Богумил Райнов - Умирать - в крайнем случае
- Я думала об этом, - говорит Линда. - А вы знаете, сколько женщин мечтает занять такое место? Даже если я когда-нибудь рискну искать такую работу, не думаю, чтобы у меня - при моих деловых качествах - были особые шансы. Для этого, Питер, нужно быть совсем молоденькой или же в совершенстве владеть пишущей машинкой и тайнами стенографии. А у меня не будет ни того ни другого.
Я вынужден умолкнуть, так как не могу придумать ничего другого. К счастью, Линда сама приходит мне на выручку:
- У меня такое предчувствие, что в конце концов я стану учительницей в каком-нибудь глухом местечке. Закончу на сэкономленные деньги педагогические курсы и стану сельской учительницей. По вечерам буду смотреть телевизор и вязать теплый свитер на зиму. Что мне еще остается?
- Жалко хорошую песню, - говорю я как бы про себя. - До сих пор помню, как решительно отвергали вы у себя на дансинге завтрашний день. А теперь вдруг вижу, сколько горечи доставляют заботы об этом самом завтра.
- Не путайте театр с жизнью, Питер! Если театр станет походить на жизнь, люди перестанут посещать спектакли.
Голос ее звучит устало. Высокомерная самонадеянная женщина, какой я ее всегда представлял, вдруг сбросила привычную маску и предстала передо мной в своем истинном облике - героиней поражений и разочарований, заплутавшей в лабиринте большого города. Она с недоверием и тревогой смотрит туда, где в сумраке теряется конец улицы.
Оказывается, в песне действительно все сказано правильно. Поскольку мы не знаем, что будет с нами завтра, может быть, завтра всех нас не ждет ничего, кроме черного мрака.
- Кажется, нам пора, - слышу я голос Линды. Мне нужно немного отдохнуть перед представлением.
Несмотря на полдень, солнце светит так тускло, что кажется, будто только-только наступил рассвет. В такую погоду Дрейк-стрит еще больше напоминает длинный и мрачный коридор. Человек, на которого направлено сейчас все мое внимание, стоит в дверях нашей штаб-квартиры. Вот он раскрывает зонт и идет в сторону широкой улицы. Моросит мелкий дождь.
Я оставляю свой наблюдательный пункт, и когда Ларкин проходит мимо кафе, быстро выхожу на улицу. С тоскливым чувством я провожаю взглядом удаляющегося мужчину с зонтом, но идти следом не решаюсь. В любую минуту меня может вызвать Дрейк. Удивительно, что он этого еще не сделал.
Поворачиваю в противоположную сторону и вхожу в книжный магазин. В помещении, как всегда в этот час, толпятся мужчины, жаждущие если не живых женщин, то хотя бы их изображения. Все эти господа стоят молчаливо, даже несколько торжественно, будто находятся в церкви, где почему-то не принято снимать шляпу. Они стоят, вдев ручки зонтов в карманы одежды, потому что так им легче листать журналы с цветными снимками пышных красавиц. Стоят, касаясь локтями друг друга, - и каждый замкнулся в себе и в своих сексуальных видениях.
Я пересекаю помещение и вхожу в заднюю комнату, где продавец как всегда в минуты, когда ему не приходится обслуживать клиентов, погружен в чтение "Диалогов" Платона.
- Добрый день, мистер Оливер!
- Добрый день, мистер Питер!
Мужчина откладывает в сторону книгу, окидывает меня дружелюбным взглядом и произносит следующую дежурную фразу:
- Хотите кофе, мистер Питер? Еще горячий.
- С удовольствием.
Мистер Оливер отходит к небольшому столику, стоящему в углу, где возвышается на своем обычном месте стеклянная колба, и через минуту возвращается с миниатюрным подносом, в центре которого красуется большая фаянсовая чашка, над ней и в самом деле клубится пар.
- Сигару, мистер Оливер?
Ритуал требует, чтобы книгопродавец сказал в ответ "с удовольствием", что он и делает без заминки. Я пробую сваренный в пробирке кофе и мысленно сравниваю его с только что выпитым "эспрессо", в то время как мой приятель (правда, с меньшим изяществом, чем мой шеф) снимает обертку со своей "Роберт Бернс" и закуривает.
В этот момент в окошке показывается голова Фрэнка, парнишки, собирающего деньги с клиентов, толпящихся в соседнем заведении.
- Один господин спрашивает, получит ли он скидку, если купит десять номеров "Эроса".
- Вам хорошо известно, Фрэнк, что мы не делаем скидки, - отвечает мистер Оливер. - Постарайтесь объяснить господину, что это не зависит от доброй воли, здесь дело принципа.
- Я думаю, он возьмет их и без скидки, - успевает сказать помощник до того, как исчезнуть.
- Конечно, возьмет, - утвердительно кивает головой продавец. - Но если вы предложите ему купить сочинения Шекспира даже за полцены, он обязательно покажет вам спину.
- Люди не нуждаются в потрясающих драмах, - отвечаю я примирительным тоном. - Сколько угодно таких драм они наблюдают в жизни. Кстати, одна моя знакомая говорит, что если искусство будет походить на жизнь...
- Ну а секс? - прерывает меня мистер Оливер, вынимая изо рта сигару. - Неужели в жизни нет секса? Или все эти безнравственные снимки не делаются с натуры?
- Да, но это инсценировки - одним словом, фальшь.
- Вот именно - фальшь! - довольным тоном говорит продавец книг. Этим господам нужно не искусство, а фальшь. Все они мечтают о фальшивом искусстве, скажу я вам, сэр, и о фальшивой жизни.
- Две-три минуты он молча курит, потом опять вынимает сигару изо рта и произносит с пафосом, в котором звучат нотки скорби:
- Подумать только: и эти люди - потомки великого Кромвеля!
В это время дверь комнаты распахивается и на пороге появляется горилла, вернее - Ал.
- Вас требует к себе шеф, мистер, - сообщает мне эта человекоподобная обезьяна.
Попутно говоря, с некоторых пор обе обезьяны, Боб и Ал, как и все остальные представители фауны Дрейк-стрит, разговаривают со мной довольно вежливо, насколько это им под силу, и даже вместо издевательского обращения "сэр" прибегают к нейтрально-вежливому "мистер".
Шеф встречает меня, можно сказать, радушно.
- Куда это вы запропастились, дружище? Я уже начал волноваться, не случилось ли с вами чего.
- Со мной все в порядке, - успокаиваю я его. - Я был у мистера Оливера.
- Вы огорчаете меня, Питер. Торчать в магазине, где продается порнографическая дрянь, в то время как в пяти шагах отсюда живет очаровательная мисс Грей!
- Просто зашел выпить чашку кофе.
- Чашку кофе? В такую пору? Нет, вы и впрямь огорчаете меня. Да ведь сейчас время пить не кофе, а виски, шотландское виски, Питер. Об этом написано во всех сводах правил хорошего тона.
С этими словами мистер Дрейк выбирается из-за письменного стола и идет к передвижному бару, чтобы наглядно продемонстрировать отдельные пассажи правил хорошего тона, позаимствованные, главным образом, из раздела "Как пить виски".
- Ну, что новенького? - вопрошает шеф, после того как мы подкрепились шотландским виски, и смотрит на меня с затаенной радостью человека, отлично понимающего, что новеньким поделиться может именно он, а не его собеседник.
В действительности же новость известна и мне, причем я узнал ее еще прошлой ночью, когда, принеся домой очередную рекламную листовку и нагрев ее до нужной температуры, прочел слова:
"Пропущен второй груз через Вену. Содержание три килограмма героина". Несмотря на это, я отвечаю с полным равнодушием:
- Ничего, все то же самое. Разве что вот погода опять испортилась.
- Для кого испортилась, а для кого улучшилась, - глубокомысленно замечает Дрейк.
И опять смотрит на меня взглядом, в котором сквозит с трудом скрываемое торжество.
- Я должен сообщить вам, Питер, нечто весьма приятное. Вторая партия груза недавно получена в Вене. На этот раз речь идет вовсе не о крахмале.
- Сколько килограммов? - деловито спрашиваю я. - Десять?
- Не будьте таким ненасытным! - шеф грозит мне пальцем. - Жадность многих сгубила. Пока только два килограмма. Но не крахмала, а героина. Надеюсь, вы понимаете разницу и не разучились считать в уме!
- Да, я все подсчитал, - недолго думая говорю я. - И не вижу особой причины лить слезы радости.
- Но ведь это пять тысяч фунтов, Питер! То есть десять тысяч долларов! Нет, я не допускал, что ваша жадность не знает границ...
Он потрясенно качает головой и спешит утешить себя глотком виски. А у меня нет никакого желания сказать ему, что, по моим сведениям, вес груза не два, а три килограмма. Что же касается фунтов и долларов, то названная Дрейком сумма не призводит на меня впечатления, меня тревожат вещи другого характера.
- Согласитесь, мистер Дрейк, что указанная вами сумма не может показаться фантастической даже для такого бедняка, как я. Вы также должны учесть, что эта сумма стоила мне немалых испытаний.
- Но ведь это только первый гонорар, Питер! Первая прибыль из длинной, возможно, даже очень длинной серии прибыльных операций.
- Вы ошибаетесь, сэр. Эта операция - первая и последняя. Именно этого вы никак не можете понять.
- Вы, наверное, опять решили портить мне настроение рассказом о фараоне и трех предателях, - с досадой бормочет Дрейк.
