Умолкнувший оратор - Рекс Тодхантер Стаут
– Я бы не прочь вздремнуть, – заявил Дж. Дж. Спиро, и его голос стал решающим.
Однако, когда мы упаковали шарф в коробку, словно музейный экспонат, что, впрочем, теперь так и было, а затем собрали бумаги и различные предметы, часы показывали уже пять утра. И только тогда все наконец ушли.
Дом снова был наш. Вулф направился к лифту. Мне еще нужно было обойти дом, чтобы удостовериться, что ничего не пропало, а государственные служащие не устроились на ночлег под предметами меблировки.
– Какие-нибудь указания на утро, сэр? – спросил я Вулфа.
– Да! – рявкнул он. – Оставить меня в покое!
Глава 24
Начиная с этой ночи мне стало казаться, что меня отстранили от расследования. Позже, правда, выяснилось, что это не совсем так, однако кое-какие основания для сомнений у меня были.
Что обычно говорит мне Вулф, а что не говорит, насколько я могу судить, зависит не от обстоятельств дела, а скорее от того, что он собирается съесть во время ближайшего приема пищи, какая на мне рубашка с галстуком, хорошо ли начищены мои туфли и так далее. Вулф не любит фиолетовый цвет. В свое время Лили Роуэн подарила мне дюжину рубашек из магазина мужской одежды «Sulka», с полосками различных цветов и оттенков. Случилось так, что в тот день, когда мы принялись за дело Честертона-Беста, парня, ограбившего собственный дом и выстрелившего в живот приехавшему на уик-энд гостю, я надел фиолетовую рубашку. Увидев рубашку, Вулф перестал со мной разговаривать. Из чувства противоречия я всю неделю носил эту рубашку, а потому не знал, что происходит и кто есть кто, пока Вулф не сменил гнев на милость, да и то основные детали я узнал из газет, а также от Доры Честертон, с которой я завел знакомство. Дора была вроде… Но нет, подробности я сохраню для своей автобиографии.
На самом деле ощущение, будто меня отодвинули, возникло не на пустом месте. Во вторник утром Вулф завтракал в свое обычное время. Я пришел к этому выводу, исходя из того, что Фриц в восемь утра поднялся с нагруженным подносом, а без десяти девять отнес пустой поднос вниз. На подносе лежала записка, предписывающая мне сообщить Солу Пензеру и Биллу Гору, когда они позвонят, явиться в одиннадцать часов, а также пригласить на встречу Дела Бэскома, главу сыскного агентства. И когда Вулф спустился из оранжереи, эти трое уже ждали его в кабинете, меня же отправили на крышу помогать Теодору проводить перекрестное опыление. А перед ланчем Вулф заявил, что письма от Бэскома я должен передавать ему, не вскрывая.
– Ха! – воскликнул я. – Отчеты? Крупная операция?
– Да, – поморщился Вулф. – Уже задействованы двадцать человек. Может, хоть один из них оправдает потраченные деньги.
В результате еще пятьсот баксов в день как корова языком слизала. При таких темпах аванса от НАП явно надолго не хватит.
– Может, мне перебраться в отель? – спросил я. – Чтобы ненароком не услышать что-либо не предназначенное для моих ушей.
Вулф не удосужился ответить. Он старается по возможности не нервничать перед едой.
Конечно, меня нельзя было полностью вывести из игры, несмотря на причуды Вулфа. Во-первых, я находился в числе действующих лиц, а потому мог потребоваться. Знакомые репортеры, и особенно Лон Коэн из «Газетт», считали, что я должен был сообщить им, кого конкретно арестуют, когда и где. Во вторник днем инспектор Кремер решил, что ему нужно со мной поработать, и пригласил меня на Двадцатую улицу. Он и трое других трудились в качестве обслуги. Кремера мучили логические выкладки. Итак: НАП была клиентом Вулфа. Таким образом, если я и увидел кого-то из представителей НАП, околачивающегося без дела в опасной близости от пальто Кейтса, которое висело в прихожей, то сообщил бы об этом Вулфу, и никому другому. Ну это ладно. Звучит неплохо. Но затем Кремер пришел к заключению, что двухчасовой допрос, бесконечные возвраты, перепрыгивание с вопроса на вопрос, нападения из засады помогут ему и его команде выжать из меня информацию, что было просто смешно. А если учесть, что из меня просто-напросто нечего было выжимать, это становилось уже нелепым. Но так или иначе, они очень старались.
Оказалось, что Вулф тоже решил, будто я еще могу на что-то сгодиться. В шесть вечера он появился в кабинете, позвонил, чтобы ему принесли пива, посидел молча минут пятнадцать и вдруг изрек:
– Арчи!
Его обращение застало меня как раз в тот момент, когда я раскрыл рот, собираясь зевнуть.
– А-а-а, – протянул я.
– Ты уже довольно долго работаешь у меня, – хмурясь, заявил Вулф.
– Ага. Ну и как мы это оформим? Мне подать заявление об уходе? Или вы меня уволите? Или разойдемся по обоюдному согласию?
– Я изучил тебя, вероятно, значительно лучше, чем ты думаешь, – пропуская мои слова мимо ушей, продолжил Вулф. – И знаю все твои таланты и возможности. Ты наделен острой наблюдательностью, отнюдь не дурак, не трус, тебя невозможно склонить к измене, поскольку ты слишком высокого мнения о себе.
– Это хорошо. Вы должны прибавить мне жалованье. Цены на все растут и…
– Ты и столуешься, и живешь здесь, но по молодости и тщеславию тратишь кучу денег на одежду. – Он погрозил мне пальцем. – Но обо всем этом мы поговорим в следующий раз. А сейчас я хочу сказать другое. Я имею в виду одно из твоих качеств, которого не понимаю, но которое тебе безусловно присуще и благодаря которому некоторые молодые женщины охотно проводят время в твоем обществе.
– Все дело в моем парфюме. От «Брукс бразерс». Называется «Холостяк на вечер»! – Я с подозрением взглянул на Вулфа. – Послушайте, вы явно к чему-то клоните! Может, хватит преамбул? Говорите прямо.
– Прямо так прямо. Скажи, ты сумеешь обработать мисс Бун, и как можно быстрее?
Я ошалело уставился на Вулфа.
– Видите ли, – с упреком произнес я, – я и подумать не мог, что вам в голову могла прийти подобная мысль. Обработать мисс Бун?! Вы это придумали, вы это сами и делайте. Обрабатывайте ее сами.
– Я говорю о необходимости заручиться ее доверием, чтобы облегчить нам дальнейшее расследование, – ледяным тоном произнес Вулф.
– Но это еще хуже! – вскипел я. – Давайте попробуем смягчить формулировки. Вы хотите, чтобы я втерся в доверие к мисс Бун и добился от нее признания, что она отправила на тот свет своего дядюшку и
