Таинственная четверка - Татьяна Викторовна Полякова
– О трупе она вам рассказала? – спросила я.
– Конечно. Прибежала сама не своя. Я просила ее соблюдать осторожность, чтобы соседи мужу не донесли, что видели мою подружку здесь… обычно она пользуется боковой калиткой, я оставляю ее открытой… Сегодня она даже не позвонила.
– Что ей понадобилось в доме? – нахмурился Вадим.
– Это все из-за вас, – вздохнула Нина Михайловна. – Вы ее напугали. Она сказала, ей надо искать другое место, где можно пожить некоторое время.
– И намеревалась поселиться там?
– Ну да. Дом в стороне, заколоченный. Если пользоваться задней дверью, вряд ли кто обратит внимание. Она привыкла обходиться без света и вообще… довольствоваться малым…
– Но там ее ждал сюрприз.
– Вот именно. Мне с трудом удалось ее успокоить.
– Где она сейчас?
– Ушла. Муж может вернуться с минуты на минуту.
Очевидное вранье, жаль, не понять, к чему относится: к подруге, которая, возможно, до сих пор находится в ее доме, или к скорому возвращению мужа. А может, было еще что-то?
– У нее есть догадки, чей труп в доме? – на всякий случай спросила я.
– Ну какие догадки? Да Вера в ужасном состоянии. Вся на нервах. А тут еще этот труп.
– Вера – имя вашей подруги?
– Да. Только не заставляйте называть ее фамилию. Я поклялась молчать. И все вам разболтала. Чувствую себя предательницей. Я не знаю, что делать, как ей помочь. У меня свое горе… надеюсь, она все-таки вернется в город, устроится на работу, начнет новую жизнь… или уедет. Я бы хотела, чтобы она уехала. Так говорить, наверное, ужасно, но все это меня вконец вымотало. У меня нет своих денег, если бы были, я бы ей, конечно, помогла.
– Ваша подруга бродит по окрестностям, возбуждая фантазии случайных встречных. Вы ведь слышали о женщине в белом?
– Что за чушь?
– Это женщина, которую дети видели возле реки.
– Вы хотите сказать, они видели Веру? О господи, мне это и в голову не приходило. Она, бывает, бродит по вечерам… ей просто страшно оставаться одной… Видели возле реки?
Тут она испуганно замерла и с полминуты смотрела прямо перед собой. Ее мучила некая мысль, но высказать ее она не пожелала.
– Она была возле реки в тот день, когда погибла ваша дочь, – заговорил Вадим. – И ничего не рассказала об этом?
– Вера? Нет. У нее с головой не все ладно. Она не всегда помнит, где была и что делала. Извините, сейчас муж вернется, не хочу, чтоб он вас застал. Опять придется что-то объяснять. Господи, как я устала…
– А где ваша младшая дочь?
– У свекрови. Та летом живет в Болгарии. Мы Дашеньке еще ничего не сказали о нашем горе. Бедная моя девочка…
Она вновь заплакала, а я решила задать еще вопрос:
– Вы хорошо знакомы с местным священником?
– С отцом Владимиром? Конечно. Если б не его поддержка… не знаю, как бы я смогла пережить гибель Ирочки…
– Мы видели, он заходил к вам позавчера. Вам не показалось, что он чем-то расстроен?
– Нет. Просто пришел справиться, как мои дела. О себе вообще ничего не говорил. И выглядел как обычно.
Тут она поднялась и сказала нервно:
– Ради бога, уходите.
Взгляд ее был прикован к дороге, должно быть, мужа ждала с минуты на минуту. Мы простились и вышли через боковую калитку.
– Что скажешь? – спросил Вадим.
– Она дважды по-настоящему испугалась, – ответила я. – Первый раз, когда мы сказали про женщину в белом, точнее, когда я упомянула, что та была возле реки в день гибели Иры. И второй, как ни странно, когда речь зашла о священнике.
– Чего ж странного, батюшка рванул сюда со всех ног. Так спешил утешить? Темнят чего-то православные. Ну а касаемо подруги… вдруг наша Вера видела то, что видеть ей не полагалось?
– Будь у Нины Михайловны какие-то подозрения, скрывать их от полиции она бы не стала. Ведь речь идет о ее дочери. Черт… забыла спросить: не заметила ли она в то утро синяки на руках девочки?
– Джокер уже справился на сей счет. Следователю она заявила: никаких синяков не видела, в то утро дочь надела блузку с длинными рукавами.
Я кивнула и пробормотала с досадой:
– А если то, что видела Вера, имеет отношение не к гибели девочки, а к чему-то другому?
Вадим хмыкнул и развел руками:
– К чему, например?
– Не знаю, – честно ответила я.
Мы вышли на площадь, количество взволнованных граждан, снующих от магазина к магазину, лишь увеличилось. Ранее такого оживления наблюдать не приходилось. Тут мы обратили внимание на растрепанную бабу со свежим синяком под глазом. Она стояла посреди площади, обращаясь к прохожим с гневной речью:
– Покайтесь, пока не поздно! Истинно говорю: гореть вам всем в геенне огненной!
– Уймись ты, дура! – рявкнул проходивший мимо мужик. – С утра гляделки бесстыжие залила…
– Михалыч, – обрадовалась она. – Ты б дал мне взаймы двадцать рублей. Ведь всего двадцать рублей и нужно. Будь человеком…
Он досадливо махнул рукой и пошел дальше, а баба продолжила обличения, без особого, впрочем, толка. На нее подчеркнуто не обращали внимания.
– Надо полагать, это та самая Раиса, на которой батюшка погорел, – смеясь заметил Вадим. – Стой здесь.
Он направился в ближайший магазин, где разжился бутылкой водки. Пакет держал под мышкой, кивнул мне и пошел в направлении обладательницы фингала.
К тому времени она, малость притомясь, устроилась на скамье возле магазина «Снежана» и горестно вздыхала, поглядывая на прохожих. Подойдя к ней почти вплотную, Вадим спросил:
– Что там с геенной огненной? Остро интересуюсь.
– А ты кто? – заволновалась тетка; несмотря на плачевный вид, чувствовалось, что она гораздо моложе, чем может показаться, и называть
