Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения
Новогодняя история была для Суханова лишним подтверждением того, что случаи давления на мэра приобретают систематический характер.
31 декабря Суханов приехал домой раньше обычного. Уже в десять вечера он поднялся по лестнице и открыл дверь своей квартиры.
Собственно Новый год он всегда встречал дома. Ему давно было неважно, кто окажется в этот момент у него в гостях - впрочем, само понятие "у него в гостях" было не актуальным уже несколько лет. Гостей собирала Вика, Суханов же, выпив в полночь бокал шампанского, уезжал из дома - либо на телевидение, либо в ресторан, либо вообще улетал в другой город, например, в Москву, Киев или Ригу, да мало ли мест, где можно провести время в хорошей компании! Андрей Ильич называл такие поездки и полеты положительным стрессом.
Суханов почти физически ощущал, что его личность растворяется в каждодневной суете, хотя и не мелкой, не пустой, но все-таки суете, что он из совершенно самодостаточного человека со своим неповторимым, особенным внутренним миром превращается в некую функцию, очень важную функцию, значимую и для собственной семьи, и для города, и даже в какой-то степени для страны, но тем не менее...
Тем не менее лучшими часами для Андрея Ильича были те, что он проводил в гостях у Журковского или в Институте.
А дома... дома ему давно уже нечего было делать.
Вика совершенно погрузилась в то, что она называла "светским образом жизни", и проводила время в разнообразных женских клубах. Они росли как грибы, а цены на бутерброды и шампанское в них испугали даже Суханова, несколько раз посетившего эти заведения.
Андрей Ильич был не самым бедным человеком в Городе. Тем не менее он был представителем той категории людей, которые заставляют официантов в дорогих ресторанах морщиться, а едоков за соседними столиками - презрительно ухмыляться. Он был из тех, кто при получении счета достает калькулятор и тщательно сверяет цифры с ценами, означенными в меню. Он никогда не бросал деньги на ветер, независимо от того, большие это деньги или совершенные гроши. Пройдя большую школу выживания в бытность свою, как он говорил, "действующим ученым", Суханов считал, что маленьких денег не бывает.
- Когда я работал в Институте, - говорил Андрей Ильич, - или, скажем, в студенческие годы, пятак на метро, а то и двушка для телефона-автомата были для меня иной раз важнее, чем вся грядущая зарплата. Бывало такое. Все относительно. А деньги... деньги зарабатываются. С неба они ни на кого не падают. И на деревьях не растут. Поэтому деньги я уважаю как меру затраченного человеком труда.
- А всякие бандиты? - спорила с ним Вика. - Или жулики? Воры? Тоже - мера труда?
- Начнем с того, что ты, Викуля, никогда не была бандитом, - отвечал Суханов. - И не знаешь их жизни...
- Ты, что ли, был?
- Бог миловал, - кривил лицо Суханов. - Однако я как бы в курсе их проблем... Они деньги тоже, между прочим, зарабатывают. Отвратительно, мерзко, но зарабатывают. Между прочим, тяжело им это дается. Я иногда думаю - что же они, идиоты, не могли себе полегче работенку сыскать? И с меньшим риском? Ведь то же самое можно получить, делая совершенно другие дела. Не скажу, что в рамках закона, но и не такой все же степени отвязности. Видно, мозгов у них не хватает на другие виды деятельности. Задержка в развитии. Инфантилизм...
- Ну конечно, инфантилизм! - отвечала Вика. - Ты сам говорил, что там есть ребята с таким умом и логическим мышлением, что у тебя на кафедре позавидовали бы...
- Чего не ляпнешь под настроение, - парировал Суханов. - Чушь это все собачья. Недоросли они все. И молодые, и старые. И все эти воры законные... Все инфантильны и неразвиты. Я-то знаю.
- Ты все знаешь, - говорила Вика. - На побегушках-то у Греча. Конечно, все знаешь...
- На каких еще побегушках? - вскипал Суханов. - Что ты несешь?
Усилием воли он давил в себе эмоции и уходил либо к себе в кабинет, либо вообще прочь из дома. Последнее случалось все чаще и чаще.
О том, чтобы развестись с Викой, он и не помышлял. Во-первых, это такая возня, а во-вторых, у нее ведь возникнут имущественные претензии, пятое, десятое, адвокаты, суды - все это было для Суханова совершенно невозможным делом. Времени на подобного рода суету просто не хватило бы. На самотек тоже не пустишь - здесь тот случай, когда адвокат любой квалификации будет бессилен против той сверхчеловеческой глупости, которую Суханов неожиданно обнаружил в собственной жене, прожив с ней бок о бок не один десяток лет.
С дочерью дело тоже обстояло не лучшим образом. Надя повадилась ходить за компанию с мамашей по этим "светским" заведениям, быстро привыкла к тому, что десять долларов за чашку кофе - это, считай, почти даром, и в результате полностью лишилась какого бы то ни было круга общения.
Подавляющее большинство сверстников были просто не в состоянии удовлетворить запросы Наденьки, которые в отсутствие родителей почему-то умножались многократно. При папе с мамой она еще как-то стеснялась озвучивать свои желания, в кругу же ровесников они прорывались потоком ужасающей силы, который очень быстро разметал всех Наденькиных воздыхателей.
Среди них, конечно, не было, по Наденькиному собственному выражению, голодранцев, но и дети вполне обеспеченных родителей, молодые бизнесмены и артисты очень быстро охладевали к Сухановой-младшей. Размах ее аппетитов по части подарков, покупок и ресторанов отпугивал даже самых мажористых из "мажоров".
Можно сказать, что Суханов встречал Новый год дома просто по привычке. Но на самом деле это был для него особый ритуал. Ритуал памяти.
В те несколько секунд, когда Андрей Ильич стоял с бокалом шампанского в руке и, прикрыв глаза, слушал бой кремлевских курантов, он переживал целую жизнь - там было и хулиганистое детство, и вызовы родителей в школу, и угроза того, что его, Андрюшу Суханова, все-таки выгонят и, кроме как в ремесленное училище, ему дороги никуда не будет, были долгие разговоры с завучем, был преподаватель физики, вставший грудью на защиту крайне способного, можно даже сказать, уникально одаренного хулигана Суханова, были олимпиады по математике, после которых Андрюша с друзьями напивался пивом до веселого остервенения и дебоширил, в меру своих подростковых сил, на окрестных улицах, были приводы в милицию и блестяще сданные выпускные экзамены.
Потом был Институт, куда Андрюша в буквальном смысле слова просочился - с помощью того же школьного физика, Бориса Израилевича, использовавшего свои связи и знакомства для того, чтобы не дать пропасть талантливому хулигану Суханову.
Были студенческие годы, наполненные удальством и любовными бесчинствами, участие в нескольких кражах - разбитые витрины уличных ларьков, коробки с шоколадными конфетами и сигаретами, проданные за бесценок, рестораны, пивные бары, и при всем этом - блестящие результаты, курсовые, которые ставили в пример всему потоку, выступления на семинарах, которые Андрей готовил за одну ночь и которые ставили в тупик весь преподавательский состав, а на последнем курсе - внезапное осознание того, что разгульный образ жизни пора заканчивать, мгновенная потеря интереса к прежним друзьям и способам досуга, диплом, затем аспирантура, лаборатория, кандидатская, докторская...
В эту новогоднюю ночь Андрей Ильич тоже приехал домой, чтобы пережить свои волшебные секунды. Ему было наплевать, что гости Вики не узнают его в лицо если он, конечно, заблаговременно не представится. К жене приходили теперь новые подруги - владелицы косметических салонов, директрисы женских клубов, представительницы того общества, которое жена считала "высшим светом". Являлись какие-то дамы, именовавшие себя "княгинями" или "баронессами", являлись их кавалеры - во фраках, с шелковыми лентами через плечо, увешанные непонятными и неизвестными геральдике орденами.
Войдя в квартиру, Суханов сразу понял, что гостей сегодня не просто много, а очень много. И специальная комнатка-прихожая, где полагалось оставлять верхнее платье, и вешалка перед дверью были перегружены одеждой - здесь были шубы, дорогие пальто и даже несколько шинелей странного покроя, отчего казалось, что попал не в квартиру, а в костюмерную оперного театра или киностудии. Причем художник этой киностудии, судя по всему, был умалишенным. Таких шинелей в природе не существовало. Это был дикий коктейль из форменной одежды городских чиновников девятнадцатого века, белого офицерства и донского казачества.
Андрей Ильич положил свое пальто на огромный сундук, окованный металлическими полосами, - последнее приобретение жены - и вошел в гостиную.
Вокруг богато накрытого стола бродили люди, в числе которых Суханов, к своему неудовольствию, заметил несколько персонажей в казачьей форме. Андрей Ильич поморщился. Он терпеть не мог этих, как он много раз называл их публично, клоунов.
Господа в странных мундирах, фраках или долгополых сюртуках расхаживали по квартире, чувствуя себя совершенно свободно и комфортно. Некоторые посмеивались, видимо, рассказывая друг другу анекдоты, другие что-то вещали с немыслимо важным видом, демонстрируя окружающим озабоченность судьбами страны, мира и всей вселенной, третьи втихомолку выпивали.
