Майнет Уолтерс - Охота на лис
Если Прю и удивила неожиданная перемена в Элеоноре, то она не подала виду. Вместо этого она произнесла обиженным тоном:
— Роща нам не принадлежит, по крайней мере на нее у нас нет никаких бумаг. С какой стати мы будем принимать на себя ответственность за нее?
— В таком случае вся ответственность лежит на Джеймсе. Но ведь Дик как раз и собирался тебе все объяснить перед вашей ссорой. Мой тебе совет, дорогая: веди себя с ним поскромнее и хотя бы иногда прислушивайся к тому, что он тебе говорит. Либо, если тебя не устраивает мой совет, иди и сама разбирайся со скваттерами. А пока они чувствуют себя героями, потому что до сих пор только мы с Диком попытались хоть как-то их побеспокоить, остальным до них никакого дела нет. И они вполне логично полагают, что жителям поселка на них наплевать.
— А как же адвокат Джеймса? Он что-нибудь предпринял?
Элеонора помедлила, прежде чем перейти к откровенной лжи.
— Не знаю. Я, правда, видела его неподалеку от Особняка. Но он был не один. Создавалось впечатление, что их больше интересует состояние крыши, чем то, что происходит в Роще.
— А с кем это он был?
— С тем, кто ездит на зеленом «дискавери». Машина припаркована у Особняка.
— С мужчиной или женщиной?
— Не знаю, — поспешно ответила Элеонора. — Я ведь не стояла там и не высматривала. Послушай, что мы теряем так много времени на пустую болтовню? Тебе нужно как можно скорее обсудить все с Диком.
Снова наступила напряженная пауза, как будто Прю задумалась, может ли она вообще доверять Элеоноре.
— Имей в виду, мне будет крайне неприятно узнать, что ты разговаривала с ним, не поставив меня в известность.
— Какая нелепость, милая! Собираешься переложить на меня вину за ваши семейные размолвки? Тебе бы следовало почаще прислушиваться к мнению Дика.
Прю с каждой секундой все больше укреплялась в своих подозрениях.
— Ты сегодня какая-то не такая, как обычно.
— О, ради Бога! Неужели ты не понимаешь, что я только что встретилась с крайне неприятными и агрессивными людьми, которые не на шутку меня напугали? Если ты полагаешь, что у тебя получилось бы лучше, иди и побеседуй с ними сама. Посмотрим, насколько успешными будут твои переговоры!
*Все опасения Нэнси относительно того, как примет ее Джеймс Локайер-Фокс, развеялись благодаря его удивительной прямоте и простоте в общении. Не было ни официальности, ни подчеркнуто сентиментальных и оттого неизбежно фальшивых демонстраций любви. Полковник встретил ее на террасе и крепко пожал ей руку.
— Я очень, очень рад вас видеть, Нэнси.
В глазах старика еще были заметны следы слез, но рукопожатие его было твердым и уверенным. Нэнси в душе поблагодарила его за умение сделать потенциально неловкую ситуацию столь простой и естественной.
Для Марка, наблюдавшего их встречу со стороны, это мгновение стало моментом величайшего напряжения. Он затаил дыхание, почти уверенный в том, что маска величественного спокойствия неизбежно и очень скоро спадет. Что, если снова зазвонит телефон? Что, если Дарт Вейдер начнет свой обычный монолог об инцесте? Виновен или не виновен, старик уже слишком слаб и измучен, чтобы долго держать себя в руках и сохранять внешнюю невозмутимость. Марк сомневался, что вообще есть шанс найти удобный момент и правильный способ обсуждения вопроса об экспертизе ДНК, но его просто озноб пробирал при мысли, что подобное обсуждение может начаться в присутствии Нэнси.
— Как вы меня узнали? — с улыбкой спросила Нэнси.
Джеймс сделал шаг в сторону, пропуская ее вперед в гостиную.
— Вы очень похожи на мою мать, — ответил он и подвел ее к бюро в углу со свадебной фотографией в серебряной рамочке. На женихе была военная форма, на невесте — непритязательное свадебное платье с низкой талией по моде двадцатых годов и длинным кружевным шлейфом.
Джеймс взял фотографию и некоторое время внимательно разглядывал ее, затем передал Нэнси.
— Замечаете сходство?
Нэнси удивило то, что сходство сразу бросилось ей в глаза, ведь до сих пор ей не приходилось себя ни с кем сравнивать. У них с этой женщиной были одинаковая форма носа, одинаковые очертания скул — ни то ни другое не составляло предмета гордости Нэнси, — и одинаковый темный цвет волос. Ей не удалось отыскать во внешности невесты на фотографии — как, впрочем, и в собственной внешности — никакого намека на красоту. Напротив, молодая женщина смотрела немного хмуро, словно сомневалась в необходимости быть запечатленной на снимке, что вовсе не придавало ей дополнительной привлекательности. Точно такие же морщинки, как у женщины на фотографии, появились и у Нэнси на лбу.
— Она словно сомневается в чем-то, — заметила Нэнси. — Она была счастлива в браке?
— Нет. — Старик улыбнулся ее проницательности. — Она была гораздо умнее моего отца. Думаю, ей было очень тяжело выполнять в семье подчиненную роль. Она всегда стремилась к чему-то большему, чем быть просто женой и матерью.
— И она чего-нибудь добилась?
— Очень немногого по нынешним стандартам… Но по дорсетским стандартам тридцатых — сороковых годов, полагаю, вполне преуспела. Стала разводить здесь скаковых лошадей — ей удалось воспитать несколько превосходных экземпляров, в основном барьеристов. Один из них пришел вторым на «Гранд нэшнл». — Джеймс увидел вспышку одобрения в глазах Нэнси и радостно рассмеялся. — О да, это был счастливый день. Мать убедила школьное начальство отпустить нас с братом в Эйнтри, и мы выиграли на тотализаторе немало денег. Все заслуги за победу отец, конечно, приписал себе. В те времена женщинам не разрешалось заниматься профессиональной подготовкой лошадей, поэтому он был номинальным держателем лицензии, с тем чтобы мать имела возможность назначать плату за лошадей, иначе ее предприятие просто не окупилось бы.
— Она не возражала?
— Против того, чтобы он приписал себе заслуги? Вовсе нет. Всем было прекрасно известно, что лошадей тренирует она.
— А что потом произошло с ее начинанием?
— Война положила конец всему, — ответил Джеймс с явным сожалением в голосе. — В отсутствие мужа мать одна не могла заниматься подготовкой лошадей… Когда отец вернулся, он переделал конюшни в гаражи.
Нэнси поставила фотографию на бюро.
— Должно быть, ваша мать очень переживала, — проговорила она, и в глазах у нее появился блеск. — И как она отомстила?
Джеймс снова рассмеялся:
— Вступила в лейбористскую партию.
— Ух ты! Настоящий бунт! — Сказанное действительно произвело на Нэнси сильное впечатление. — Она была, наверное единственным членом партии во всем Дорсете?
— По крайней мере в том кругу, в котором вращались мои родители. Мать вступила в партию после выборов сорок пятого года, когда лейбористы обнародовали свои планы организации общенационального медицинского обслуживания. Во время войны мать работала медсестрой, и ей было очень неприятно видеть, в каком состоянии пребывает медицинское обслуживание бедняков. Отец пришел в ужас, он ведь на протяжении всей жизни был преданным консерватором. Он не мог поверить в то, что его жена действительно хочет падения Черчилля и прихода к власти Клемента Эттли, он называл это черной неблагодарностью. Как бы то ни было, ее решение стало поводом к целому ряду оживленных политических дебатов.
Нэнси рассмеялась:
— А на чьей стороне были вы?
— О, я всегда принимал сторону отца, — ответил Джеймс. — Он никогда не мог переспорить мать без посторонней помощи. Она обладала слишком сильным характером.
— А ваш брат? Он был на ее стороне? — Нэнси бросила взгляд на фотографию молодого человека в военной форме. — Это он или вы?
— Это Джон. К сожалению, он погиб на фронте, в противном случае он унаследовал бы поместье. Он был старше меня на два года. — Джеймс ласково взял Нэнси за руку и подвел к дивану. — Мать едва пережила известие о его гибели — они были очень близки, — но даже из-за подобной трагедии она была не способна уйти в себя и навеки уединиться в родовом поместье. Мать оказала на меня сильнейшее влияние… Заставила усвоить одну важную жизненную истину: жена с независимым умом — большой подарок судьбы.
Нэнси села на краешек дивана, по-мужски расставив ноги, оперлась на них локтями и повернулась лицом к Джеймсу, сидевшему в кресле.
— И по этой причине вы женились на Алисе? — спросила она, глядя мимо Джеймса на Марка. На лице молодого человека читалось удовлетворение, словно у учителя, радующегося успехам своего ученика. Так за кого же он радуется: за нее или за Джеймса? Наверное, деду, внесшему свою лепту в отказ дочери от ребенка, все-таки труднее в подобной ситуации, чем внезапно обретенной внучке.
Джеймс опустился в кресло, наклонившись к Нэнси, как к старому другу. То, как они общались, производило впечатление давней и очень близкой дружбы, но, казалось, ни тот ни другая не осознают этого. Марк понимал, что Нэнси не представляет, какое впечатление она произвела на своего деда. Ведь, к примеру, ей не известно, что Джеймс вообще очень редко смеется. Еще час назад он не смог бы поднять фотографию без сильнейшей дрожи в руках. Откуда ей знать, что блеск в уже почти совсем угасших старческих глазах полковника только для нее?
