Кевин Гилфойл - Театр теней
— Джеки Мур написала Филли, что обнаружила их в компьютере мужа.
— Того самого, которого она подозревает в измене?
Робби кивнул.
— А зовут его Дэвис Мур. Ни о чем не напоминает? — спросил он Барвик.
— Нет.
— Это он клонировал Джастина Финна.
Сэлли медленно подняла руку — папка осталась лежать на коленях — и нервно почесала щеку.
— Так что, Дэвис Мур нанял «Золотой значок», чтобы получить фотографии собственного пациента? Бессмыслица какая-то. А миссис Мур? Она знает, что это за ребенок?
— Нет. Насколько я понял, она испугалась, что это ребенок ее мужа. И другой женщины.
— Выходит, Мур, может, и не изменял ей вовсе. Боже, как все нелепо! А смерть Филли? То есть его исчезновение. Как-то связаны с фотографиями?
— Я собираюсь обратно в Брикстон, чтобы выяснить это.
Сэлли заметила, что к ним направляется официантка с двумя тарелками пасты, и предусмотрительно закрыла папку. Она совершенно не представляла себе, как можно сейчас есть. Филли убит. Она с ужасом думала о том, что эти фотографии, из-за которых она и так чувствует себя будто в чем-то виноватой, могут иметь отношение к убийству.
— Когда ты возвращаешься?
— Не скоро. У нас с Филли был уговор. Если что, я закончу его дела, улажу все с его клиентами. Боже мой, мне же придется сообщить Джеки Мур, что Филли был убит, когда работал над ее заданием.
— А что ты ей скажешь о фотографиях?
Большой Роб отправил в рот огромную порцию макарон с соусом и пробормотал с набитым ртом:
— Не знаю. Ты что мне посоветуешь?
— Конечно же, сказать правду, — заявила Барвик. — Вот только знать бы, в чем она, эта правда.
Большой Роб опустил вилку, это означало, что он собирается сообщить что-то очень серьезное.
— Есть еще кое-что. Я хотел, чтобы ты была к этому готова. Полиция начнет раскапывать, что Филли понадобилось в том городе. Они будут прорабатывать все возможные направления. Будут опрашивать свидетелей. Эти фотографии — он кивнул на папку — рано или поздно всплывут.
У Сэлли ушло несколько секунд на то, чтобы проиграть в голове все возможные варианты развития этого сценария.
— Господи всемогущий! Марта!
Большой Роб кивнул:
— Пора подумать, как тебе со всем этим справиться. Я полагаю, очень скоро тебе придется иметь дело с разъяренной матерью.
В ту ночь Сэлли опять приснился взрослый Джастин с лицом Эрика Лундквиста. Они сидели вдвоем на крыше какого-то высокого здания в центре города. Не «Хэнкока» и не «Сирс-Тауэра»,[17] а одной из высоток начала двадцатого века, этажей в десять-двенадцать. Стоявшие вокруг башни из стекла и стали отгораживали их от остального мира. Готические горгульи: коты и летучие мыши, обезьяны и драконы, — расположились по всему контуру крыши. Была ночь, теплая и безветренная. У них был пикник.
— Ты когда-нибудь слышала о пещере Платона? — спросил Джастин.
Сэлли два семестра изучала философию в университете штата Иллинойс, но во сне она ответила, что нет.
Джастин открыл корзину и переложил фрукты, сыр, хлеб на одеяло, на котором они сидели.
— Платон считал, что идея — совершенная форма бытия, — сказал он. — Когда плотник задумывает стол, представляет его себе — стол совершенен. Представление об этом столе и есть настоящий стол. А вот когда он обстругивает доски, отпиливает ножки и собирает его, когда он своими руками создает то, что мы можем увидеть и до чего можем дотронуться, — этот стол становится лишь отображением идеи, несовершенной имитацией.
— А пещера? — напомнила Сэлли, открывая термос и разливая по бокалам густую сладкую зеленую жидкость.
— В мифе о пещере Платон предлагал такую метафору: люди в своем невежестве подобны узникам, ввергнутым в пещеру, из которой они видят не жизнь, не других людей и предметы, но лишь отбрасываемые ими тени на стене — несовершенное отображение реальности.
— А как же реальные люди? Если их нельзя увидеть, где же они? — спросила Барвик.
Джастин принял из ее рук бокал, подался вперед, их плечи соприкоснулись, его губы оказались в миллиметре от ее губ.
— Здесь, — сказал он, — на этой крыше. Ты и я. Ночью. В твоих снах. Это — реально.
Он поцеловал Сэлли. Это был бесконечно долгий, дух захватывающий, незабываемый первый поцелуй. Она даже утром чувствовала его на своих губах. Это чувство было таким реальным. Боже, каким оно было реальным!
35
Джеки закончила разговор с частным детективом — Робертом, или как он там назвался, — повесила трубку, отправилась в ванну и закрыла за собой дверь. Слезы стекали у нее по щекам и падали в раковину. Руки тряслись. Глаза покраснели.
Она послала человека на смерть.
Детектив Роберт заверил ее: ничто не доказывает взаимосвязи между исчезновением Фила Канеллы и ее делом, но Филу незачем было бы ехать в Небраску, если бы она не попросила его вернуться в Брикстон. Ее душило чувство вины — она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Он сообщил ей, что никакой дополнительной информацией по ее делу не располагает. Она сказала, что это ничего и ей очень жаль. Он не упомянул ни о портретах мужчины, ни о фотографиях того загадочного мальчика, ни о том, был ли этот мальчик сыном ее мужа. Она не спросила.
Каждый раз, когда Джеки пыталась дать себе оценку, она представляла себе трех женщин: себя прошлую, себя нынешнюю и себя будущую. Прошлую Джеки, полную сил, с большими задатками; нынешнюю Джеки, вечно в каком-то переходном состоянии; и будущую Джеки, довольную всем, успокоенную и наконец счастливую. Сегодня, глядя на себя в зеркало, она видела только первую и вторую. Она даже представить себе не могла, как жить без мужа, без дочери, без этого дома. А теперь вот еще и с этим кошмаром.
Муж ее бросает. Человек погиб.
И ей никогда не узнать, была ли она в этом виновата, и если да, то насколько.
36
Около шести вечера Большой Роб зарегистрировался в недорогой брикстонской гостинице. В номере он принял душ, чтобы смыть с себя глубоко въевшуюся дорожную пыль. Вода была жесткая, а кусочек мыла, полагавшийся постояльцу, крошечный. Затем он, позвонив в полицейский участок, сел в машину и отправился в пивную «У Милли» — не то чтобы это был единственный бар во всем Брикстоне, но здесь Роб мог заказать гамбургер, не опасаясь отравиться, — трех поездок хватило, чтобы узнать это. Первые два раза он приезжал в Брикстон сразу после исчезновения Филли. Местную полицию — начальника и четырех офицеров — сначала возмущало, что он лезет к ним с расспросами. Но время шло, и они поняли, что этот человек-гора мучится чувством вины и болью утраты, и стали даже ценить неофициальную помощь бывшего полицейского из Чикаго. Сами-то они редко занимались пропавшими без вести и никогда прежде не сталкивались с необходимостью расследовать убийство, а, похоже, к этому все и шло.
Первый раз он летел эконом-классом до Линкольна, прижатый тугим ремнем к двум креслам, самым дорогим в салоне. На сей раз отправился в путь на машине — знай накручивай мили! Свой старенький фургон «шевроле» он называл «Машина для наблюдения и соблазнения», и его новые приятели из брикстонской полиции одобрительно хихикали.
Войдя в пивную, Большой Роб увидел, что офицер Криппен уже успел занять ему столик.
— Сегодня полно народу, — сказал Криппен, — пришлось защищать ваше место от парочки бесшабашных парней.
— И много их тут таких, бесшабашных? — спросил Большой Роб.
— Мы бы и сами не прочь узнать, — отозвался Криппен и сделал большой глоток пива из бутылки.
Большой Роб уселся и вздохнул так громко, так тяжко, что Криппену показалось, будто у бывшего полицейского что-то надломилось внутри.
— Удалось что-нибудь выяснить? — поинтересовался Роб.
— Кое-что. Да и то за последние двадцать четыре часа.
— Давай, рассказывай.
— Мы нашли машину Филли.
— Серьезно? Где? — Из суеверия Большой Роб не показывал, что в глубине души все еще надеется, что друг жив.
— В городе Лоренс, в Канзасе. В студенческом городке местного университета. Студент, который ее купил, набрался, столкнулся с кем-то. Страховки нет. Парень из страховой компании того, с кем он столкнулся, стал выяснять, что да как, заметил, что на машине номера поменяли, заглянул под капот, нашел номер на двигателе. Он-то как раз и вышел в конечном итоге на компанию, которая дала эту машину напрокат Канелле.
— Где тот студент ее покупал?
— В конторе по продаже подержанных машин в Топеке. Бумаги на машину были сильно не в порядке, но он утверждал, что купил ее на аукционе. А дилер, у которого он ее купил, заверяет, что ему она досталась по обмену. Тот, с кем менялись, говорит, что купил ее за наличные по объявлению в газете. Продавал ее один парень из Норт-Платта. Зовут Герман Твиди. С ним мы еще не говорили.
