Эухенио Фуэнтес - В лесной глуши
– Больше делать нечего, – сказал он так внезапно, что донья Виктория даже вздрогнула.
Она ответила не сразу, а помедлила, выбирая слова, которые могли дать хотя бы маленькую надежду.
– Есть чего, – возразила она. – Сохранить то, что имеем.
Он повернулся и пристально посмотрел на нее через толстые стекла очков, удивленный, что она приняла печальное известие с такой выдержкой. С тех пор как у него высыпал герпес, он имел обыкновение накрывать нижней губой верхнюю, что и сделал сейчас; при этом выражение горечи и обиды на его лице только усилилось. Глядя на нее, Октавио подумал: если она согласится подписать бумаги о капитуляции, то лишь для того, чтобы не усугублять ситуацию, не делать этот проигрыш еще более болезненным для них обоих. «Она боится за меня», – понял он.
– Мы уедем из этого города. Уедем и никогда не вернемся, – прошептала донья Виктория. В ее голосе послышались нотки ненависти, а слова снова стали твердыми, будто борьба была тем единственным, что поддерживало в ней жизненные силы.
– Нас здесь слишком многое держит, – запротестовал он мягко, взмахнув руками, как бы указывая на дом (решетки, снятые с чьих-то окон до того, как их поглотила вода, украшения, полные воспоминаний, тончайшие связи, установившиеся между прекрасным домом и его обитателями), имея в виду также могилы на маленьком холме Патерностера.
– Когда-нибудь мы вернемся навестить их, – сказала донья Виктория, догадавшись о его мыслях. – Но уедем отсюда навсегда. Из этого города врагов.
16
Прошло уже два дня после звонка Англады, но Купидо так и не собрался сказать лейтенанту, что больше не работает над этим делом, так как его клиент считает, что убийца – сумасшедший, незнакомый лично с Глорией, а потому нет смысла тратить время и деньги на расследование. Сыщик понимал: после того, как он войдет в участок и объявит Гальярдо, что бросил дело, пути назад уже не будет. Поэтому медлил с визитом. За этой нерешительностью скрывалось желание узнать Глорию получше, дождаться момента, когда из женщины, полной загадок, она превратится в абсолютно понятного ему человека. «Всегда одно и то же, – думал он, – нужно обязательно вторгнуться в интимную жизнь других людей и разбередить их раны, чтобы определить, чем же они инфицированы. Нужно проследить связи, ведущие от жертвы к палачу. Видимо, причиной тому вечное любопытство – врожденный инстинкт детектива, такой же мощный, как и другие инстинкты, и связанный с извечным стремлением к истине. Любая загадка всегда вызывает желание разгадать ее».
Детектив откладывал принятие решения еще и потому, что все увиденное им, все прочитанное и услышанное могло относиться к его поискам. За день до этого, проходя мимо скобяной лавки, он заметил на витрине нож, точно такой же, каким убили двух девушек. В магазине продавалась сотня лезвий любых форм и размеров: ножи, доступные для всех. Рикардо остановился перед витриной, разглядывая клинки, на которые в любом другом случае не обратил бы внимания. Продавец, увидев сыщика, наблюдал за ним с подозрением. Вечером, перечитывая «Ромео и Джульетту», – Купидо думал, что, возможно, хоть классика поможет ему на время отрешиться от реальности, – он с изумлением обнаружил, что четыре века назад Шекспир писал о герпесе: «...и губы дев, которым снится страсть. Шалунья Маб их сыпью покрывает за то, что падки к сладким пирожкам»[13]. Даже слова старой книги напоминали детективу, что он оставил работу незавершенной. Рикардо боялся, что не сможет забыть о ней, пока не узнает всей правды, ведь единственный способ разделаться с задачей – это решить ее.
Поэтому, когда во вторник утром в дверь позвонил полицейский, сказав, что лейтенант хочет видеть его немедленно, Купидо понял: отдых окончен и пора возвращаться к расследованию.
Они без проволочек прошли в участок. Всех полицейских отличало одно и то же выражение беспокойства на лице, все явно были в плохом настроении. Купидо предположил, что три убийства нарушили спокойную провинциальную жизнь, к которой они привыкли. Если далекие, большие города сотрясают постоянная тревога и страх перед террористическими актами, то здесь полицейские лишь отращивают себе брюхо, а все их рефлексы спят мертвым сном. Но внезапно и на здешних стражей закона навалились срочная работа и круглосуточные дежурства. А еще они боялись найти очередной труп в окрестностях Патерностера. Лейтенант постоянно держал своих сотрудников наготове, а ведь последние пятнадцать лет единственной по-настоящему активной службой в Бреде была бригада пожарных, не терявших бдительности в течение летних месяцев и готовых предотвратить пожары в заповеднике.
Лейтенант сидел за столом. Они не виделись неделю, со смерти второй девушки, и сыщику показалось, что эти три преступления заставили лейтенанта подтянуться: он похудел и как-то посмуглел. Возможно, такое впечатление производила форма – ведь неделю назад он был в гражданской одежде.
– Не похоже, чтобы вы работали, – сказал тот вместо приветствия.
– А кто будет работать, если ему не платят? – ответил Купидо.
– Англада с вами распрощался? – удивленно спросил лейтенант.
– Да, отказался от моих услуг.
– Когда?
– Два дня назад, в воскресенье. Сказал, что после смерти второй девушки стало очевидно – все это дело рук сумасшедшего или какого-нибудь садиста. Я послал ему счет. Все его аргументы логически непогрешимы, – заключил Рикардо, пытаясь скрыть разочарование. Первый раз он оставлял дело, не разрешив его, а впереди ждала лишь пустота дней, как и та, что он оставил позади. Лейтенант покачал головой:
– И чем вы теперь занимаетесь?
– Скучаю. Для чего вы меня вызвали?
– Собирался пригласить вас кое-куда съездить.
– Куда? – спросил Купидо и слишком поздно заметил, что в голосе его прозвучало чрезмерное любопытство.
– К вдове Молины. Хотя вы уже и не работаете над этим делом, думаю, мы можем поехать вместе, – сказал лейтенант шутливым тоном, слишком неестественным для того, чтобы вызвать улыбку и заставить поверить, будто он не думает о том, о чем на самом деле думал вот уже три недели – об убийствах в лесу.
– Она имеет ко всему этому какое-то отношение? – спросил сыщик удивленно.
– Мы думаем, что нет. В воскресенье, когда убили ее мужа, она была на центральной базе, готовила обед группе охотников.
Они вышли из офиса и сели в патрульную машину. Гальярдо решил больше никого не брать, чтобы не испугать женщину, которая теперь жила в заповеднике одна с двумя детьми, и даже сам переоделся в гражданское.
– Сейчас мы в гораздо худшем положении, чем вначале, – сказал он, как только они оставили позади Фуэнте-де-Чико-Кабрера и направились к холмам заповедника. – После каждого убийства надеешься, что убийца оставит знак, маленький след, который сам по себе ничего не значит, но в ряду других помогает составить общую картину. А здесь каждая смерть путает нас пуще прежней.
Что-то большое и темное очень быстро, как снаряд, пересекло грунтовую дорогу в десяти метрах перед машиной, подняв столб пыли, и исчезло среди каменных дубов.
– Счастливы здесь только животные: олени и кабаны вроде этого, – продолжал лейтенант. – Оглянитесь – здесь они сами себе хозяева.
Действительно, вокруг не было ни души, к тому же стояла полная тишина. Лес, как и всегда, таил в себе угрозу. Весть о трех убийствах распространилась за границы района, просочилась в прессу, и телевизионная группа приехала снять репортаж, который должен был появиться в один из ближайших вечеров в программе о криминале. Новость ошеломила людей: страх перед убийцей, охвативший даже некоторых охранников заповедника, отпугивал людей. Через ветровое стекло виднелся безлюдный, словно первозданный, пейзаж: каменные дубы, сосны, ладанник и дрок, в небе, выслеживая добычу, парили хищные птицы. Не верилось, что за какие-то три недели здесь произошло три убийства.
– Что по убийству Молины? – спросил Купидо.
– Мы разрабатываем три версии. Первая: он наткнулся в лесу на убийцу, и тот его застрелил. По этой версии маньяку нравится орудовать ножом, потому что у него также есть и ружье – распространенная модель, купить которую может каждый. Вторая: он столкнулся с браконьером, в чьи планы никак не входило платить большой штраф. Но это маловероятно, ведь было воскресенье, и никто, имея хоть каплю здравого смысла, не рискнул бы в день, когда в заповеднике полно охотников и егерей, прийти сюда без лицензии. Но мы все равно продолжаем прорабатывать и эту линию.
– А третья?
– Третья версия основана на том, что здесь могли сыграть роль личные или профессиональные мотивы. Ненависть или месть. Молина был не из тех, кого называют всеобщими любимцами, но настоящих врагов у него, судя по всему, не было.
Видимо, лейтенант склонялся к первой версии, единственной, которая выглядела убедительно.
