Их было девять… - Настасья Викторовна Лис
– Миша, что теперь будет? Что ребята скажут? Как же Лена? – плакала Оля, боясь выпустить меня из своих рук, словно я окажусь миражом.
– Всё будет хорошо. Мы вместе, – значит, всё будет хорошо, – шептал я и ощущал, что начинаю любить Олю еще сильнее. Она улыбнулась и провела рукой по моим мокрым волосам. Моё безграничное счастье омрачала только мысль о том, что разговор, трудный и неприятный, всё-таки предстоит с Леной. Сейчас, именно сейчас. Простояв, крепко прижавшись друг к другу, еще несколько минут, мы стали ощущать, как тепло под куртками заканчивается, и внутрь пробирается влажный холод. Надо было идти. Я снова взял Олю за руку, теперь уже совсем уверенно и крепко, нежели раньше. В дом мы зашли вместе, но разговаривать с Леной я решил один. В кухне по-прежнему сидела «троица». Ребята снова достали карты и принялись играть. Только наше появление несколько отвлекло их от любимого занятия. Олег внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Олю и улыбнулся краем губ. Лены здесь не оказалось. Значит, она была в комнате. Я решился поговорить с ней прямо сейчас. Я тихонько распахнул дверь, пропуская в комнату клубок надоедливого света. Потом медленно подошёл к кровати, где, закутавшись в одеяло, лежала Ленка.
– Лен…, прости, я знаю, что виноват перед тобой, – начал я, сам смутно понимая, что необходимо говорить, и какой может оказаться реакция преданной девушки.
– Уйди, – сухо, почти проскрипев, ответила Ленка.
– Лен, давай поговорим? Это необходимо. Я знаю, что сделал тебе больно, что предал. Но я держался. Я долго боролся со своими чувствами и пытался полюбить тебя. Наверное, зря и нужно было сразу обо всём рассказать. Прости. Я не хотел расстраивать тебя, пока ты больна. Не по-человечески это, – продолжал говорить я в пустоту, не видя Ленкиного лица, спрятанного под одеялом, и слыша только ее тихое прерывистое дыхание. – Почему ты не рассказал мне тогда, когда я спрашивала тебя о симпатии к ней, о том, что вы шептались ночью? – спросила Ленка, и я сразу даже не нашёлся, что ответить. – Лен, не знаю. Прости. Думал, что у нас с тобой всё получится, не хотел расстраивать тебя и обижать. Мне самому тяжело от того, что всё так сложилось, – винился я и чувствовал себя раздавленным муравьём, которого вот-вот покинут последние силы. – Ладно, иди. Дай мне побыть одной. Иди, – то ли попросила, то ли приказала Ленка. Я повиновался и готов был исполнить, кажется, любой ее каприз. Я снова вышел на кухню, где меня встретила побледневшая от переживаний Оля.
– Ну, что? – коротко спросила она. – Плачет?
– Нет. Мы спокойно поговорили обо всём. Я объяснил ей ситуацию, и, мне кажется, она поняла. Я боялся, что ее реакция будет более сильной, – ответил я и снова выдохнул, отпуская с этим выдохом накопившийся за несколько длинных дней груз. Оля тоже, кажется, немного расслабилась и даже предложила мне, наконец, поесть. А я уже и забыл о том, что голод мучил меня еще с самого обеда. Мы поели остывший плов, так как разогревать его не было уже ни сил, ни желания. Оля заботливо налила мне горячего чаю, и я принялся пить его, стараясь отогнать от себя мрачные мысли. Но перед глазами всё время стояла Ленка, с осунувшимся и побледневшим от болезни лицом. – «Только бы она поскорее поняла меня и приняла эту ситуацию», – подумал я и ощутил, как на меня накатывает дремота. Мне хотелось побыть с Олей подольше, словно впереди у нас совсем короткий промежуток времени, но усталость брала своё. Утром нужно было рано вставать и снова отправляться либо на поиски ребят, либо на стройку, если туда доставят необходимые материалы. Попрощавшись с Олей и нежно поцеловав ее в щёчку, я отправился спать. Еще долго ворочался, пытаясь уснуть. В полудрёме мне всё приходили разные образы: то Ленки, то Игоря, то Лёни. Я отмахивался от них и старался убежать. Проснулся под утро и заметил, что подушка моя валяется в ногах, одеяло, как и простынь, собрана подо мной в комок.
26. 06. 1972 г.
Сегодня снова еле проснулся, – накопившаяся за последние дни усталость, видимо, дала о себе знать. Голова раскалывалась, горло побаливало, и оставалось только надеяться на чудо, чтобы не разболеться. Так как валяться сейчас в кровати времени у меня совсем не было, – я нужен был Оле, я нужен был на стройке и планировал продолжить заниматься поиском Лёни и Игоря. Умывшись, я вновь мысленно прокрутил в голове вчерашний вечер, от которого хотелось и улыбаться, и грустить одновременно. Только сейчас я начал понимать, что совершил ошибку, что нужно было рассказать обо всём Лене с самого начала, а не доводить до того момента, когда она привыкнет ко мне еще больше. ейчас я даже боялся попадаться ей на глаза, так как не совсем понимал, как стоит вести себя с ней.
– «Может, просто здороваться? Или, всё-таки, стоит поинтересоваться ее самочувствием?» – всплывали вопросы в моей голове.
«Ладно, буду действовать по ситуации и по ее настроению», – решил я и отправился на поиски Оли. Девушка уже встала, привела себя в полный порядок и что-то готовила на кухне. Сегодня она улыбалась, как в самые первые дни, и мне было приятно осознавать, что в этом отчасти и моя заслуга. Оля встретила меня блеском в глазах и нежной улыбкой, придававшей ее лицу особое обаяние. В эти минуты она казалась мне самой неотразимой, самой красивой и замечательной. Ее длинные ресницы заигрывающе колыхались, то опускаясь, то вновь поднимаясь, словно крылья бархатной бабочки. Я любовался ею, не замечая ничего и никого вокруг. Мне казалось, что само время остановилось, ошалев от ее красоты.
– Миша, ты слышишь меня? – улыбнувшись, спросила Оля, оголив свои белоснежные зубы и поправив слегка сползшую с плеча кофточку.
– Нет, честно, я не слышал, что ты сказала. Я любовался тобой, – искренне признался я, снова вызвав на ее лице улыбку.
– Я спросила, будешь ли ты омлет? – повторила Оля, выливая взбитые яйца с молоком на сковороду. – Если ты мне приготовишь, то буду, – весело ответил я. Олег, Егор и Юра, вставшие, видимо, самыми первыми, уже успели позавтракать бутербродами с рыбной консервой. – Поздравляю, – вдруг сказал мне
