Джоэл Роуз - Самая черная птица
Томми Коулман и его ребята были уже далеко впереди, и разрыв все увеличивался.
И тогда начальник полиции, как будто против собственной воли, позвал:
— Мистер По!
Поэт обернулся и стал вглядываться в темноту, не понимая, кто это мог его окликнуть.
Хейс стал делать ему знаки из окна экипажа, и бедняга подошел поближе.
— Вы знаете, кто я такой? — спросил детектив.
Критик моргнул, потом еще раз, словно пытаясь рассмотреть лицо собеседника через несуществующий туман.
— Да, сэр, — сказал он. — Главный констебль города.
Полицейского снова поразил напевный выговор поэта, очарование его южного акцента.
— Залезайте! — приказал он.
По медленно поднял голову.
— Зачем вы здесь? — спросил он. — И куда направляетесь?
— Мало какому человеку не случалось порой со смутным волнением уверовать в сверхъестественное, — ответил Хейс, открывая дверь экипажа. — Я всего лишь слабый и усталый путник в погоне за призраками и духами, которыми кишит эта черная ночь.
Эти слова были украдены непосредственно из «Тайны Мари Роже». Несчастный писатель никак не ожидал услышать их из чужих уст в холодном ночном воздухе, и в глазах его выразилась благодарность, выражение лица смягчилось. Эдгар слегка помедлил, а потом залез в коляску и занял указанное ему место напротив главного констебля.
Бальбоа пустил лошадей во весь опор, и ландо устремилось вверх по Четвертой авеню. Темнокожий кучер срезал дорогу, объехав вокруг парка, как, вероятно, сделали и те, кого преследовал главный констебль. Они ехали вдоль Гарлемской железной дороги, потом с Тридцатой улицы свернули на Миддл-роуд, добрались до Пятой авеню и двинулись на север, надеясь, что именно так поступили и беглецы. Наконец путники оказались на Сорок второй улице, где на холме в лучах лунного света красовалась чудесная рощица и блестел новый городской резервуар.
Но и тут они не обнаружили никаких следов бандитов. Бальбоа натянул поводья.
А потом они с хозяином стали торопливо обсуждать дальнейший маршрут. Они решили двигаться на северо-восток, в низине у реки Гарлем свернуть на восток и пересечь ее в районе Хеллс-Гейт в надежде, что смогут перехватить там Томми Коулмана с его бандой.
Пока ландо мчалось мимо ирландских свиноферм, немецких огородов и чередующихся со скалистыми отрогами средней части острова болот, Хейс начал расспрашивать По, желая выяснить, что писатель делал у могилы Джона Кольта.
Писатель, как-то странно на него посмотрев, медленно покачал головой — так, словно она действительно весила очень много и причиняла ему неудобство.
— Я пришел почтить память друга туда, где он обрел свой последний покой, — сказал поэт.
— А когда вы увидели, как эти парни раскопали его могилу и сбежали вместе с гробом?
— Я был возмущен. Захотелось пуститься вслед за ними и вернуть останки моего собрата по перу.
Сыщик смерил его взглядом.
— Достойные восхищения намерения, хотя и нереализуемые.
— Верно, осуществить мой порыв оказалось невозможным, — согласился По. — Я вскоре осознал, что это безнадежно.
— Поэтому вы позволили себе отвлечься на витрину магазина?
— У всех есть свои слабости.
— Могу я поинтересоваться, что именно в витрине магазина до такой степени привлекло ваше внимание, что первоначальные планы были забыты?
На глазах писателя выступили слезы.
— Диккенс, — пробормотал он. — Ах, этот вездесущий человек, будь он трижды благословен! Его «Барнеби Радж», этот проклятый ворон Грип…
В голосе По Хейсу послышалась печальная жалоба, если не зависть.
— А ваших произведений там не было? — спросил он. — Даже экземпляра «Ледис компэнион» с повестью о Мари Роже?
Критик несколько раз моргнул, потом невесело рассмеялся:
— Вот видите, главный констебль, вы уже так хорошо меня знаете.
На Восемьдесят четвертой улице, у Сенека-Виллидж, Бальбоа направил экипаж по узкой грунтовой дороге и более получаса ехал на северо-восток. Добравшись до реки, он натянул поводья. Они стояли молча, среди всеобщей тишины, прислушиваясь к плеску Ист-Ривер, и даже лошади перестали сопеть, а потом кучер снова погнал животных, теперь уже на север, к Хай-бридж. Там путники перебрались на другую сторону покрытого рябью потока, к деревням, лежащим на восточном берегу.
Было уже около четырех часов утра. Вверх по реке, держась ближе к манхэттенскому берегу, прошла плоскодонная баржа. Вода замерцала, освещенная лампами на китовом жире, висевшими на судне: корабль тащили вдоль берега несколько измученных мулов.
Хейс слышал только шум воды, стремительно ударяющейся в борта, и мягкий плеск волн.
Главный констебль бесстрастно смотрел в поток, По сидел напротив него. Он, кажется, еще больше погрузился в свои мысли и бормотал что-то под нос, глядя на течение реки.
— Больше никогда, — проговорил Эдгар; Хейс не мог объяснить себе, что это значит. — Никогда… Больше никогда.
Поэт продолжал в том же духе, пока сыщик не перебил его.
— Мистер По… — Его имя пришлось повторить несколько раз, чтобы привлечь внимание. — Пожалуйста, вспомните. Находясь в заключении, Джон Кольт дал мне прочесть первую часть вашей повести «Тайна Мари Роже». Позже моя дочь достала вторую. Я с восторгом прочел их обе и с нетерпением жду заключительную часть — ту, в которой вы обещали разгадать преступление. Ведь именно это преступление сейчас не дает мне покоя. Сэр, пожалуйста, скажите, вы были знакомы с девицей Мэри Роджерс?
В ожидании ответа Хейс изучал этого человека — его замешательство, неловкость. Наконец, видя, что ответа нет, он сказал:
— Предупреждаю вас: если мне необходимо выяснить, разумен подозреваемый или нет, добр или зол, и что за мысли таятся в его голове, я просто примеряю это его выражение на себя — настолько точно, насколько возможно, — а потом анализирую мысли и чувства, возникающие в моем сознании или сердце. Ведь они будут частично или полностью совпадать с теми, угадать которые я намереваюсь.
По поднял на него грустные глаза. Боль, которую испытывал этот человек, не ускользнула от сыщика.
— Да, — пробормотал несчастный. — Я знал ее.
— Моя дочь говорит, вы пообещали назвать убийцу мисс Роджерс в третьей части своей повести.
Писатель силился распрямиться.
— Повторяю, мистер По: вы и Мэри Роджерс — в каких отношениях вы с ней состояли?
Эдгар стал запинаться.
— Мы… М-Мэри… — пытался выговорить он. — Я…
И тут главный констебль услышал снаружи выстрелы. По крайней мере дюжину; может, больше. Где-то далеко, в полях. Приглушенные щелчки и хлопки эхом раздавались над лесами и рекой, разносимые ветром, который веял над водой, в морозном предрассветном воздухе.
Детектив внимательно прислушивался к выстрелам: похоже, они звучали где-то на востоке. Но он ничего не видел и не мог понять наверняка.
Снова наступила неподвижная тишина, был слышен только плеск воды в реке.
Хейс перестал всматриваться в непроглядную темень лесов, пытаясь различить нечто невидимое, и перевел взгляд на реку. Баржа продолжала медленно ползти к Спьютен-Дьювилу. Сыщик знал, что это название дали местности первые голландские поселенцы двести лет назад и переводится оно как «дьяволу вопреки».
Глава 41
Засада на Морнингсайд-хайтс
Сидя в экипаже, на головокружительной скорости мчащемся по дороге вдоль реки Гарлем, главный констебль, знавший здесь каждый уголок, каждую щель, указывал Бальбоа, куда ехать. А сам изо всех сил пытался определить, откуда доносятся звуки стрельбы, чтобы наверстать упущенное.
По сидел напротив него, согнувшись в поясе, обхватив голову руками, и бормотал что-то про себя.
Хейс не обращал на него внимания.
Он велел кучеру свернуть на запад, и путники оказались на Кингс-бридж-роуд. Внизу на юге мерцали редкие огни Гарлем-Виллиджа.
— Здесь южнее! — прокричал детектив слуге.
Писатель шевельнулся, но больше не подавал никаких признаков жизни и не изменил своей согбенной, унылой позы.
И тут сыщику показалось, что он слышит едва различимые крики.
Бальбоа щелкнул поводьями. Карета продолжала двигаться в том же направлении; потом главный констебль, продолжавший напряженно вслушиваться в происходящее, резко прокричал:
— Здесь налево!
Отъехав на сотню ярдов в сторону от основной дороги, они свернули на тропинку, шедшую через лес, по направлению к Морнингсайд-хайтс. В десяти футах от края пропасти кучер натянул поводья и выскочил из ландо.
— Сэр, скорее, идите сюда, — сказал он и протянул свою широкую коричневую руку, помогая господину спуститься.
Главный констебль пробрался сквозь кустарник на гребень скалы, откуда открывался хороший обзор.