Марина Серова - В духе времени
Я встала и энергично прошлась по комнате.
Под окнами прокатился автомобильный гудок, раз и другой. Принадлежал он явно не легковому автомобилю. Я выглянула на улицу и увидела, что ко мне во двор вкатывает «КамАЗ» с очень знакомыми номерами. Он остановился у моего подъезда, и из кабины выпрыгнул… Чернов. Но это было еще не все. Грузовиком управляла, разумеется, Ирма, а вот третьим человеком, который вылез из кабины и, боязливо оглядываясь, засеменил в мой подъезд, оказался не кто иной, как Федор Николаевич Нуньес-Гарсиа, в девичестве Лаптев. Вид директор цирка имел откровенно панический, и по тому, как он то и дело оглядывался и шарил вокруг себя потерянным взглядом, я поняла, что он напуган до последней кондиции.
Я открыла дверь, не дожидаясь, пока позвонят. Чернов возник на пороге, и я жестами показала, чтобы они входили как можно быстрее.
— Зря «КамАЗ» во дворе поставили, — отрывисто сказала я, запирая дверь самым тщательным образом. — Вы бы еще бумажку с моим адресом оставили, чтобы, случаем, никто не ошибся, где вас искать.
— Не до шуток, — сказал Чернов угрюмо.
— Это уж точно, — сказала я. — Особенно уважаемому Федору Николаевичу.
Последний прислонился к стене и, пришепетывая от волнения, выговорил:
— А вы… а вы, Женя… вы предали меня!..
— Интересно, — сказала я, — как я могла вас предать? Если вы имеете в виду то, что в момент взрыва на московской базе я в суматохе улизнула, не озаботившись вашей особой, так это никакое не предательство вовсе, а действия в форсмажорных обстоятельствах. Вы, бесспорно, можете сказать, что я обязана защищать вас по контракту. Но если вы удосужились внимательно прочитать контракт, то могли почерпнуть из него также, что объект охраны, то есть вы, не должен скрывать от нанятого им телохранителя причин и источников возможной угрозы. Вы же делали все, чтобы осложнить мне работу. Вы с самого начала врали как могли, сами не понимая, зачем я вам нужна. Нет, со мной вы чувствовали себя спокойнее до поры до времени, но потом я стала вам мешать. Еще бы! Ведь покойный Павлов все перепутал, его босс Троянов хотел нанять личного телохранителя для другого «очкарика» и «интеллигентишки», а не для вас вовсе. Павлов перепутал, но он уже не мог исправить своей ошибки, а вы не захотели, потому что сами были напуганы до чертиков. Действительно, почему бы не нанять телохранителя, если под него выделены средства, причем большие средства, подумали вы. Да только не про вашу честь средства! И то, что вы и меня подставили, войдя в невольный сговор с уголовником Кивриным и его людьми, только подтверждает мое мнение.
— Но я…
— Но — вы! Но вы, — продолжала я, — можете сказать, что Киврин вас напугал, что он принудил вас к сотрудничеству, принудил передать груз своим людям. С кражей Пифагора не вышло, груз был не у него. Разработали ситуацию на дороге, потому что Чернов ничего не знал. Да и те, кому груз предназначался, могли как-то взбрыкнуть: все-таки Троянов был надежный партнер, таких жаль терять. Мне вот лапшу на уши вешали, что якобы к вам в квартиру залезли, решетку перепилили, рылись… Надо же было как-то оправдать то, что вы меня нанимаете. В общем, намудрили вы, Федор Николаевич, накрутили, влезли черт знает во что и запутались совершенно. В общем, остались в дураках. И еще вас вот-вот могут поставить в расход. Мандарин — мужчина не из сентиментальных. Вы для него материал отработанный, особенно после того, как вы хотели прикарманить себе триста тысяч долларов!
— Так я же не только себе хотел… — забормотал Нуньес-Гарсиа. — Я подумал, что если уеду за границу и переведу оттуда часть денег на счет цирка, то хоть как-то заглажу то зло, которое причинил.
— Вы ведете себя, как герой мелодрамы. Не надо, вам не идет. Впрочем, я не исключаю, что вы действительно сделали бы так, как сейчас говорите. Ладно. Не будем об этом. Если раньше ситуация казалась неоднозначной и путаной, то сейчас все совершенно очевидно: нужно освобождать Докукина и заканчивать со всей нашей наркокаруселью. С этим, прошу прощения за громкие слова, звериным карнавалом. Бедные тигры! Да, кстати… а как вам удалось сбежать?
— Так же, как и вам, — буркнул директор, — в переполохе. Вернулся на то место, где мы бросили «Волгу», и вернулся в Пензу. А кивринским не до меня было.
— Понятно.
Тут раздался телефонный звонок. Я взглянула на определитель номера и, убедившись, что звонят из Волжского РОВД, тем не менее с некоторой тревогой сняла трубку:
— Да!
— Голокопытенко беспокоит, Женя, — раздался знакомый голос.
— Что у вас, Володя?
— Да тут такая петрушка, — сконфуженно произнес он. — В общем, меня увольнять собрались. По служебному несоответствию. Определили, что это я поднял стрельбу во дворе на улице Мельникова. Ну, там, где вашего Докукина похищали, в общем…
— Понятно.
— Какие-то старушки всполошились, стали названивать, потом как-то меня вычислили… Как умудрились, ума не приложу! Когда показания надо снять, так у них толком ничего не выспросишь, а тут в два счета на меня фоторобот составили и определили, что стрелял именно лейтенант Голокопытенко, сотрудник Волжского… гм… Тут капитан Овечкин мне такое устроил…
— Чудесно, Володя, — сухо сказала я. — Из всего этого следует, что никакого ОМОНа для поездки на ту вашу дачу не дадут, так?
— Да меня даже и слушать не стали!
— Блестяще.
— Я вот теперь боюсь, как бы, не дай бог, о московских моих приключениях не узнали. А то еще приляпают статью «терроризм»!
— Это вы о взрыве «КамАЗа»? — отозвалась я. — Да уж, если поднатужиться, можно подвести ваши действия и под такую статью. Непонятно, почему у нас закон не работает против тех, против кого следовало бы, зато моментально срабатывает в отношении людей вполне законопослушных?..
— Такой вот закон… — уныло сказал Голокопытенко.
— Вот что, Володя. Вы там не светитесь, ступайте домой и приведите себя в порядок. Созвонимся чуть позже. Будьте осторожны. Сегодня нас ждут большие дела.
— Какие дела?
— Большие, — повторила я и повесила трубку.
Глава 14
Бешенство, которое овладело Мандарином, не поддавалось описанию. Взрыв ценного оборудования, в котором, правда, он ничего не понимал, но платил-то он… Побег пленников… Глупейшая, иного слова не придумаешь, потеря трехсот тысяч — тут Киврин отчаянно стискивал кулаки и матерился — долларов… Столько проблем, и все в одну минуту и неизвестно из-за чего. Руководивший погрузкой болван утверждал, что он лично смотрел за грузчиками, чтобы они, не дай бог, что-нибудь не уронили, не разлили и чтобы, боже упаси, не курили на рабочем месте. Он также говорил, что за долю секунды перед взрывом слышал нечто вроде выстрела. А может быть, и не нечто, а именно выстрел. Хотя точно сказать он ничего не мог, потому что последующее так его напугало и тряхнуло, что он до сих пор не придет в себя.
Злой как черт, Киврин сел в свой «Мерседес» — других машин не признавал — и отправился на малую родину, в Тарасов. У него не было определенного плана, он только знал, что потерял очень много. Как человек, который никогда не признает собственной вины или воли обстоятельств, он винил в несчастьях буквально всех. Но особую ярость вызывала у него эта швабра, эта телка, которая посмела ударить его по лицу, а потом буквально вырвала у него из рук чемоданчик с деньгами. Да легче у голодного тигра отобрать кусок мяса, чем у Киврина сумму в триста тысяч долларов! И тем не менее ей это удалось.
— Ничего… — пробормотал Киврин. — Быть того не может, чтобы я не нашел эту гниду, которая у меня свистнула триста тысяч. Да ладно бы человек был, а то так, баба, фитюлька… Как же это я так лоханулся? Это вы, чер-рти, виноваты! — заревел он, бешено глядя на своих подручных, сидевших с ним в одной машине.
Те виновато опускали глазки и уходили от ответа. Да и что тут, собственно, ответишь?
Киврин приехал в загородный дом, где содержался пленник, приблизительно в полдень. Истекло уже больше полусуток с момента того злосчастного взрыва, а ярость его никак не желала утихомириваться. Мандарин стал еще более желт и одутловат. Его дряблые щеки, рано увядшие, тряслись от ярости, и он время от времени бил локтем в бок сидевшего рядом беднягу Тлисова.
Тот покорно терпел.
— Ну, если очкарик в самые короткие сроки не восполнит мне потери, я его самого на удобрения пущу! — прорычал Мандарин, выходя из машины, когда после нескольких часов стремительной гонки по маршруту Москва — Тарасовская область, дачный поселок близ волжской деревни Синенькие, его «Мерседес» наконец въехал в ворота, за которыми виднелся громоздкий, бестолково выстроенный дом, в котором содержался Докукин.
Мандарин расположился в гостиной и тут же велел подать себе несколько шампуров с шашлыком, который он мог уплетать килограммами, свежих помидоров и белого вина, которое способствовало испорченному излишествами кивринскому пищеварению.
