Евгения Горская - Карма несказанных слов
– У Старостиной из планового вчера юбилей был, так она Ирку не позвала, – тараторила Наталья, ловко укладывая образцы. – А до этого они подружками были не разлей вода. Старостина перед начальством всегда только что на цыпочках не ходила.
– Ирка ей не начальство.
– Зато Нонна начальство.
Телефон зазвонил не вовремя, Лена только разместила образец под микроскопом. Ей не хотелось отвлекаться и снимать резиновые перчатки, и она решила не обращать внимания на телефон, но тот все звонил, и перчатки пришлось стянуть.
– Да, теть Лиз, – откликнулась Лена, посмотрев на дисплей, и слегка удивилась – тетка старалась не звонить ей в рабочее время, зная, что она может возиться с образцами и брать трубку ей не всегда удобно.
– Привет, племяшка, – веселым мужским голосом отозвалась трубка, Лена не испугалась, только пожалела, что сняла тесные перчатки из-за какого-то придурка, и в тот же момент она уже знала, что пришла беда. Даже успела удивиться собственному спокойствию.
– Слушай внимательно, – учила трубка, – дуй к станции, сядешь на электричку 13.18 от Москвы. Поторопишься – успеешь. На конечной не выходи, сиди у окна справа в четвертом вагоне. Вагон четвертый – не перепутай. Потолкуем. И никому не звони, я проверю. Все правильно сделаешь – увидишь тетку. Поняла?
– Поняла, – сказала Лена, захлопнула мобильник и спокойно попросила: – Наташ, дай телефон.
До сих пор она всегда звала ее исключительно Натальей Борисовной и на вы.
Сергей не удивился, когда услышал Ленино «Сережа», прозвучавшее с незнакомого номера, и четко и деловито сказал:
– Я через две минуты буду у твоей проходной. Спускайся.
Люся из окна увидела подругу, почти бежавшую куда-то от института, удивилась: ходить быстро Лена не любила – и расстроилась, что та не взяла ее с собой. Люсе было скучно: генерального нет и сегодня не будет, кабинет Нонны Михайловны заперт, и в приемную с самого утра никто не заходил.
Люся прошла к столу, улыбнулась неизвестно чему и опять подошла к окну.
Радоваться было особенно нечему, но она почему-то чувствовала себя счастливой.
Когда-то давно, когда Люся только познакомилась с Леной, она постоянно чувствовала себя счастливой: тогда у нее был Гришка, смешной, заботливый, он приносил с рынка овощи, а на праздники дарил ей цветы. Правда срезанные цветы Люся не любила, но делала вид, что любит. Ставила в вазочку, потом вынимала завядшие стебли, а через несколько дней с облегчением выбрасывала последние засохшие цветочки и убирала вазу в стенку до следующего праздника.
Она давно не жила с родителями, с четвертого курса института снимала квартиру. Они с подругой-сокурсницей, раньше жившей в студенческом общежитии, устроились тогда на работу официантками в ночной клуб и случайно наткнулись на объявление о сдаче квартиры. Сдавали ее недорого, расположена она была исключительно удобно: рядом с институтом и с тем самым клубом, где они подрабатывали по вечерам. Девушки, недолго думая, перевезли туда вещи в тот же день. Хозяин, молодой веселый мужик, давно жил в деревне, занимаясь не то фермерством, не то еще чем-то, сразу предупредил их, чтобы пьяному ему денег они не давали, и отбыл. А у Люси началась самостоятельная жизнь.
Мама из-за решения дочери уйти из дома сначала поплакала, но быстро смирилась – у отца был очередной тяжелый запой, и находиться с ним под одной крышей было невыносимо.
Съемная квартира оказалась крошечной и очень запущенной, но и Люсе, и подруге, уставшей от невозможности уединиться и побыть в тишине, казалась райским уголком. После окончания института подруга уехала в родной город, а Люся стала жить с однокурсником Гришкой, который ходил за ней как приклеенный с первого семестра. Правда Гришка как бы не совсем жил с ней: вещи он держал у матери, новым знакомым всегда давал телефон мамашиной квартиры, выходные проводил на даче, не приглашая туда Люсю, но все-таки это была их общая жизнь.
Приходя с работы, Гришка всегда просил Люсю не занимать телефон – вдруг его матери срочно потребуется поговорить с ним. Люся не понимала, почему здоровая нестарая женщина не может подождать двадцать минут или позвонить на мобильный, но телефон не занимала. Она подавала ему ужин, и они обсуждали, что стоит приготовить завтра, а еще нужно ли купить стиральный порошок или это подождет до выходных. Если порошок, или мыло, или что-то другое требовалось купить срочно, они обсуждали, какой именно порошок или мыло стоит покупать и где именно, чтобы не переплатить. И Люсе приходилось заходить в несколько магазинов, сравнивать цены и звонить Гришке, чтобы он купил то-то и то-то там-то и там-то. Эти обсуждения и сравнение цен надоели Люсе очень быстро и сильно, но когда она попыталась объяснить Гришке, что лучше переплатить, чем тратить время на ерунду, он ее просто не понял. Она чуть не брякнула тогда, что надо не меньше тратить, а больше зарабатывать, но вовремя осеклась: обида вышла бы грандиозная. Гришка кричал бы визгливым голосом – у него голос всегда становился визгливым, когда он кричал: «Значит, я что? Мало зарабатываю?» – как будто сам не знал, что получает мало и не стремится заработать больше. И Люсе пришлось бы утешать его и уговаривать, как маленького.
Ей вообще иногда казалось, что Гришке нравится быть маленьким и слабеньким. Он при малейшем насморке мерил температуру и утверждал, что женщины гораздо выносливее мужчин, они лучше переносят боль и тяготы жизни. А Люся всегда считала, что любой мужчина – это воин и защитник и мерить температуру при насморке – глупо и стыдно. Но все-таки она подавала ему чай с медом и малиновым вареньем. Малиновое варенье хранилось у них именно для таких случаев. Раньше Люся ела любое варенье, когда хотела.
Еще Гришка любил с ней «советоваться». Он рассказывал Люсе, какая у него стерва начальница и какой маразматик научный руководитель – в то время он учился в аспирантуре. Сначала Люся удивлялась и не понимала, что заставляет Гришку терпеть дуру-начальницу и маразматика-руководителя и почему он не найдет другую работу и аспирантуру. Тогда Гришка начинал багроветь и кричать: «Я с тобой просто советуюсь!» И Люся опять не понимала, чем, собственно, его обидела, и принималась оправдываться, а он еще долго на нее дулся.
При этом Гришка был внимательным, встречал ее после работы, если она задерживалась, не давал носить тяжелые сумки, почти не пил, что для Люси, имеющей отца-алкоголика, было очень важно.
Люся долго считала себя счастливой женщиной.
Когда Гришка еще не жил с ней, а только провожал ее после института, ходил с ней на дискотеки и давал списывать курсовые, его мать неожиданно заявилась к Люсиным родителям. Отец тогда в очередной раз бросил пить, работал начальником участка на металлургическом заводе, дома было чисто, уютно, и мама светилась тихой радостью.
Луиза Матвеевна, Гришкина мама, пришла около девяти, с ног до головы оглядела открывшую дверь Люсю и заявила почему-то в сторону:
– Мне надо поговорить с твоими родителями.
– Говорите, – согласился подошедший отец и сделал приглашающий жест. – Прошу.
Люся и родители только что поужинали и собирались пить чай.
Отец пригласил Луизу Матвеевну в комнату, но та прошла на кухню, критически оглядела стоявшую у раковины маму, вздохнула и подняла глаза кверху.
– У наших детей нет и не может быть ничего общего.
– Представьтесь, пожалуйста. – Отец слегка подвинул нежданную гостью, уселся на свое место, а Луизе Матвеевне кивнул на стул рядом.
– Я мама Гриши Остапчука, – все так же стоя в дверях, объявила гостья.
– Пожалуйста, представьтесь, – терпеливо сказал отец. – Я же не могу обращаться к вам: «мама Гриши».
– Нам вообще незачем друг к другу обращаться, – заявила та. – Я хочу, чтобы ваша дочь перестала с ним заигрывать.
– Если хотите продолжать разговор, – спокойно отреагировал отец, – вы сейчас извинитесь перед моей дочерью. Если не хотите – дверь вы видели.
Гостья молчала, и отец крикнул маячившей в коридоре дочери:
– Люсенок, запри за дамочкой.
«Дамочка» уходить не торопилась, видимо, еще не все сказала, и когда отец начал подниматься со стула, процедила, как будто ей было больно говорить:
– Извините, – и уже по-другому, уверенно, добавила: – У наших детей нет ничего общего. У этой юношеской привязанности не может быть будущего. Вы меня понимаете?
– Нет, – заявил отец, – не понимаю. Вам не нравится, что ваш сын провожает Люсю домой? Так скажите ему, чтоб не провожал. Ему скажите, а не мне и не моей дочери. Всего доброго.
Отец поднялся и аккуратно, за локоток, вывел «дамочку» из квартиры.
Люся думала, что Гришка после этого ее бросит, но он не бросил. И она его за это уважала.
