Данил Корецкий - Найти шпиона
Хорь не повернул обратно, но зашел в «Козерог» через кухню. И правильно сделал. Матвей Хабибулович подвел его к окошку раздаточной и показал на молодого человека с мясистой мордой и фигурой качка, одетого, словно понарошку, в мятые пыльные джинсы и стоптанные туфли. Молодой человек тянул за стойкой пиво и лениво поглядывал по сторонам.
– Вон тот спрашивал о Лешем, – сказал Хабибулович. – Второй день приходит. Что-то он мне не нравится…
Хорю он тоже не понравился. Он представил себе, как этот мясистый наматывает на кулак Риткины волосы и бьет ее лицом о дверной косяк. Что ж, такой – сможет… Но, по крайней мере, раз эти уроды ищут Лешего, значит, Леший, возможно, все еще жив.
Где его, живого, искать, Хорь теперь хорошо знал. Он одолжил у Вано «залазную» одежду, сапоги, пятнадцать метров шнура, фляжку с «диггерской микстурой» – коньяком и за три дня прошел все мало-мальски пригодные для жилья бомбари, подвалы и тепляки, где Леший мог найти пристанище. Вот же болван, думал Хорь, вот кремлевский мечтатель, горлум, подземный король, морлок, мать его так… все страдал, что приходится вылезать из своего вонючего мрака на свет, страдал – и вот, получай! Кто это сказал: чтобы поставить человека на место, Бог иногда выполняет его заветные желания? Хорошо сказано. Сиди теперь, Леший, сиди в любимой канализации по колено в любимом говне, сиди без питья и жратвы, без пива и свежих батареек, без баб и верных друзей, сиди, наслаждайся. Мир у твоих ног, можешь засунуть его в жопу!
Но все, чем увенчались трехдневные поиски, были только растерзанный рюкзак Лешего, обнаруженный в безымянной говнотечке, куда его могло принести хоть с Красной Пресни, хоть с Измайлово, – да еще пара хмырей с китайскими коногонами, явно не местные, с которыми Хмырь разминулся только благодаря счастливой случайности. Завидев впереди свет, он трижды щелкнул камнем по бетонной стене – так диггеры определяют своих, чтобы не нарваться на людей в погонах и прочих монтеров[16]. Ну а эти отреагировали именно так, как реагируют представители вышеназванных категорий обитателей подземного мира: замерли, перешептались, а потом ломанулись навстречу. Ответного пароля, естественно, не дали.
Хорь выполнил стандартный отход: до первой развилки – влево, до первой развилки – вправо, и так далее. Ушел. Одного он видел мельком, схоронившись за трубами коллектора под потолком. «Химка» необычная на нем, с черно-оранжевыми разводами, камуфляжного типа, вот только где прятаться в таком камуфляже, с каким ландшафтом сливаться – совершенно непонятно… На Альфа Центавра разве что, на Тау Кита какой-нибудь. И рация – он по ней переговаривался втихую, словно жевал что-то. Ну да, а фонари почему-то – китайские…
На самом деле фонари были отечественными, советскими, только выпущенные ограниченной серией для экипировки специального отделения 10-го отдела КГБ СССР, имевшего условное наименование «Туннель». Люди, которые ими пользовались, делали это по привычке, так же как по привычке покупали и носили высокие армейские ботинки, подобные тем, которые когда-то получали по вещевой карточке. Хотя подразделение «Туннель» было упразднено в годы разрушительных реформаций силовых структур, эти люди продолжали торить подземные тропы, только делали это уже не по служебной необходимости, а ради своих личных интересов. Они переродились и теперь жили не по законам, приказам и инструкциям, а по «правилам» и «понятиям», называли друг друга не по званиям, фамилиям и именам, а по кличкам. Двое встреченных Хорем откликались на «погремухи» Самокат и Ломоть. Они имели уникальную подземно-боевую подготовку и были вооружены, хотя оружие им уже давно не полагалось. Но под землей нет ни милиции, ни контрразведки, ни военной прокуратуры, так что бояться им было некого. Наоборот, это их следовало бояться, и вовремя сориентировавшийся Хорь, скорей всего, спас себе жизнь.
После этой встречи Хорь вспомнил о последней замуровке, где, судя по рассказу Лешего, им было строго заказано появляться. Испытывать судьбу Хорь не любил, но первокурсницам нужны свежие басни, желательно с трупами – ха, ха! – к тому же хмыри двинулись на юг, а посему он должен двигаться в противоположную сторону. А замуровка как раз на юге.
Там все оставалось в прежнем дефлорированном виде, новую кладку положить не успели, только рядом с дырой в стене валялись оставленные монтерами красно-белые «заградиловки», разбитые кем-то в дрова, и на потолке рядом с Хоревой жвачкой и «елочкой» Лешего появился зачеркнутый квадрат, которым обозначалась компания придурков с Бауманки, повернутых на оружейных складах.
Хорь понимал, что для укрытия это место не годится – слишком оживленный маршрут, да и любая дырка в стене привлекает зевак не меньше, чем плакат с надписью «Пиастры». Соседство с трупом тоже не добавляет этому месту привлекательности. Но в практичном уме Хоря выстроилась простая схема: раз бандюки не хотят никого сюда пускать, значит, здесь что-то есть, – а раз что-то есть, то Леший за полторы недели должен был сунуться сюда и проверить. А если Леший сунулся, он мог что-то оставить после себя. По крайней мере, свой труп.
Трупов не было. Ни Лешего, ни бомжа. Остался только смрад, который не выветрится, похоже, до следующего тысячелетия. Но труп едва не появился, когда Хорь приблизился к двери подвала, той самой филенчатой двери, за которой находился осыпавшийся ледник.
Дверь была прикрыта на восемь десятых, а Хорю, в котором парадоксальным образом сочетались легкомысленное отношение к личной гигиене и низкий порог рвотного рефлекса, – ему как-то не улыбалось касаться этой двери рукой. Стоя сбоку, он поддел ее носком сапога и толкнул от себя. Тут же раздался грохот, который сперва врезал по барабанным перепонкам, словно огромной мухобойкой, а потом забил уши Хоря звенящим стеклом тишины. В двери образовалась рваная дыра, куда легко прошла бы голова Риткиной мамаши вместе с ее праздничной прической «вавилонская башня».
В полной тишине Хорь смотрел на эту дыру, расположенную на уровне живота, – нет, не только живота, а весьма обширной области, в которую среди прочего входил и живот, – смотрел, словно на самого себя, разорванного пополам, забрызганного кровью и содержимым собственных кишок, подыхающего в страшных мучениях… и, медленно переведя взгляд вдоль воображаемой линии, увидел коротко обрезанный ствол охотничьей двустволки-самострела, выглядывающий из-под кучи мусора.
Потом тишина исчезла, ее место заняли звуки, доносящиеся, как ему показалось, со стороны главного тоннеля. Звуки человеческой речи. И это было хуже всего. Хорь не то что испугался – Хорь перессал так, что упал на брюхо, как подкошенный, и, не помня себя, помчался мелким тараканьим бегом… хрен знает куда. Просто помчался.
Он не был героем, как Леший, не был хладнокровным самоубийцей, как Леший, он не был склизким горлумом, как Леший, и другом он был не таким преданным, как Леший, он любил жизнь и красивых баб с тугими задницами, любил хорошую выпивку под жирного гуся с яблоками, он был обычный человек, он был – Хорь, он хотел встретить смерть в последней четверти двадцать первого века под теплым одеялом, и желательно, во сне. Он проклял себя, спустившегося в этот подвал по каким-то туманным и романтическим причинам, он проклял Лешего, заразившего его этой туманностью, романтизмом и этой беспричинностью. Если бы его сей момент поставили перед выбором: жизнь друга или твоя собственная жизнь, Хорь не думал бы и секунды, потому что знал единственно правильный ответ. Но в сложившейся ситуации не звучало никакого вопроса. И четкого ответа тоже не было.
Он обнаружил себя на краю ямы, образовавшейся на месте ледника. Его руки уже не дрожали. Он действовал, как автомат. Как биологический механизм, борющийся за выживание. Он в два удара вогнал между плитами пола скальный крюк, закрепил шнур скользящей петлей и спустился вниз. Встав на твердую поверхность, не давая себе времени задуматься над последствиями и развесить сопли, он дернул конец. Петля наверху развязалась, шнур упал к его ногам. Всем спасибо, все свободны.
* * *Дверь в вентиляторную была заперта и выглядела такой же неприступной, как и в прошлый раз. Возможно, снова завалили снаружи или просто повесили замок. Но пока оставались другие варианты, Хорю не было резона ломиться туда. Оставалось только развернуться на триста шестьдесят градусов, проделать обратный путь по «коридору с лампочками» (лампочки, кстати, уже не горели), миновать пролом в стене, через который он вошел сюда, и топать по коридору дальше. Во время прогулки с Лешим в эту часть они не заглядывали.
Изоляция на кабелях, висящих вдоль стены, была покрыта сетью сухих трещин, в нескольких местах кабеля были просто перепилены. Метрах в тридцати от пролома Хорь обнаружил дверной проем, за которым открылось какое-то помещение вроде предбанника. Слева на стене висел настенный телефонный аппарат, почти такой же, как у Лешего дома, – огромный, черный, похожий на правительственный «ЗиС», с пожелтевшим от долгого времени пользования и грязных пальцев кольцом под номерным диском. И номера набиты каким-то непривычным старомодным шрифтом, с утолщениями и засечками. Телефонный провод был обрезан. Внизу, под аппаратом, стоял, накренясь, колченогий стул.
