Чингиз Абдуллаев - Жребий Рубикона
– Я не понимаю, зачем вы нам все это рассказываете? – не выдержал следователь.
– Вот именно, – в сердцах произнесла Раиса Тихоновна, – он добровольно взял на себя обязанности адвоката жены моего брата.
– И не нужно давить на жалость, – вмешался подполковник Никифоров.
– У господина Балакина был более чем убедительный мотив, – игнорируя замечания, продолжал Дронго, – он все продумал идеально, но не учел некоторых деталей. Обратите внимание на письмо Ростома Нугзаровича. Это такой листок с оторванными сверху и снизу полосками. И такой жеваный листок использовал Окрошидзе для того, чтобы написать предсмертную записку. Этот педант, умница, щеголь, который носил платки в карманах пиджаков, никогда бы не взял такую бумажку для того, чтобы написать свои последние слова. А он в разговоре со мной говорил, что был вынужден вмешаться в какую-то ненормальную ситуацию. И еще об этом говорил Долгоносов в разговоре с сестрой перед самой смертью, когда упоминал о неприятностях в институте. Окрошидзе сказал нам, что более всего Долгоносова поразили предательство и неблагодарность. Теперь мы точно знаем, что эти качества проявил именно Вилен Захарович Балакин, – и Дронго указал на заместителя директора института.
Тот сидел молча, внешне никак не реагируя на эти обвинения. Но Раиса Тихоновна опять не выдержала:
– При чем тут Балакин? Нашли кого обвинять. Порядочного человека, который и мухи никогда не обидел.
– Все было детально разработано, – продолжал Дронго, не обращая внимания на ее слова. – Господин Балакин подписал документы о передаче соседнего здания на баланс компании «Феникс», фактически продавая им это здание. И конечно, сделал это не в силу альтруистических побуждений. Он собирался спокойно прикарманить всю сумму. Я специально это уточнил. Компания «Феникс» готова была уплатить за здание больше тридцати миллионов долларов. Из-за таких денег Балакин и решил придумать все эти преступления. Если бы он просто убил директора и заместителя директора, получив право подписи как оставшийся в живых второй заместитель, то все бы его сразу заподозрили. И поэтому он придумал сложный трюк.
Долгоносов, очевидно, узнал о готовящейся сделке. Он поехал в ресторан «Марио» и встретился там с одним из главных акционеров компании «Феникс». Его внешность вспомнил официант, обслуживавший в тот день столик Долгоносова. Оставалось найти этого человека и узнать кое-какие подробности. Это Ян Исаакович Шрейдер, который и подтвердил мне сам факт встречи с Долгоносовым в тот роковой день. Николай Тихонович был в ярости, ведь Балакин за его спиной договаривался о продаже соседнего здания. Вернувшись в институт, он вызвал Балакина и накричал на него. Затем позвал Кошкина и приказал подготовить изменение штатного расписания с приказом о ликвидации должности заместителя директора. Об этом он говорил и с самим Ростомом Нугзаровичем.
Дронго строго оглядел присутствующих и продолжил:
– Балакин понял, что может все потерять. И тогда он решился на крайнюю меру, перейдя свой Рубикон. Он принес в кабинет директора какое-то сильнодействующее лекарство и бросил его в чашку кофе своему начальнику. Ему отчасти повезло, так как Долгоносов, огорченный происходящими событиями, не стал сразу пить кофе, а успел принять нескольких человек, последней из которых была его супруга. Проводив ее до кабины лифта, он вернулся в кабинет и выпил кофе, после чего ему стало плохо и он упал на пол. Обратите внимание, что Балакин очень не хотел, чтобы тело директора подвергали кремации. И просил Далвиду Марковну оставить одежду покойного, чтобы хотя бы так доказать насильственную смерть директора. Ему было важно подтвердить, что директора именно отравили, так как он уже тогда планировал серию своих преступлений. А потом он приехал к несчастному Моркунасу. Тот впустил его в дом, ничего не подозревая. Балакин оглушил его, а затем перетащил на кухню и повесил. При этом нарочно сделал все, чтобы следователь сразу понял об инсценировке самоубийства. Даже убрал стул, на котором должен был стоять самоубийца.
Теперь все задуманное сделано. К этому времени Ростом Нугзарович уже успел лишить его права подписи и снова обсуждал с Кошкиным возможность упразднения штата заместителя директора по хозяйственным вопросам. Теперь остается подождать, когда экспертиза докажет, что Моркунаса действительно убили. Тогда можно подняться в квартиру Окрошидзе и под благовидным предлогом попытаться с ним встретиться. Затем вытолкнуть его из окна, а на столе оставить записку. И все будут считать, что несчастный Ростом Нугзарович и был тем самым страшным убийцей, который избавился сразу от двух соперников. А потом, не выдержав угрызений совести, покончил с собой, оставив записку.
Конечно, все это нарочито грубо. Но главная цель достигнута. Пока в институт будет назначен новый руководитель, пока найдут достойного директора, пройдет время – дни, возможно, недели. За этот период руководителем института с правом подписи будет именно Вилен Захарович. И он спокойно подпишет документ о передаче здания на баланс компании «Феникс», готовый получить свои деньги и даже уволиться после такой масштабной операции. Он понимал, что ни Долгоносов, ни Окрошидзе никогда не подпишут такого договора. Они были настоящими учеными, а он всего лишь завхоз. Вот он и продумал, как быстро и эффективно завладеть деньгами – для этого был нужен ум завхоза, а не ученого. Зато он очень ловко подменил чашки. Ту, в которой был яд, отравивший Долгоносова, он заменил на принесенную другую чистую чашку и разбил. И здесь тоже нужна была сноровка завхоза, а не ученого.
Наступила звенящая тишина. Все смотрели на Балакина. Тот покачал головой, скривил губы.
– Это все глупости. Ваши дикие домыслы.
– А теперь мои доказательства, если моих слов вам недостаточно, – продолжал Дронго. – Камеры, установленные на улице, сфотографировали вашу машину, которую вы припарковали в двух кварталах от дома Ростома Нугзаровича. Именно в тот момент, когда он погиб.
– Возможно, я был у своих знакомых, – резко возразил Балакин, – это еще ничего не доказывает.
– Затем записка, – вспомнил Дронго. – Дело в том, что еще до такой неожиданной смерти Долгоносова его заместитель Окрошидзе был у академика Старжинского, с которым советовался, как ему поступить. И рассказал о письме Долгоносову, которое он написал за два дня до смерти Николая Тихоновича, указав, что больше не может молчать. Очевидно, что записка, которую якобы оставил Ростом Нугзарович, на самом деле – часть письма, написанного действительно рукой Окрошидзе и посвященного махинациям, творящимся в институте. Оно было адресовано Долгоносову, и в нем Окрошидзе брал на себя всю вину за подготовленный с «Фениксом» договор, о котором он не знал. Следующее доказательство – показания Шрейдера, который рассказал Долгоносову о готовящейся сделке во время встречи в «Марио».
– Все эти домыслы не являются доказательствами! – закричал Балакин.
Дронго протянул руку и забрал у Вейдеманиса уже подписанный договор о передаче здания на баланс компании «Феникс».
– Вот договор, – показал Дронго, – его подписал вчера вечером господин Балакин, несмотря на душевную травму, полученную от смерти незабвенного Ростома Нугзаровича. Балакин последовательно убрал директора и заместителя директора, чтобы получить право подписи важных документов. И нарочно убил Моркунаса, чтобы мы никак не связывали эти убийства с подписанными документами. Он все сделал идеально, за исключением того факта, что его машина случайно попала в объективы видеокамеры. Академик Старжинский вспомнил о визите Окрошидзе, и господин Шрейдер любезно предоставил нам договор. Могу вас огорчить, Вилен Захарович, денег вы уже не получите. Теперь вас будут судить за ваши преступления.
– У них нет никаких доказательств, – еще раз тихо произнес покрасневший Балакин.
– Смогут, – сказал Дронго, – любой следователь легко докажет, что именно вы звонили вечером в день убийства повешенному Моркунасу, а потом именно вы со своего телефона и в день убийства звонили Ростому Нугзаровичу. Эти косвенные доказательства тоже лягут в обвинительное заключение. Я согласен, что вы все неплохо придумали, но вы не могли предусмотреть, что в тот день Долгоносов будет обедать со Шрейдером, который вспомнит об их встрече и беседе. И вы не могли предположить, что официант в «Марио» сумеет запомнить и описать собеседника Николая Тихоновича. Вы чудовище, Балакин. Раз перейдя этот кровавый Рубикон, вы уже не могли и не хотели остановиться, ибо выбрали свой жребий. Вы еще и ненавидели Далвиду за то, что она попыталась устроить свое счастье с Долгоносовым. Вам казалось, что только вы можете всех обмануть, провести, запутать. И именно вы должны получить эти тридцать миллионов долларов. Интересно, что Окрошидзе, едва став директором, отнял у вас право подписи финансовых документов. Но после его смерти вы остались единственным руководителем института, и это право автоматически вернулось к вам до назначения нового директора.
