Юлия Шилова - Сумасбродка, или Пикник для лишнего мужа
– Танька, а как ты его любовницу убила?
– Очень просто. Ехала по набережной. Смотрю, у престижного сталинского дома джип моего ненаглядного стоит. Я вышла, подошла к джипу, постояла пару минут, затем увидела мальчишек, игравших во дворе, и спросила у них: «Мальчики, вы не знаете, чья это машина?» – «Это машина Ленкиного жениха», – ответили они. «И давно он к ней ездит?» – поинтересовалась я. «Каждый день. Он ей машину красивую купил. Рядом стоит». Я посмотрела на новенький «Ягуар» и чуть не взбесилась от злости. Узнала номер квартиры этой Лены, позвонила в дверь. Дверь открыла полуголая девица, чисто символически прикрытая полотенцем. Я ее отодвинула и прошла внутрь. В зале на диване лежал мой ненаглядный в чем мать родила и курил сигарету. Увидев меня, он начал оправдываться, такую чушь нес, что вспомнить стыдно, но девица его перебила и сказала, что они-де с Вадиком любят друг друга и хотят пожениться, а что касается меня, так он только на деньги позарился, теперь, мол, сам об этом жалеет. Я посмотрела на лежавшую на столе кобуру, достала оттуда пистолет и заткнула этой дуре рот, выстрелив в голову. А потом я выскочила из квартиры и поехала в милицию, чтобы написать чистосердечное признание. Папика в это время не было. Он уехал по делам за границу. – Танька замолчала и вытерла выступившие слезы. – Она мне иногда по ночам снится, – немного помолчав, прошептала она.
– Кто?
– Да эта девица, которую я убила. Ладно, бог с ней. Дело прошлое. Пошли веселиться.
Мы вернулись в зал и сели за стол.
– А теперь, дорогие мои, – сказал Танькин папик, – начинаем самую приятную часть нашего торжества. Сейчас принесут праздничный торт, и мы попросим Дашу отрезать первый кусочек.
Заиграла музыка, и в зал внесли торт размером с человеческий рост. Посреди торта стояла миниатюрная девушка, утопавшая в креме, клубнике, шоколаде и взбитых сливках. В одной руке она держала воздушные шары, а в другой – букет алых роз. Если я окончательно не сошла с ума, то девушка была живая.
– Что это? – спросила я у Таньки, не скрывая своего замешательства.
– Торт.
– Я понимаю, что торт. Неужели это живая девушка?
– Конечно, живая! Папик часто такие торты заказывает. В Москве есть специальная служба, где можно заказать такой торт. Ты что, разве не слышала?
– Нет.
– Ничего особенного. Девушек сажают в огромный торт и обмазывают кремом. Работа тяжелая. Можно только шевелить руками, и все. Попробуй посиди несколько часов без движений.
– А как же она ходит в туалет?
– Терпит. Ты ее не жалей. Она нормальные бабки получает. Больше, чем ты в своем стриптизе зарабатывала. Ради таких денег можно и потерпеть.
Папик подошел ко мне, взял за руку и подвел к торту. Робко отрезав небольшой кусочек, я положила его на тарелку и стала наблюдать за гостями.
Два упитанных мордоворота слизывали крем с груди девушки. Мужчина средних лет, скинув пиджак, запустил руку в торт по самый локоть и, судя по всему, пытался ущипнуть девушку за попку.
– На ней ничего нет, – возбужденно кричал он, – даже трусиков!
– Они всегда так дурачатся, – засмеялась Танька и налила мне полный бокал шампанского.
Примерно через час торт почти съели. Девушка по-прежнему сидела на подносе. На лице ее читалась усталость, в глазах – тоска. Затем четверо крепких ребят унесли поднос.
– Не волнуйся, ее водитель в машине поджидает, – объяснила Танька. – Она прямо в креме на фирму уезжает. Там моется и деньги получает. Работенка – не позавидуешь. Представляю, как она в туалет хочет. Говорят, им за день до заказа нельзя ни есть, ни пить.
Танька зевнула и посмотрела на мужа. Вадик слегка приобнял ее за плечи и ласково сказал:
– Танюшка, пойдем спать. Мне вставать рано. Папа на завтра столько дел поручил! Боюсь, до ночи не управлюсь.
– Иди, я скоро приду.
– Только недолго!
Проводив Вадима взглядом, Танька уставшим голосом произнесла:
– Дашуль, и в самом деле, пошли спать. Сегодня такой день сумасшедший. Я двенадцать часов за рулем просидела. Да и ты, наверное, устала. Пошли, я покажу тебе твою спальню.
Неожиданно Танька подмигнула мне и спросила:
– Хочешь, я тебе сыграю? Чтобы спалось хорошо.
– А ты умеешь?
– Конечно. Я ведь закончила музыкальную школу.
В зал зашла официантка, чтобы убрать со стола, но Танька жестом приказала ей удалиться. Сев за рояль, она заиграла одну из моих любимых мелодий.
– Станцуешь?
Кивнув, я быстро уловила такт и принялась танцевать. Танька, открыв рот, смотрела на меня. Вскоре лиловое платье упало на пол, и я осталась в одних трусиках. Когда музыка наконец закончилась, я остановилась, подняла с пола платье и на минуту застыла, потеряв дар речи. В дверях стоял папик и громко хлопал в ладоши.
– Здорово! – поддержала его Танька.
Покраснев, я схватилась за щеки.
– Ты чудесно танцуешь, – улыбнулся папик.
– Я пошла спать, – зевнула Танька, взяла меня за руку и потянула за собой.
Проходя мимо папика, я, опустив голову, еле слышно прошептала:
– Спокойной ночи.
Танька привела меня в спальню и показала на огромную кровать из дорогого канадского дуба:
– Прыгай и спи. Это тебе не койка в нашем бараке. Здесь ты должна выспаться.
Чмокнув меня в щеку, она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Я моментально заснула. Мне приснился Глеб. Он сидел в кресле и просил меня станцевать. Я скинула телогрейку, ботинки и выполнила его просьбу.
Глава 14
Открыв глаза, я долго не могла понять, где нахожусь. Почему нас не будит дежурный? Ведь на улице уже светло – значит, давно пора идти на работу. Господи, ведь я свободна, свободна – наконец дошло до меня. Мне не надо умываться ледяной водой, есть баланду из железной миски и плестись на швейную фабрику.
– Я свободна! – закричала я во весь голос и, как девочка, запрыгала на кровати. – Я свободна!!! Я свободна!!!
Дверь открылась, и в спальню вошел папик.
– Даша, что-то случилось?
– Ой, простите меня! Наверное, я кричала так громко, что разбудила вас.
– Я шел умываться и вдруг услышал крик. Подумал, может, что случилось?
– Извините. Я проснулась и поняла, что свободна, поэтому не смогла сдержать своих чувств.
Папик присел на краешек кровати и спросил:
– Даша, а где твои родители?
– У меня никого нет. Только сестра, но мы с ней не дружны.
– У тебя есть квартира?
– Есть, но только не в Москве. Там никто не живет. Она закрыта. Я не хочу туда возвращаться. Не волнуйтесь, я не буду вам докучать. Я сегодня же уеду. Я раньше снимала жилье. Там лежат мои вещи. Мне есть где остановиться. На работу я устроюсь. Конечно, на старое место меня не возьмут, но я что-нибудь подыщу. Вы не волнуйтесь. Я сейчас встану, умоюсь и уйду.
Папик нахмурил брови. Неожиданно в кармане его халата зазвенел телефон. Он достал трубку и посмотрел на меня. Я натянула одеяло до самого подбородка и отвернулась к окну.
– Короче, если он не хочет платить, тащите его в подвал и выбивайте деньги другим путем. Нечего с ним цацкаться. Он что, баба, что ли?! Сделайте ему последнее предупреждение. Если не поймет, тащите в подвал. Если в подвале не расколется, надо грохнуть его к чертовой матери, и все. Давай, до связи.
Папик сунул трубку в карман и смущенно улыбнулся:
– Извини, Дашенька, за грубость. Это я так, производственные вопросы решаю. Коммерсанты народ поганый, постоянно вынуждают идти на экстренные меры. Деньги лопатой гребут, «Мерседесы» с квартирами покупают, а делиться не хотят. Но ведь моим браткам тоже кушать хочется. Семьи у всех, детей кормить надо. Коммерсы бутерброды с черной икрой едят, а мы чем хуже?
Молодым ребятам и в сауне попариться хочется, и девочку хорошую заказать, и за город отдохнуть съездить. На все деньги немалые нужны. От коммерсанта все равно не убудет. Он ведь живет по принципу: «Купи-продай». С нами поделится – завтра новое купит, послезавтра опять продаст и деньги свои с наворотами вернет. А мои братки понятия не имеют, как это делается. У них другой принцип: «Если ты нормально живешь, так сделай так, чтобы и я жил нормально». Не думай, Дашенька, что ты к бандитам попала. Мы люди с понятиями, стариков и малоимущих не трогаем, да и к коммерсам стараемся бережно относиться, а ведь есть и такие, кому разницы нет, у кого забирать, вот они и метут у всех подряд. Мы же никогда старуху без пенсии не оставим, жалко нам тех, кто и так на воде да хлебе живет.
Папик помолчал немного, а потом сказал:
– А насчет того, что ты нам с Татьяной мешаешь, не бери в голову. Мы тебя на улицу не гоним. Мы тебе обязаны по гроб жизни, и я, как отец, в большей степени. Ты моей Таньке жизнь сохранила. Поэтому живи у нас. Места много, всем хватит. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты приятная молодая девушка, да и мне, старику седому, на тебя смотреть одно удовольствие.
– Не такой уж вы и старый...
