрожит, и, чтобы не рухнуть, он перенес вес тела на кулаки.
– Что случилось? – воскликнул Правдин.
– Хомяк умер. – И рухнул на пол.
Димон начал поднимать его, но Абдула отмахнулся. Он стянул с головы чалму, уткнул в нее лицо и заплакал! Этот суровый мужик, прошедший через огромное количество несчастий… рыдал, как ребенок.
Правдин оставил его в покое. Пусть оплачет близкого.
Зашел в спальню покойного. Тот был в кровати. Лежал на спине. Димон думал, что Хомяк умер во сне и своей смертью, но…
Его убили!
В горле слепого паралитика торчала «розочка». Иначе говоря, разбитая пивная бутылка. Еще одна, но целая, валялась на полу.
Димон достал телефон и набрал
