Лео Мале - Французский детектив

— Ваше имя?

— Анри Тераль. — Голос был немного смущенным.

— Время и место рождения?

— Десятого июля тысяча девятьсот пятнадцатого года, Париж.

— Национальность?

— Француз.

— Ваша профессия?

— Стюард на теплоходе «Грасс» Генеральной трансатлантической компании.

— Поклянитесь говорить правду, только правду, всю правду. Поднимите правую руку. Скажите: «Клянусь…»

— Клянусь!

— Мсье Тераль, среди кают класса «люкс», обслуживаемых вами на борту «Грасса», была каюта, которую занимал Джон Белл. Могли бы вы сказать суду, каким образом вы оказались первым, обнаружившим преступление, совершенное днем пятого мая?

— Господин председатель, пятого мая после обеда я проверял каюты в то время, когда отдыхающих пассажиров обычно не беспокоят. Делал я это по приказу комиссара Бертена. Всему персоналу он приказал разыскать исчезнувшего пассажира — мсье Вотье. Мы все знали, по крайней мере внешне, этого мсье Вотье, слепоглухонемого, который время от времени прогуливался под руку с женой по палубе и, следовательно, со своим тройным недугом не мог остаться незамеченным на теплоходе. Поэтому искать его было нетрудно. Заглянув в некоторые каюты класса «люкс» — ключи у меня всегда при себе — и извинившись за беспокойство перед пассажирами, большинство из которых разбудил, я был удивлен, когда увидел, что каюта, занятая при отправлении из Нью-Йорка американским пассажиром Джоном Беллом, была приоткрыта… Не без труда я толкнул дверь — казалось, что кто-то навалился на нее с внутренней стороны. Проникнув в каюту, я понял, почему дверь поддавалась с трудом: стоявший на коленях Джон Белл судорожно вцепился в дверную ручку. Мне не нужно было много времени, чтобы убедиться, что передо мной еще теплый труп…

Глава 2

Свидетели обвинения

— …Мсье Джон Белл, — продолжал стюард, — был только что убит. На этот счет не могло быть ни малейшего сомнения: вытекавшая из шеи струйка свернувшейся крови, замочив пижаму, растеклась по ковру.

— Господин председатель, — произнес Виктор Дельо со своей скамьи, — я хотел бы задать вопрос свидетелю… Скажите нам точно, мсье Тераль, где находился Жак Вотье, когда вы проникли в каюту.

— Мсье Вотье сидел на койке. Он казался ошеломленным и безразличным. Больше всего меня поразили его руки с растопыренными пальцами, которые он держал прямо перед собой и, казалось, с отвращением их рассматривал, хотя он и не мог их видеть… руки, залитые кровью.

— И из этого вы заключили, — продолжал Виктор Дельо, — что он убийца?

— Я вовсе ничего из этого не заключил, — спокойно ответил стюард. — Передо мной были два человека, один из которых был мертв, а другой — живой. Оба были в крови. Впрочем, кровь была всюду: на ковре, на одеяле и даже на подушке. Неописуемый беспорядок указывал на то, что была отчаянная борьба. Жертва, несомненно, сопротивлялась, но противник оказался намного сильнее. В этом каждый может убедиться сам, посмотрев на мсье Вотье.

— Как вы поступили дальше? — спросил председатель.

— Я бросился из каюты, чтобы позвать на помощь товарища. Я велел ему оставаться на всякий случай у входа в каюту, чтобы мсье Вотье из нее не вышел, а сам побежал за комиссаром Бертеном. Когда я с ним вернулся, мы, на этот раз втроем, вошли в каюту. Вотье не шелохнулся, он по-прежнему сидел на койке в оцепенении. Нам с товарищем оставалось только выполнять приказания мсье Бертена.

— Какие приказания?

— Приблизившись, соблюдая предосторожности, к Вотье, мы убедились, что он был без оружия. Рядом с трупом никакого оружия тоже не было. Это отметил комиссар Бертен. Я даже хорошо помню, что он сказал: «Странно! Судя по ранению, оно нанесено кинжалом. Где же он? У этого Вотье не спросишь, поскольку он не слышит и не может говорить. Ладно! Потом узнаем… Самое важное сейчас — обезопасить нас от этого парня, который, судя по всему, и есть преступник. В целях предосторожности его следует сейчас же поместить в корабельную тюрьму. Вот только как его туда отвести?» Против наших ожиданий, Вотье не оказал ни малейшего сопротивления. Можно было подумать, что сразу после преступления он смирился со своей участью и намеренно продолжал сидеть на койке убитого, чтобы никто не усомнился в его виновности. Затем мсье Бертен и я отвели его, как ребенка, в корабельную тюрьму, в то время как мой товарищ продолжал дежурить у входа в каюту. Я же остался караулить у железной двери камеры, пока кто-то из экипажа по приказу капитана не сменил меня через полчаса.

— Вы снова вернулись в каюту, в которой было совершено преступление?

— Да, но когда я подошел к двери, то увидел, что капитан, мсье Шардо, приказал ее опечатать. Комиссар Бертен тогда же запретил мне пользоваться моим ключом и входить в каюту, где ничего нельзя было трогать до прибытия в Гавр. Кроме того, капитан Шардо сказал оказавшимся поблизости стюардам и членам экипажа, что не следует преждевременно распространяться об этом среди пассажиров, которые и так все узнают.

— Суд благодарит вас, мсье Тераль. Вы свободны. Пригласите следующего свидетеля.

Свидетель явился в форме.

— Андре Бертен, первый корабельный комиссар теплохода «Грасс».

Рассказ комиссара Бертена в точности совпадал с тем, что говорил стюард.

— Господин комиссар, — сказал председатель, — предыдущий свидетель мсье Анри Тераль заявил, что вы, так же как и он, были удивлены, не найдя в каюте оружия, которым было совершено преступление.

— Да, господин председатель, и самое странное в этом деле то, что, несмотря на последующие поиски, это оружие так и не было найдено.

— В этом нет ничего удивительного, — перебил генеральный адвокат Бертье. — В дальнейшем ходе процесса для суда и присяжных прояснится характер этого оружия и то, каким простым образом, как свидетельствует сам преступник, он от него избавился.

— Господин комиссар, — снова заговорил председатель Легри, — скажите нам точно, что вы сделали после того, как заключили Жака Вотье в корабельную тюрьму?

— Позволю себе заметить суду, — сказал Виктор Дельо, — что защита выражает удивление по поводу немедленной и по крайней мере смелой инициативы комиссара Бертена, который заключил в тюрьму — и, следовательно, арестовал — моего клиента, хотя ничто не доказывало, что Джона Белла убил именно он.

— Как ничто? — задохнулся комиссар. — Ну и ну! Это уж слишком! Любой здравомыслящий человек поступил бы так же на моем месте. Не мог же я позволить свободно разгуливать по теплоходу человеку, которого я только что обнаружил сидящим с окровавленными руками рядом с еще теплым трупом!

— Я заявляю протест, — крикнул мэтр Вуарен, — против этого вторжения защиты! Комиссар Бертен вел себя именно так, как требовал от него долг. Впрочем, правильность такого поведения едва ли не через час была подтверждена собственными признаниями Вотье, который в присутствии многих свидетелей безоговорочно признался в том, что он — убийца.

— Инцидент исчерпан, — спокойно сказал председатель, — и вернемся к моему вопросу, на который вы так и не ответили, господин комиссар.

— Господин председатель, как только Вотье отвели в камеру, я направился к капитану, которого поставил в известность о том, что обнаружен труп. Капитан тотчас спустился в каюту, где было совершено преступление и где все было оставлено на своих местах, за исключением Вотье, которого мы вынуждены были увести. Тело жертвы оставалось в прежнем положении, пальцы по-прежнему сжимали дверную ручку. Капитана Шардо сопровождал бортовой врач Ланглуа, который произвел первоначальный медицинский осмотр. Тем временем по совету капитана, сопровождавшего меня до моего кабинета, и в его присутствии, я посчитал своим долгом поставить в известность о случившемся мадам Вотье. Когда я ей это рассказал, она упала в обморок. Придя в себя, мадам Вотье согласилась пойти с нами в камеру и быть переводчиком на предварительном допросе ее мужа. Должен подчеркнуть ради репутации Генеральной трансатлантической компании, что все было сделано с максимальной аккуратностью. К несчастью, мы были обязаны сообщить об убийстве французской полиции и просить ее подняться на борт теплохода по прибытии в Гавр. Пересылка такой телеграммы, хотя и шифрованной, не исключает чьей-то возможной нескромности. К вечеру следующего дня все пассажиры знали, что на борту было совершено преступление.

— Каким было поведение Жака Вотье во время первого допроса в корабельной тюрьме, в присутствии его жены? — задал вопрос председатель.

— Он казался спокойным. Единственный ответ, которого с помощью жены мы могли от него добиться, был: «Я убил этого человека. Я официально признаю это и ни о чем не жалею». Ответ, который сам Жак Вотье написал с помощью точечного алфавита Брайля и который был передан капитаном Шардо следователю по прибытии в Гавр.