Фрэнк Лин - Девять жизней

Если бы я не видел собственными глазами записки на столе у Сьюзан Эттли, – я сейчас, пожалуй, поверил бы ему. Врать он умел превосходно.

– Ими занялся Джефф Бартл из «Бартл, Бартл и Гримшоу», и я с ним еще поговорю. Не сомневаюсь, он будет рад выслушать вашу версию событий. – Гордон поднял глаза от пульта и дружески мне улыбнулся. – Так мы договорились, Кьюнан?

Я сделал неопределенное движение головой. Он интерпретировал мой жест как согласие.

– Для начала я положил бы вам тысяч шестьдесят, плюс два раза по столько же в качестве премии, не говоря уже о льготах на приобретение акций фирмы.

Предложение Гордона меня буквально оглушило, и пока я собирался с мыслями, он показывал Либерти достопримечательности предместий Манчестера. Я тоже посмотрел вниз. Вдоль верфи, где соединяются оба канала и реки Эруэлл и Медлок, тянулись брошенные склады и фабричные корпуса. Воистину, будущее у этого места далеко не блестящее. А с шестьюдесятью штуками я мог бы развернуться.

Шум моторов изменился: мы снижались над Центральным Манчестером. Глядя на профиль Гордона, сажающего вертолет, я попытался отгадать, что движет этим человеком. Вывод получался один: Джейка Гордона не интересовало ничего, решительно ничего, кроме расширения его империи.

Можно было легко догадаться, что сказала бы о его предложении Делиз.

Внезапно под нами забелело здание «Альгамбры», и вертолетная площадка на его крыше стала стремительно приближаться. Мы приземлились с жутким ударом, лицо Гордона на мгновение перекосилось, но он тут же справился с собой, рассмеялся и показал нам два больших пальца.

– Похоже, индикатор скорости снижения барахлит, – весело заметил он.

– Спасибо за чудесную прогулку, – ответил я. – Это незабываемо. – Я действительно был ему благодарен. Приземление вправило мне мозги.

– Ну так что, вы обдумали мое предложение? – спросил меня Гордон.

– Да, разумеется. Я буду счастлив встретиться с Джеффом Бартлом и помочь ему всем, чем смогу, – быстро ответил я. По поводу работы я ничего не сказал, но он решил, что я согласился.

– Прекрасно! Я знал, что вы разумный человек. – Мы вышли из вертолета, и он обнял меня за плечи. – Считайте, что вы уже работаете, Кьюнан. Когда пообщаетесь с Бартлом, я дам вам другое поручение. Мне нужно проверить дела кое-каких людей в Манчестере. Вы знаете что-нибудь о заместителе начальника полиции Синклере? Он, кажется, вообразил себя самым главным. Добудьте мне о нем что-нибудь пикантное – и мы спустим на него «Сан», «Миррор» и «Ньюс-оф-ворлд». Вообще, мне нужна информация обо всех, кто может препятствовать нашим планам. У меня нет времени ждать, пока все утрясется само собой.

– Моя квартира, – перебил его я.

– Что ваша квартира? – резко переспросил он. – Я не предоставляю жилье своим сотрудникам. Подберите себе что-нибудь сами.

– Я говорю о «Полар Билдинг Сосайети», – настаивал я.

– Если возникли какие-то финансовые проблемы – я не сомневаюсь, что они разрешатся в ближайшие дни, как только станет известно о вашем новом статусе.

Иными словами, я получу обратно свою квартиру, когда он убедится, что я повиновался. Мои раздумья прервало появление долговязой фигуры Ланса Тревоза в неизменном сером костюме. Когда он увидел меня рядом с Гордоном, его лицо несколько раз сменило выражение, как в кинокомедиях: сначала он заискивающе улыбнулся, потом грозно нахмурился, а затем снова осклабился, пытаясь примириться с новым положением дел. Адамово яблоко управляющего директора «Альгамбры» исполняло боевой танец.

От замешательства Тревоза спас Либерти. Выскочив из-за вертолета, он поставил перед его хозяином вопрос ребром:

– Сколько вы заплатите мне за то, что я вас вез, мистер Гордон?

Тот расхохотался, достал из бумажника двадцатифунтовую купюру, потом подумал и поменял ее на пятерку.

– Присматривай лучше за своим папой, сынок, – сказал он Либерти, подчеркнув три последних слова. – За моим вертолетом смотрит целая команда.

Либерти стал убирать свою добычу, а Гордон повернулся ко мне.

– Смышленый парнишка. За таким нужен глаз да глаз, зато он знает, что главное в этой жизни. Берите с него пример, Кьюнан.

– Это не мой сын. Я уже говорил вам…

Он жестом оборвал меня.

– Не оправдывайтесь. Я же говорю – сам тоскую, что у меня никого нет. Мы все тут свои люди – верно, Ланс? Мы с мистером Кьюнаном пришли к соглашению, так что еще одна проблема решена.

Из Тревоза как будто вытряхнули всю начинку. Лицо его стало серым в тон костюму.

11

Когда мы вышли из здания «Альгамбры», Джей ждал нас внизу. Наше воздушное путешествие заняло на двадцать минут больше, чем его поездка на машине.

– Вы живы, босс? – весело спросил он, когда мы садились в машину.

– Да, но очень зол на тебя и на этого молодого человека. Он решил прикинуться перед Гордоном моим сыном! С этим бредом пора кончать! Отвези нас к его матери.

Молчание, встретившее мое требование, продлилось несколько минут. Либерти видел, что я сказал. Лицо его помрачнело, и он принялся что-то подсчитывать на пальцах.

– Она уже встала, а он куда-нибудь умотал, – пробормотал он. Я понял, что речь идет о его матери и ее бойфренде.

– Чего мы ждем?

Джей нервно облизал губы и завел машину. Но далеко мы не уехали. Либерти потребовал, чтобы мы остановились у «Макдональдса». Поглощая биг-мак с жареной картошкой, я еще более укрепился в намерении разделаться с проблемами шотландского сорванца. Он не только мешал работать, но и портил мне желудок. Мы снова тронулись в путь, и Джей свернул в Брансуик – между Университетом и Ардуик-Грин, где старая «системная застройка» перемежается с новыми домами. Мать Либерти жила не в новом районе, а в одном из одноэтажных блочных домов напротив медицинского центра, наглухо забаррикадированного в середине квартала. Жизнь в таком курятнике сведет с ума кого угодно. В картонной коробке вы по крайней мере дышите свежим воздухом. Этот квартал был похож на постройку из «Лего» – правда, по цветовой гамме он и отдаленно не напоминал детский конструктор. Деревянные оконные рамы давно прогнили, вдоль соединений панелей проступали мокрые пятна.

Джей остался в машине – в таком районе нельзя оставлять автомобиль без присмотра, – а я прошел вместе с Либерти по тротуару вдоль домов до крайнего, который и занимала его мать.

Либерти постучал по двери ладонью, и через некоторое время ее открыла сухопарая белая женщина неопределенного возраста. Я вспомнил, что говорил мне о ней Джей. Кожа ее была прозрачна, на руках синели вены со следами уколов. Голубые глаза таращились, как при базедовой болезни, а на виске темнел синяк, плохо прикрытый волосами мышиного цвета.

Она перевела взгляд с меня на Либерти и обратно.

– Вы из Социальной службы? Очень вовремя вы притащили этого поганца! Где он болтался? Я звонила вам в девять утра, сообщила, что он пропал.

Она говорила с тем же акцентом, что ее сын. Я поднял брови: по ее заспанному лицу было видно, что мы ее только что разбудили. Так же несомненно было и то, что те два дня, которые Либерти провел в своем шалаше, мать о нем не беспокоилась.

Он шагнул к порогу, а она, видя, что я не ухожу, неохотно пригласила и меня.

– Ну, зайдите. – На ней был только розовый халат с короткими рукавами, сквозь который просвечивали трусы, и шлепанцы, но, взглянув на ее тощие лодыжки, я подумал, что моей нравственности ничто не угрожает.

Любовника ее не было видно – вероятно, он отправился добывать следующую дозу. В гостиной стояла страшная духота, но обстановка удивила меня своей благополучностью – вероятно, плоды деловой активности мистера Уокера. В одном углу стоял большой телевизор с видеомагнитофоном, в другом – компьютер «Амстрад». Я поискал глазами изображение отца Либерти, но никаких семейных фотографий не увидел. Хозяйка заметила, что я осматриваю ее гостиную.

– Все из магазина и давно оплачено! Могу показать вам квитанции.

Я откашлялся, не зная, с чего начать.

– Как вас зовут? А тот человек, который занимается моим сыном, что, болен? – спросила миссис Уокер.

– Я не из Социальной службы, – произнес я наконец.

– Так я и знала! У него неприятности с полицией!

– Нет, вы ошибаетесь. Я хозяин фирмы, где работает сводный брат Либерти. Я приехал вернуть вам мальчика и попросить вас не позволять ему мешать Джею. – Как только я произнес первые слова, Либерти потерял всякий интерес к нашей беседе. Вероятно, он боялся, что я расскажу его мамаше, что мы нашли у него крэк, а жалобы на его поведение он слышал, то есть видел, уже сотни раз. Он включил телевизор, а затем компьютер. С лица его матери исчезло выражение озабоченности и тревоги; оно сделалось совершенно невозмутимым.

– Ну и зачем вы его провожаете? – Она поплотнее запахнула халат и сложила костлявые руки на груди.