Виталий Гладкий - Змея за пазухой
— Ну, как знаешь. А я себе сварю. Все равно хрен усну. Что-то я на гражданке стал чересчур впечатлительным.
— Тебе пора жениться.
— Не сыпь мне соль на рану…
— Только не говори, что на войне тебя ранило в то самое место!
— Чур тебя! Там все нормально. Да вот беда: кому нужен отставной военный преклонных лет?
— Ну уж — преклонных…
— Времена изменились, Алекс. Нонче девки ищут себе в женихи молодых и упакованных по первому разряду — чтобы машина была, квартира, дача, хороший заработок (это как минимум) или свой бизнес. А у меня, кроме крыши над головой, мизерной пенсии и пока еще крепкого здоровья, ничего такого не наблюдается.
— М-да… В твоих словах есть крупица истины. Но ты не отчаивайся. Будет еще праздник и на твоей улице…
«Если меня не завалят до этого самого праздника», — подумал Никита.
— А госпожа Удача такая взбалмошная мамзель, — между тем продолжал Алекс, — что может в любой момент осыпать тебя своими милостями.
«Уже. Уже осыпала, друг сердешный… — Никита криво ухмыльнулся. — Только, боюсь, не смогу ими воспользоваться. Что-то этот вор не очень похож на примитивного домушника. А ведь он искал не деньги и не драгоценности! — вдруг осенило Никиту. — Тогда что?»
В одном из ящиков, который выдвинул «нетопырь», лежали многочисленные награды Никиты, которые можно было выгодно продать на черном рынке. Но вор на них даже не глянул, небрежно сдвинул в сторону.
Завещания! Он искал завещания! Мысль пронзила Никиту как молния. Наверное, он сильно изменился в лице, потому что Кривицкий встревоженно спросил:
— Что с тобой?!
— Ничего.
— Да ты стал белым как полотно!
— Это называется отходняк. Когда смертельная опасность позади — а этот урод едва меня не завалил, — спустя какое-то время начинаешь вспоминать событие во всех подробностях и переживать все его перипетии. Во время оного не до того.
— А, ну да… Все-таки ты счастливчик, Нико. Наверное, судьба хранит тебя для каких-то великих дел.
— Угадал. Отпущу бороду и усы, надену ливрею с позументами и буду лучшим швейцаром самого престижного ресторана в городе, — вспомнил Никита свое посещение «Монмартра». — Что может быть более значимым, нежели лицезреть каждый божий день рожи наших богатеев и чинуш, слышать их голоса и получать от них чаевые? Не каждому выпадает такая «честь».
— Ну ты ваще… Давай лучше выпьем за светлое будущее.
— А хоть за падение Древнего Рима…
Они чокнулись, и дорогой коньяк наконец нашел себе достойное вместилище. Никита не стал закусывать, а отхлебнул несколько глотков кофе и закурил. Что касается Алекса, то он жадно набросился на колбасу — будто не ел по меньшей мере сутки.
— Супер! — сказал он, прожевав очередной кусок. — Давно не едал такой колбасы — с советских времен. Сейчас такую гадость в колбасу пихают — начиная от сои и заканчивая морковным жмыхом, — что ее не только коты не едят, но скоро и люди перестанут, потому как, мне кажется, в колбасе мясо отсутствует напрочь. Где взял?
— Не взял, а купил. Взял, достал — это категории прошлого времени, о котором ты говоришь. Просто места надо знать. Ты ведь отовариваешься в больших супермаркетах, куда привозят свой ассортимент крупные мясокомбинаты, а я — в мясной лавочке неподалеку от дома, где присутствует продукция мелких производителей. Они стараются не уронить свою марку, поэтому делают колбасу по старинке, без китайских и прочих наполнителей.
— Дашь адрес?
— Всенепременно.
Алекс закурил и сразу посерьезнел. Он пытливо заглянул в глаза Никиты и спросил:
— А скажи мне — только честно! — что вор искал в твоей квартире, которая ну никак не тянет на обитель солидного и состоятельного человека?
«Вот змей! — подумал Никита, стараясь выглядеть невозмутимым. — Догадался-таки! Но так я тебе и ответил… Еще чего. Что знают двое, то знает и свинья. Придет время — откроюсь. А пока — фиг с маслом вам, гражданин начальник. Болтун — находка для шпиона. Доверить сокровенное менту может только кретин, даже если этот мент числится в друзьях-товарищах».
— Когда поймаешь его, задашь ему этот вопрос в первую очередь, — отрезал Никита. — И вообще, с чего ты взял, что вор не грабил квартиру, а занимался какими-то поисками?
— Опыт, друг мой, опыт. И солидная разыскная практика. Вот и ответ на твой вопрос.
— А поконкретнее можешь?
— Нет проблем. Любую услугу за твой великолепный коньяк, а главное — за настоящую, не поддельную колбасу. Но сначала есть предложение повторить.
— Я не против…
Они снова выпили — одним махом, как водку, — Алекс быстро зажевал долькой лимона (на удивление Никиты, в холодильнике нашелся лимон — изрядно подсохший, но вполне съедобный) и потянулся за сигаретами.
— Во-первых, — начал Алекс, — такие ночные крысы, как твой вор, на пустышку не идут. Они работают по наводке, чтобы, взяв хату «бобра» — состоятельного гражданина, — хорошо поживиться. Судя по твоему рассказу, он обладает великолепной физической подготовкой и соответствующим оснащением для совершения квартирных краж. А это значит, что человек он не случайный и не случайно забрался в твою квартиру. Возможно он вор-форточник, который специализируется на высотках. Появились и такие мастера. И ты прав — скорее всего, он бывший альпинист.
— Наверное, ошибся адресом…
— Ты еще скажи, что он хотел бомбануть квартиру твоего соседа сверху Тимохи, — с иронией сказал Кривицкий и ткнул пальцем в потолок. — Уж там точно есть чем поживиться — содержимое почти всех мусорных баков микрорайона.
— Ну, не знаю…
— Вот так оно лучше. Во-вторых, ствол. Тут ты был прав. Какой вор-домушник высокой квалификации и в здравом уме возьмет на дело волыну? Это исключено! Тем более он не начнет шмалять как сумасшедший, чтобы разбудить не только домашних собачек у соседей, но и дежурную группу ППС. Самое большее — вор (точнее, грабитель) мог пригрозить пистолетом или ножом, чтобы беспрепятственно рвануть когти. А тут он устроил настоящий бой. Судя по всему, знал, что с голыми руками и даже с пером к тебе лучше не подходить. Поэтому можно предположить, что твоя биография ему известна. Одно это уже наводит на определенные размышления.
— Это все?
— Нет, мой бедный друг, не все. Ты имеешь дело с профессионалом, скажу тебе без ложной скромности. Как ты в своем военном деле дока, так и я в своем, ментовском.
— В полицейском, — поправил Никита.
— Нико, не береди душу! Я мент по жизни, и новое наименование нашей службы мне как серпом по одному месту.
— Сочувствую.
— Благодарю. Но вернемся, как говорится, к нашим баранам. Больно уж странный вор тебе попался — он ничего не прихватил с собой. А при всей твоей холостяцкой бедности у тебя, на воровской взгляд, поживиться есть чем.
— И чем именно, если не секрет?
— Ну, к примеру, вон тот Мефистофель. Статуэтка. Это ведь серебро?
— У тебя глаз — алмаз. Серебро. Купил по случаю на толкучке в Кисловодске, почти за бесценок.
— Скорее всего, вещь ворованная.
— Я должен был потребовать у торговца сертификат и накладную? — съязвил Никита.
— Речь идет не об этом. Статуэтка тяжелая, а значит, стоит дорого. Даже если не брать во внимание ее художественную ценность. Исполнена она мастерски и явно не новодел.
— Верно. Конец девятнадцатого века. Это я потом узнал.
— Вот видишь. Далее — кинжал на стене. Роскошные ножны, да и сам клинок не из худших. Похоже, абреку, хозяину кинжала, при встрече с тобой сильно не повезло…
— Очень сильно.
— Итак, мы нашли у тебя уже две ценные вещи, представляющие интерес для вора-домушника. А он к ним даже не притронулся!
— Может, деньги искал? — высказал предположение Никита, чувствуя, как фальшиво прозвучал его голос.
— Ну да, ну да… — Алекс скверно хихикнул. — И драгоценности твоих предков, в том числе бриллиантовое колье неимоверной цены, наследство от бабушки-графини. Не смешите меня жить, как говорят в Одессе! Вор искал нечто иное. Это третий пункт, и главный. Но что именно? Не подскажешь?
— Мое пенсионное удостоверение.
— Кончай ерничать! — рассердился Кривицкий. — Дело гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Так недолго и пулю схлопотать, но уже не от вора, а от снайпера. Колись, что ты заныкал от следствия? А заныкал точно, зуб даю! Я в этом уверен, иначе твой покорный слуга не мастер своего дела, а сапожник. Может, дневник Колоскова? Ась?
— На кой он мне? — искренне удивился Никита. — Читать его жизнеописание выше моих сил. Человек, предавший дружбу, может рассчитывать лишь на снисходительную жалость, но отнюдь не на понимание и сочувствие. Если хочешь, могу дать слово, что этот дневник я видел много лет назад, и в данный момент понятия не имею, где он находится.
